По поводу концепции единого учебника истории размышляет Павел Лукин, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Института Российской истории РАН, учитель истории Классической гимназии при Греко-латинском кабинете Ю. А. Шичалина.
Многие убеждены, что история — идеологический предмет. Я не люблю сразу всё с порога отметать, с чем-то спорить или что то, наоборот, прокламировать. В каком-то смысле история действительно идеологический предмет. В том смысле, что история использовалась и используется в идеологических целях. Вопрос, нужна ли такая история и, если нужна, то кому? Я думаю, что самостоятельно думающему человеку, а именно и только такой человек может что-то понять в истории, — не нужна.
Конечно, традиция использовать историю как некую идеологическую дубину весьма давняя, и не только в нашей стране. Я не случайно делаю акцент на слове «предмет». Дело в том, что история как предмет — одно, а история как наука — нечто иное. В ней идеологии места нет. Вот сейчас составлялся «Историко-культурный стандарт», и наш институт принимал в этом активное участие, обсуждался вопрос, надо ли говорить, что было ордынское иго или монголо-татарское иго. Некоторые наши татарские коллеги были против, потому что это, по их мнению, ведет к расколу между народами.
В настоящей истории, научной, такого вопроса нет. Неважно, назовем мы это игом или как-то иначе, но было монголо-татарское завоевание, владычество над русскими землями. Здесь и спорить не о чем. Вопрос, как это излагать в учебниках. Я считаю, что излагать надо так, как было, то есть говорить правду. Но при этом дети должны понимать, и в первую очередь учителя должны им объяснять те принципы историзма, в частности: одно дело — хан Батый, и совсем другое — твой сосед Равиль, одно дело Иван Грозный, который захватил Казань и устроил там резню, и другое — Ваня Петров, который учится с тобой в казанской школе. Объяснять, что есть только личная ответственность, а принцип коллективной ответственности ведет к преступлениям, к античеловеческим акциям. Это и есть исторический принцип.
Если говорить о стандарте образования, то он уже есть. Не может учитель рассказывать в школе всё, что ему захочется. Например, не рассказать об Александре Македонском, а рассказать о своем дедушке Коле, который много хорошего сделал, и которого все уважали. Есть Федеральный государственный общеобразовательный стандарт — ФГОС (кажется, так он называется). Поэтому в составлении нового образовательного стандарта нет ничего плохого, это дело совершенно естественное. Наш институт занимался составлением стандарта, меня включили в рабочую группу во многом потому, что я работаю в школе. Вместе с моим старшим коллегой я писал раздел о Древней Руси, так как профессионально ей занимаюсь. Другие сотрудники писали про другие периоды. Больше всего вопросов было, конечно, по советскому времени.
По-моему, кое-что (особенно в разделе по первой половине XX в.) можно было сформулировать по-другому, но в целом получился нормальный стандарт, причём точно лучше, чем тот, что сейчас. Но второй вопрос — о едином учебнике. В стандарте просто перечислено, какие процессы, явления, события, факты, даты должны знать дети. На основании такого стандарта можно написать один учебник, а можно сто. В каждом будет говориться об Александре Невском, Дмитрии Донском, войне 1812 года, Великой Отечественной войне, в которой победил Советский Союз, и т. д.
Постановка вопроса, что должен быть один-единственный учебник, абсурдна, поскольку одного учебника быть не может в принципе. Уже для каждого класса должен быть свой учебник. Кроме того, есть разные уровни обучения, очевидно, что в специализированных гуманитарных классах должен быть другой учебник. То есть даже с технической точки зрения вопрос поставлен неправильно.
И в принципе я считаю, что должна быть определенная конкуренция. Миллиона учебников не надо, должно быть некое ограниченное количество, но не один-единственный. И все они должны быть основаны на стандарте. Таково моё личное мнение.
В разработанном стандарте сейчас нет каких-либо идеологизированных трактовок. Хотя когда мы с коллегой писали свою часть — до начала XVI века, — были курьезы. Я пишу: «Новгородская республика». В каких-то инстанциях стандарт обсуждают, и нам возвращают переработанный вариант, в котором уже написано: «Новгородская боярская республика». Я стираю слово «боярская», потом опять мне на переработку присылают вариант с боярской республикой.
Так всегда писали в советских учебниках, люди привыкли. В этой «боярской республике» уже заложено определенное к ней отношение: бояре — знать, подразумевается, видимо, что «плохие», и республика, значит, тоже «плохая». Но это абсурд, потому что она никогда так не называлась. Всё равно, что написать «Французская капиталистическая республика» или «Афинский рабовладельческий полис». Совершенно ненужная вещь, бессмысленная.
Поскольку я интересуюсь судьбой проекта, из интернета узнал, что зачем-то устроили обсуждение с ветеранами. Как сказал в одном из интервью глава рабочей группы, директор Института всеобщей истории Александр Оганович Чубарьян, ветераны возмутились, когда прочитали про Октябрьский переворот, и теперь это в стандарте называется «Великая русская революция». Я уважаю академика Чубарьяна, и ветеранам мы все обязаны, но всё это неправильно. Неправильно, что ветераны обсуждают проект исторического образования. Какие бы они ни были замечательные, в исторической науке они дилетанты.
Типично советское явление — нечто вроде партхозактива, или совещания, на котором Жданов учил музыке Шостаковича. Посмешище! Никто же не спрашивает ветеранов, как делать операции на сердце. Все понимают, что этим занимаются профессионалы. Ни ветераны, ни герои труда, ни космонавты не должны обсуждать на официальном уровне вещи, в которых они не разбираются профессионально. В данном же случае мы видим явное непонимание или рецидив советских подходов.
Дело в том, что в самой формулировке «Октябрьский переворот» нет никакой отрицательной оценки. Сам Ленин называл Октябрьскую революцию переворотом. Дети, конечно, должны понимать, что за переворотом действительно последовала социальная революция, как бы кто к ней ни относился. Общественный строй в результате этого переворота полностью изменился, но сам захват власти большевиками 25 октября 1917 года представлял собой именно политический переворот. Это было не стихийное восстание, как в феврале, а результат заговора, вооруженный переворот, за которым последовали глобальные изменения всего социального строя.
Но уважаемым ветеранам и, видимо, власти — я не знаю точно, кто с ними согласился, велел исправить — этого, когда они учились, естественно, не объясняли. Вот чего я больше всего боюсь. Не стандарта и даже не единого учебника — мне говорили, что в некоторых странах учатся по единому учебнику, и если он хороший, это лучше, чем много плохих. Не в этом суть, а в том, что из-за нашего общего невежества и склонности власти и многих других, кто участвует в этом процессе, идеологизировать историю, в учебники могут проникнуть всякие непрофессиональные и ангажированные вещи. Это принципиальная опасность.
Подготовил Леонид Виноградов
