Печать дара Духа Святаго

Исследуйте Писания, ибо вы думаете чрез них

иметь жизнь вечную; а они свидетельствуют о Мне.

(Ин 5:39)

В чине таинства Крещения священник после изведения крещаемого из воды читает молитву и просит Бога, Который благоволил водою и Духом заново родить просвещённого, простив ему все грехи, даровать ему печать дара Святаго Духа. “И по молитве помазует крестившегося святым миром творя креста образ”. Сначала на челе (на лбу), потом на других частях тела, при этом говоря “Печать дара Духа Святаго. Аминь”¹. Церковь осмысляет печать (гр. sfrag…j, лат. signaturа) как собственный знак Бога (Святого Духа).

Рассмотрим, какие основания для такого осмысления есть в Священном Писании.

Печать как личная подпись

В Апокалипсисе тайновидец повествует: И видел я <…> Ангела, восходящего от востока солнца и имеющего печать Бога живаго (œconta sfrag‹da Qeoà zîntoj, лат. habentem signum Dei vivi) (Откр 7:2), и далее возглас четырём Ангелам повелевает не делать вреда ни земле, ни морю, ни деревьям до тех пор, пока не будут положены печати на челах рабов Бога нашего (Откр 7:3). Здесь печать (sfrag…j), — знак собственности, принадлежности Богу; в латинском signaturа имеет ещё и оттенок личной подписи. Она ставится на праведниках, которые пришли от великой скорби и убелили одежды свои Кровию Агнца (Откр 7:14). Эта “печать Бога живого” узнаваема ангелами и изображается определённым знаком. Его собственным знаком. Но каким?

Как изображается печать

В книге пророка Иезекииля читаем: И сказал <…> Господь: пройди посреди города, посреди Иерусалима, и на челах людей скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершающихся среди него, сделай знак (Иез 9:4). Какой знак в Септуагинте не прочитывается (kaˆ dÕj tÕ sme‹on ™pˆ t¦ mštwpa tîn ¢ndrîn), как, собственно, и в Пешитто rošmā и в русской Библии, между тем в Вульгате и еврейском тексте обозначено et signa thau super frontes virorum gementium, wehitiwita taw ‘al-miṣiḥot ha’anašim ‘и [начер­тай] “тав” на лбах мужей…’. Это заметил ещё Блаженный Иероним, занимаясь переводом Библии с еврейской редакции, в связи с чем и писал в своих ком­ментариях на книгу пророка Иезекииля (Иез 9:4): “Вместо знака, как перевели Семьдесят толковников, Акила и Симмах, Феодотион здесь поставил само еврейское слово thau, служащее у евреев последнею из двадцати двух букв”². Здесь имеется в виду taw “тав”, последняя буква еврейского алфавита. Этот вопрос мало изучен, но в контексте Ветхого Завета тав обозначает личную подпись, которой скрепляют документ. Это ясно видно из книги Иова (Иов 31:35), где в еврейской Библии сказано hen-tawi, ‘вот мой тав’ — то есть ‘вот моя подпись’, что в Вульгате переведено как desiderium meum, в Иерусалимской Библии как ‘я сказал моё последнее слово’, а в Пешитто ‘пусть напишет в книге’ [nekhtov be-sefrā]. Арабский перевод как вариант, сделанный с масоретского текста в Х веке иудаистским философом из Египта Саадией бен Иосифом Гаоном (892–942), перекликается с еврейским: ‘вот это моя печать (подпись)’ [hoowaaza ymdaa i] (хувàза éмдà-й), в данном контексте в значении ‘я подписываюсь под всем сказаным’. Другой фразеологизм на арабском — [hâzâ huwa tawqî’î] (хаза хуа тауки-и) ‘вот моя подпись (согласие)’ конструктивно образуется от названия арабского аналога еврейской тав, от буквы — “Ṭā” и её производной — “Tā”. Таким образом, “печать, знак или подпись” Бога, ставящаяся на чело праведников, изображается в виде последней буквы еврейского алфавита “тав”.

Что обозначает печать (тав)

Тайновидец зрит 144 тысячи человек, у которых имя Отца Его (Агнца) написано на челах (Откр 14:1). В Вульгате 144 тысячи “имеют имя Агнца” “и имя Отца Его написано на челах их” (et ecce Agnus <…> habentes nomen eius et nomen Patris eius scriptum in frontibus suis). Из контекста следует, что “печать Бога живого”, Его “подпись” эквивалентна Его имени, — общая традиция подписываться своим именем. Но согласно культуре Ветхого Завета имя Божие непроизносимо и непознаваемо. Поэтому “тав” — только видимый символ непостижимого Божественного имени, образ Его присутствия. Но какого присутствия? Следуя за пророком Иезекиилем, мы видим, что, описывая присутствие Божие, пророк употребляет понятие славы Божией. И слава Бога Израилева шла от востока… (dÒxa Qeoà Israhl) (gloria Dei Israhel) (Иез 43:2,5; 44:4). Греческим “докса” и латинским “глория” здесь переведено еврейское слово (kebôd) [yhwh] ‘слава’ Яхве. Это Его слава, согласно псалмопевцу, будет явлена праведникам. Многие говорят: “Кто покажет нам благо?” Яви нам свет лица Твоего, Господи! (Пс 4:7). Праведникам, носящим на челах имя Его: И узрят лице Его, и имя Его будет на челах их (Откр 22:4). Итак, для первых христиан знак “тав” обозначал славу Божию и изображал имя Яхве³. По этой же причине во времена Климента Александрийского даже аналог еврейской “тав”, греческая буква Τ (taà) обозначала “вид и символ знака Господа” [евр. Адонаи]⁴.

Цель постановки печати и её значение

Посмотрим тексты Библии, написанные ранее книги Иова, не найдём ли мы там следов спасительного знака Божия.

Сравним условия, при которых происходит в Священном Писании постановка печатей. С одной стороны — скорбящие и воздыхающие (см. Иез 9:4), которые пришли от великой скорби (Откр 7:14), и с другой — ангелы, которые не поражают людей, имеющих печать Бога, тех, которые убелили одежды свои Кровию Агнца (Откр 7:14), которая освобождает от смерти. И повествование Иоанна Богослова, и параллель с повествованием пророка Иезекииля раскрывают своё содержание в контексте Ветхого Завета только в свете приготовления пасхального агнца, кровь которого на перекладине и косяках дверей спасла евреев в Египте от смерти и дала им свободу от рабства. И будет у вас кровь знамением на домах <…> и увижу кровь и пройду мимо вас, и не будет между вами язвы губительной (Исх 12:13). “Знамение” здесь в греческом и латинском те же seme…J и signum, в еврейском ‘owth {oth}, что имеет много оттенков и может быть переведено как ‘знамение’ или ‘предзнаменование’.

Неужели Бог не знал домов, где проживают евреи? Этот знак нужен был больше для них, они должны были принять его как знак Самого Бога, как знак спасения. Ведь в этом повелении Божьем прочитывается усвоение Им этого знака как собственного. По тексту всякий имеющий этот установленный Богом знак спасается от смерти. Бог даже два раза подробно упоминает места, где следует его ставить. На верхней перекладине двери (сверху от входящего — вертикаль) и по обеим сторонам её косяков (по сторонам от входящего — горизонталь) (Исх 12:7,23).

Отсюда следует, что Бог Сам избрал этот знак и целью постановки его на косяках дверей, равно как и знака “тав” на лбах избранных Божиих, является спасение от смерти и дальнейшее освобождение от рабства.

И у Иезекииля, и в Исходе говорится о Божьем знаке спасения. Из контекста Библии и библейской традиции мы видим, что у пророка это “собственный знак (печать-подпись) Бога” — таф. Это же значение он неизменно несёт и в других книгах Библии (Иезекииль, Иов, Апокалипсис). Позднее раввинистическая традиция полагала, что этот спасающий Божий знак “тав” ставился на челе, как начальная буква слов “тора” ‘закон’ или “тихъе” ‘пусть останется живым’. В книге Исход спасение даётся тоже условленным и усвоенным Богом знаком, сохраняющим жизнь. Ангел смерти проходил мимо, видя знак со значением ‘пусть останется живым’. Эти условия обладания жизнью и дарования её, которые мы встречаем в книге Исход, позволяют говорить о возможной тождественности данного знака с другими книгами, в которых он обозначает “подпись Бога” (имя Божие) и изображается последней буквой еврейского алфавита “таф”.

И будет у вас кровь знамением (предзнаменованием) на домах <…> и увижу кровь, и пройду мимо…

Как изображается буква “тав”

Согласно данным палеографии, последняя буква еврейского алфавита “тав” в период с IX в. (в Ниневии) и с VII века повсеместно в древнееврейском языке (как и в некоторых других древних семитских языках) вплоть до пришествия Христа изображалась двумя способами: либо как крест “+”, либо как “андреевский” крест ⁵. Более того, как и во многих древних языках, где каждая буква происходит от какого-то иероглифа-слова, например, “алеф” (א) — от бык, “бэт” (ב) — от дом, название буквы “тав” происходит от слова крест. За четыре столетия до Рождества Христова в еврейском алфавите происходят видоизменения в образе написания букв. Так, у буквы “тав” параллельно с древним написанием “+” возник второй вариант — ת. Однако появившийся задолго до изменения шрифта “знак пророка Иезекииля” (род. около 622 года) прочно вошёл в культуру евреев Ветхого Завета в форме своего древнего начертания и имел большую семантическую нагрузку как знак Мессии. Такое начертание “тав” сохранялось ещё во времена Блаженного Иеронима Стридонского, который по этому поводу замечает: “Буква тав последняя из древних еврейских букв, которыми доселе пользуются самаритяне, имеет подобие креста, который изображается на челах христиан и часто напечатлевается в надписаниях, делаемых рукою”⁶.

В этой связи закономерен вопрос, как же этот знак могли поставить в Египте на косяках дверей евреи-рабы, многие из которых не были даже грамотными? На него отвечает объяснение на пророчества Иезекииля (9:4) из “Толковой Библии” Лопухина, где сказано, что “знак” по-еврейски “тав”, но может означать и последнюю букву еврейского алфавита. Эта буква в древних алфавитах (еврейском, самаританском, финикийском, эфиопском, греческом и римском) имела форму креста, а крест был всегда самым удобным и принятым знаком (заметнее, чем черта или точка; самый несложный после той и другой), и здесь имеет значение знака, а не буквы. Подлежащие избавлению были отмечены крестами на челах, — совпадение с христианским значением искупления едва ли намеренное, хотя здесь прозревается прообразовательное значение. Добавим, что этим самым несложным знаком, который рука “сама” выводит, с древних времён и доныне подписываются неграмотные по всей земле.

Употребление печати “тав” как знак
мессианского ожидания во времена пришествия Христа

Во времена римского владычества в Израиле “таф” (крест) использовался зилотами как знак национально-освободительной борьбы⁷. К моменту пришествия Христа он воспринимался и как символ мессианских ожиданий. Согласно Дамасской рукописи, “знак Иезекииля” носили на лбах ессеи, считавшие себя “бедным стадом”, демонстрируя этим своё эсхатологическое мироощущение и объясняя так: “Те, которые внемлят Ему, это Бедное стадо. Эти будут спасены во время Пришествия, но другие будут преданы мечу, когда придёт Помазанник (Мессия) Аарона и Израиля <…> как Он сказал через Иезекииля: Наложат знак на чело тех, которые воздыхают и стонут. Всех других ожидает меч — мститель Завета”⁸. И для зилотов (как знак победы над оккупантами), и для ессеев (как знак спасения) “тав” (крест) обозначал избранничество и верность закону Яхве, призывающего Израиль к свободе и возрождению через Мессию.

Один из лучших экзегетов Ветхого Завета преподобный Ефрем Сирин, будучи носителем одного из семитских языков, ясно комментирует указанные слова пророчества Иезекииля: “поставь знак на лица людей”. Зная, что печать в Писании — “тав” и это знак ожидаемого Мессии, он говорит: “Недостаточно было обрезание; Бог отменил оное, вместо же его воздвиг знамение креста”⁹. Для Ефрема печать, о которой говорил Иезекииль, есть крест.

Позднее это же повторит и преподобный Иоанн Дамаскин: “Он, то есть крест, дан нам в качестве знамения на челе, как Израилю — обрезание. Чрез него мы, верные, различаемся от неверных и узнаёмся. Он — щит и оружие, и памятник победы над диаволом. Он печать, для того чтобы не коснулся нас Истребляющий, как говорит Писание (Исх 12:12,29)”¹⁰.

Некоторые протестантские текстологи полагают, что слова Христа “возьми крест свой и следуй за Мною” — поздняя вставка, так как Христос ещё не был распят. Но во времена Спасителя эти слова были понятны: другого слова крест кроме “тав” не было (совр. tzlav “цлав”), и “знак Иезекииля” — (тав ‘крест’) обозначал следование за Мессией, — к чему и призывал Христос. Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною (Мф 16:24).

Здесь слово крест говорит об ожидаемом мессианском пришествии Сына Человеческого. Слова возьми крест свой напрямую связаны с тем, что Христос непосредственно употребляет известное всем словосочетание “знак Мессии” (слав. знаменiе Сына Человеческогo), что передано в единственной первоначальной еврейской редакции Евангелия (от Матфея). По-видимому, при переложениях на греческий и латинский переводчики, понимая, что речь идёт уже о кресте Иисуса Христа, стали употреблять слово “знак” — shme‹on в значении, которое в христианском мире устойчиво относится к кресту прославленному (“крестное знамение”). Но и во времена Христа слушатель понимал, что речь идёт о том же “знаке Иезекииля”, то есть о кресте. Тогда явится знамение (shme‹on, signum) Сына Человеческого на небе; и тогда восплачутся все племена земные и увидят Сына Человеческого, грядущего на облаках небесных с силою и славою великою (Мф 24:30). Что слушатель, современник Христа понимал как “тогда явится на небе знак Мессии; и тогда восплачут все народы земли…”.

Осмысление “знака Иезекииля” после пришествия Христа

Иудеям и эллинам было трудно принять и учение Церкви, и её проповедь о распятом Мессии; переосмыслив её на свой лад, они породили ряд ересей от докетизма (где человечество Христа воспринималось кажущимся) до гностицизма — своего рода системы криптограмм для посвящённых. “Тав” в реформированном иудаизме и гностическом христианстве осмысляют по-разному.

а). Осмысление “знака Иезекииля” в реформированном иудаизме

Сакральность и непостижимость знака, осмысление его как символа образа Яхве прочитывается после пришествия Христа уже в каббалистической традиции. Это мы находим в “Книге букв”, автором которой традиционно считается Раби бен Акиба (ум. в 135 г.) или один из его учеников. В “Сефер отийот сел Раби бен Акиба” описывается, как каждая из 22-х букв еврейского алфавита представляется Богу и просит Его, чтобы Он поставил её в начало рассказа о творении мира. Это преимущество получает “бета”, так как с этой буквы начинается слово барек [barek] ‘благословить’ и Тора начинается со слова Берешит [Berešit]. Тем не менее “алеф” получает первое место в алфавите “за скромность, смирение”. Бог говорит ей: “Алеф, Алеф, ты будешь первая из всех букв и Я буду иметь единство лишь в тебе, ты будешь основой всех исчислений и всех действий в мире и нигде невозможно будет достичь единства иначе, как только через тебя”¹¹ (здесь следует помнить, что “алеф” в еврейском языке ещё и обозначает цифру один). Но начинает Бог выбирать буквы с конца алфавита, с эсхатологической Тав, в которую Он закладывает завершение всего мироздания (в тексте она беременна завершением всего). То есть, по контексту повествования через тав раскроется завершение Божьего смотрения над всей тварью. Иначе говоря, через раскрытие последней буквы можно постичь первую или проникнуть в дотварное смотрение Божие¹².

Однако написание буквы тав (+) и её значение “крест” связывались с новым учением — христианством, поэтому реформированный иудаизм стал употреблять другой вариант написания буквы (ת), которое появилось примерно за четыре столетия до Рождества Христова, с попыткой при этом сохранить за ним значение “знака Иезекииля”. То же случилось и с предохранительным знаком на косяках дверей “мезуза”. В неё стали помещать кредо иудаизма “Шма Исраэль” ‘Слушай, Израиль’, при этом прикрепляли текст так, чтобы на внешней стороне можно было читать одно из “имён” Божиих: Шаддай — Всемогущий.

Между тем для первых иудео-христиан крест-тав продолжал оставаться печатью, знамением Бога, охраняющего жилище, и применялся в продолжение иудейской пасхальной традиции, взятой ещё в Египте, “мезуза” — установление на косяках дверей креста (в страстные) предпасхальные дни. Его наносили копотью либо от свечей, горевших при 12-ти страстных Евангелиях (как доныне на Руси), либо от лампад (как доныне в Константинопольском Патриархате), либо вырезая крест из ткани и потом прикрепляя его к косякам и стенам дома (как доныне в Коптской Церкви). Древняя практика Западной Церкви — освящать на Пасху свои жилища. Конечно, когда Церковь совсем отделилась от иудейства, христиане из язычников не помнили об истоках традиции ветхозаветной церкви, но сохраняли её, ставя на косяках дверей уже христианский образ “животворящего креста Господня”.

б). Осмысление “знака Мессии” в гностической традиции

Попытка осмысления Алеф и Тав как криптографических прочтений для посвящённых ясно выявлен в апокрифических евангелиях. Здесь можно увидеть прямые заимствования из реформированного иудаизма. Так, в “Евангелии Младенчества” повествуется о том, как младенец Иисус был приведён на учение. Учитель написал буквы и велел Иисусу произнести “алеф”. «И когда Он сделал это, тот велел Ему сказать “бет”, на что Иисус ответил: “Скажи мне прежде, какое значение имеет буква алеф, и тогда я скажу бет”». Далее Иисус Сам “начал ему объяснять значение букв алеф и бет. И какие буквы, начертания которых прямые, какие имеют очертания косые, какие двойные, какие сопровождаются точками, а у каких их нет, и почему такая буква предшествует другой. И Он сказал много вещей, о которых учитель никогда не слышал и не читал ни в какой книге”¹³. В этом отрывке содержится попытка показать, что истинный смысл писания понятен только посвящённым. Буквы становятся криптограммами, ключ к которым известен только “своим”. Ещё более ясно это видно в сирской редакции “Евангелия Псевдофомы”, где Иисус в возрасте пяти лет объясняет Своему учителю Закхею последовательность букв: «Другой писарь говорит Иосифу: “Доверь мне Иисуса и я Его научу”. И писарь начал учить Его и говорит: “Альфа”. И Иисус говорит: “Альфа”. Писарь говорит: “Бета”. Иисус ему говорит: “Скажите мне сначала, что такое Альфа, и Я вам скажу, что такое Бета”». «Закхей пересказал ребёнку все буквы от Альфы до Омеги. Но Иисус, подняв глаза на своего учителя, сказал ему: “Ты, который не знаешь значения Альфы, как ты хочешь преподать другим значение Беты? Лицемер, выучи сначала Альфу, и если ты это знаешь, мы тебе поверим, когда ты нам будешь говорить о Бете”. И Он начал спрашивать учителя по поводу первой буквы. И тот не знал, что ответить. И перед большим количеством слушающих ребёнок сказал Закхею: “Выучи, господин, положение первой буквы и заметь её прямые линии и её перпендикулярные черты, которые их сближают и объединяют, одновременно соединяясь в их вершине. Знак буквы А состоит из трёх знаков равной значимости; равного качества и равного размера”»¹⁴. Этот намёк на Троицу наверняка принадлежит иудео-хрис­тианской традиции, позднее деформированной, отождествить одну из двух букв греческого алфавита с сакральным обозначением имени Божия. А их сочетание алеф и тав — греческие альфа и омега, эллинизированная калька иудейской традиции со значением имени (Яхве) и Его Мессии.

Ветхозаветное понимание эры Мессии и результат Его дела

В прямой связи с ветхозаветным культом Яхве стоит Мессия — Помазанник (Машиах). В Библии этим термином названы первосвященники (Лев 4:3,5,16), пророки и цари. В книге пророка Исаии мессией Бога назван даже царь Кир.

В Библии имя Яхве непознаваемо, а имя Мессии (человека) неизвестно, но будет явлено. Эра Мессии провозвещается Духом Господа Бога (Яхве) (Ис 61:1) и как эра исключительных даров Духа. Излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения (Иоил 2:28). Дары Духа даруются Мессии как праведнику: И почиет на нем Дух Господень, дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия; и страхом Господним исполнится (Ис 11:2–3).

Образ самого Мессии мыслится как вечный. Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы Сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится (Дан 7:13–14).

Как человек Мессия испытает страдания (Ис 53:2–11), понесёт на Себе грех многих и за преступников сделается ходатаем (ср. Ис 53:12). Мессия принесёт победу. Потому что победа от Господа (см. Притч 21:31; 1 Пар 29:11).

Итак, из контекста пророчеств следует, что результатами дела Мессии будут: явление Его человеческого имени; наступление в мире окончательной победы Господней; раздаяние праведникам трофеев этой победы, — даров Духа Господа Бога (Яхве).

Осмысления знака Иезекииля и знака креста
в первые годы иудео-христианской евангельской традиции

Латинский язык знает более десяти наименований-разновид­нос­тей креста (crux): (crux ansata, crux capitata, crux commissa, crux decussata, crux dissimulata, crux florida, crux gammata, crux gemmata, crux immissa, crux patibula, crux quadrata). Евангельская фраза ™p£nw tÁj kefalÁj — super caput eius — над головою Его (Мф 27:37) свидетельствует о том, что Христос был распят на кресте либо capitata, либо immissa. На этом кресте вертикальное древо поднималось над горизонтальным. На уровне таза могла делаться небольшая подставка, на которую осуждённый мог опереться, чтобы облегчить боль в руках и освободить диафрагму для дыхания. После длительной агонии он умирал от удушья.

Всё это было глубоко чуждо иудейскому закону о казни, по которому повинного смерти побивали камнями (Исх 21:28–29; Лев 20:27). На основании этого Даниэлу считает, что в понимании между “знаком Иезекииля — тав” и крестом для распятия “крест — staurÒj — crux” среди иудео-христиан первых нескольких лет существовало полное различие¹⁵. Для них “крест-распятие” это прежде всего орудие пыток, казни, позорной смерти, применяемое римскими узурпаторами. В свою очередь знак Иезекииля “тав — крест”, — знак победы над смертью, знак славы Яхве. Осмысление этой славы и победы на кресте, озвученное апостолом Павлом в Послании к Коринфянам мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие, для самих же призванных, Иудеев и Еллинов, Христа, Божию силу и Божию премудрость (1 Кор 1:23–24), позволило начать отождествлять знак креста-распятия как знак славы Яхве и победы Его Мессии над смертью.

Традиция Западной Церкви, передающая распятие как образ страдания и казни, не соответствует его пониманию в ранней иудео-христианской традиции. Для неё распятие — это прежде всего символ славы и победы, так оно и осталось в Православной Церкви, где Христос “парит” на кресте; а не образ мучения, где Он конвульсивно висит и агонизирующе страдает, как Его привык изображать Запад.

В первой иудео-христианской колонии происходит бурное формирование новых христианских терминов, некоторые из которых не будут повсеместно приняты Церковью. Так, к примеру, первые последователи Христа сами себя называли “святыми”, но вскоре в Антиохии сформировалось понятие “христиане” (Χριστια­νοί). То же можно с уверенностью сказать и в отношении формирования термина “крест”.

Позднее, в эпоху развитой богословской терминологии, Церковь в лице преподобного Ефрема Сирина напрямую свяжет крест (ставрос) и крещение (погружение): “Два крещения оказались у Господа, Очистителя всех, одно крещение воды и другое крещение креста, дабы крещением страдания научились крещению воды”¹⁶.

Христиане из иудеев видели в кресте — тав, — знак духовного возрождения, чем, собственно, и было крещение. Однако отождествить эти два образа “capitata crux — immissa crux” и “тав” было весьма сложно, поэтому в древней иудео-христианской традиции слово “крест” ещё нередко заменяется словами “имя, след, знак, печать или лицо”. Эти термины становятся неотъемлемой частью крещальной традиции. “Яви, Владыко, Лице́ Твое на иже ко святому Просвещению готовящихся”¹⁷. В этом смысле слова из молитвы Господней “да святится Имя Твое” понимаются ещё и как желание распространения Церкви как славы Божией.

Взаимопроникновение значений терминов ставрос и тав
в иудео-христианской крещальной традиции

Как уже говорилось, для первых иудео-христиан знак “тав” был символом, обозначающим славу Божию, и изображал имя Яхве¹⁸. Но как этот знак стал соотноситься с крестом? В этом вопросе наибольший интерес представляет книга “Пастырь” мужа апостольского Ерма, которой по общепризнанному мнению вышел из иудейской среды или был близок к ней. Написанная во время папы Пия I (прим. 140–150 гг.), она обладала громадным авторитетом. По стилю и языку она перекликается с Апокалипсисом апостола Иоанна. Хронологически между ними всего несколько десятилетий. По мнению Даниэлу, эта книга является одним из основных источников в вопросе богословия имени Божьего¹⁹.

В книге третьей — Similitudines “Притчи, Подобия” в продолжение ветхозаветной традиции мессианских носителей на челе “знака Иезекииля” или “знака имени Божь­его” в практике крещения повторяется устойчивое словосочетание, касающееся носителей “имени Сына Божия”. Например, “Слушай, говорит: имя Сына Божия велико и неизмеримо, и оно держит весь мир”²⁰. “Итак, кто не примет Его имени, тот не войдёт в царствие Божие”²¹. “Так, говорит он, никто не войдёт в царство Божие, если не примет имени Сына Его”²². Для христиан из иудеев это мессианское явление в мир имени Божьего, предвозвещённого ещё Исаией (Ис 43:7) и Иеремией (Иер 14:9). И это имя Божие обозначается устойчивым словосочетанием “печати Сына Божия”. Это одно из самых ранних свидетельств о постановке знака креста на лоб крещаемого при крещении наряду с погружением в воду. “Посему эти <…> получили печать Сына Божия и вошли в царство Божие. Ибо человек до принятия имени Сына Божия мёртв; но как скоро примет эту печать, он отлагает мёртвость и воспринимает жизнь. Печать же эта есть вода”²³. Речь идёт о мессианском знаке и о крещальном символе одновременно. Это христианский крест. Здесь его значение полисемично. В контексте повествования человек ветхозаветной традиции воспринимает его ещё через “тав”, хотя для христиан из язычников это уже “crux” (staurÒj).

Христиане как носители имени Божия

Другой памятник, написанный около 150 года христианином из язычников и отражающий практику александрийской христианской общины (Египет), традиционно называемый “Второе послание святителя Климента Римского к Коринфянам”, богословски осмысляет учение о крещении как о печати, которую должно носить и хранить всю жизнь: “Сохраните плоть в чистоте и печать без повреждения, чтобы получить жизнь вечную”²⁴. Вопреки частому цитированию Евангелия в этом Послании, в месте, связанном с печатью, автор приводит слова из ветхозаветного пророчества Исаии. “О тех, которые не сохранили печати, — говорит он, — сказано: червь их не умрет, и огонь их не угаснет; и будут они мерзостью всякой плоти” (Ис 66:24).

Здесь печать кроме образа креста в крещении ещё и равнозначна библейскому представлению об имени Божием. Христиане, и в особенности Церковь, мыслятся как носители этого имени. В молитвах об оглашенных в Литургии Преждеосвященных Даров, древность которых не оспаривается, священник молится: “Призри на рабы Твоя оглашенныя <…> и сопричитая их словесному Твоему стаду, на немже Имя Твое Святое нарицается”²⁵ .

Традиция постановки на лбу крещаемого знака Божия в Церкви распространилась повсеместно. Уже говорилось о словах Блаженного Иеронима о знаке тав, который “имеет подобие креста, который изображается на челах христиан”. Во всяком случае Блаженный Августин в “Исповеди”, упоминая, как его мать, святая Моника, ознаменовала его, новорождённого, “крестным знамением”, сообщает об этом без комментариев, тем самым свидетельствуя, что данная практика была в его эпоху уже всем понятна²⁶.

В латинском житии святителя Порфирия Газского (†420) целая глава посвящена истории трёх отроков, оказавшихся в колодце и спасшихся оттуда чудесным образом после того как у них на телах (у одного в центре лба, у другого на правом запястье) появились знаки креста, выполненные как татуировки. “Они на них оставались долгое время для того, чтобы все видели и восхищались. Многие из язычников, когда видели это, обращались к вере”²⁷. (В русской редакции святитель Димитрий Ростовский не перевёл этот сюжет, только упомянул его в конце жития святого Порфирия.) У коптских христиан ещё поныне делаются татуировки креста на тех же местах, что и у упомянутых в данном житии детей, что является знаком их принадлежности к христианской вере²⁸.

Полисемичность образа креста

Итак, крест для первых христиан вмещает в себя понятия “печать Бога живого” (Откр 7:2) тав — “знак Иезекииля” (Иез 9:4), то есть “личный знак Бога” и знак Мессии, имя Бога Отца и Его Агнца (Откр 14:1), славу Яхве (Иез 43:2), (Мессию) Христа, Божию силу и Божию премудрость (1 Кор 1:23–24), Который имеет имя написанное и которого никто не [знает], кроме Его Самого (см. Откр 19:12). Имя Ему Слово Божие (Ð lÒgoj toà Qeoà, Verbum Dei) (Откр 19:13).

И человеческое явление имени Мессии (Иисуса Христа), Который смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени (какое имя выше всякого другого? — только имя Божие), дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Флп 2:8–11).

То есть Слава имени Бога Отца дарована Иисусу Христу (Мессии) через крест. Здесь крест — не только форма, но и образ. Не случайно в самом крещении при освящении воды священник говорит: “Да сокрушатся под знамением образа креста Твоего вся сопротивныя силы”²⁹. Не под знаком креста Твоего, а под знаком образа креста Твоего, так как крест — образ славы Божией и образ имени Яхве, явленный в Сыне Его, образ Бога. Это особенно видно в молитвах Кресту Господню, где идёт прямое обращение: “Радуйся Живоносный Кресте…”³⁰ или “Радуйся Пречестный и Животворящий Кресте Господень”³¹, где через образ креста христиане обращаются к Богу.

Обращение ко кресту как существу одушевлённому объясняется тем, что он — печать Яхве и Его Мессии. Эта традиция весьма древняя. Автор Апологии в защиту христианства, направленной около 170 года императору Марку Аврелию, святитель Мелитон Сардийский, известный своими изысканиями в области подлинности книг Ветхого Завета, в проповеди “О Страстях Господних”, возможно одним из первых среди сохранившихся до нас авторов, прямо говорит о “живом кресте”: “иногда не верят живому кресту и Слову распятому на нём <…> но Он воскрес из мёртвых, потому что Он Бог. И потому, что Он был Богом и есть Бог <…> этот человек, Который был послан Отцом в мир, ибо Он Бог и Человек на земле и Бог на небесах”³².

Об этом же несколько веков спустя и у преподобного Иоанна Дамаскина: “должно поклоняться знамению Христа. Ибо всякий раз как где будет знамение, там будет и Сам Он. Веществу же, из которого состоит образ креста, хотя бы это было золото или драгоценные камни, после разрушения образа, если бы то слу­чилось, не должно поклоняться. И так всему тому, что посвящено Богу, мы поклоняемся, относя почтение к Самому Ему”³³.

О тождественности Христа и Его знака здесь говорит и сам текст данного пассажа. В большинстве сохранившихся греческих манускриптов здесь стоит Cristoà, тогда как в большинстве латинских crucis (то есть stauroà).

Необходимость даров Духа Божия для последователей Мессии

В крещальной традиции апостольского века крещение прини­мают для прощения грехов, чтобы потом иметь доступ к дарам Святого Духа. Петр же сказал им: покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов; и получите дар Святого Духа (Деян 2:38). Так же мыслит и Ерм. В контексте “Пастыря” принявшие “печать Сына Божия” должны принять и “дары Духа”. “А кто, господин, эти девы?”. “Это, — говорит, — святые духи; человек не может войти в царство Божие, если они не облекут его в свою одежду. Ибо никакой пользы не будет тебе, если примешь имя Сына Божия, и вместе не примешь от них одежды <…> Принявшие эти дары Духа <…> укрепились и были в числе рабов Божиих”³⁴. Здесь прямое свидетельство о древней практике таинства Миропомазания (или подтверждения даров — конфирмации).

Новозаветное прочтение знака Яхве и Его Мессии

Итак, печать Бога согласно книгам Ветхого Завета должна выглядеть как знак Иезекииля “тав”, сообщать человеческое имя Мес­сии и говорить о победе Яхве.

В откровении Иоанна Богослова знак Яхве тождественен знаку Мессии. Они употребляются в парном сочетании как образ спасения, единства и промыслительности над миром Самого Бога. Я есмь Альфа (Алеф) и Омега (Тав), начало и конец… (Откр 21:6), что передано также как Я есмь Альфа и Омега, начало и конец, Первый и Последний (Откр 22:13).

В новозаветное время знак Иезекииля тав передаётся своим первым и подлинным видом, — крестом, обозначая человеческое имя Мессии (Христа) — Иисус и, наконец, обещанную с пришест­вием Мессии победу Яхве (nesah ‘победа’), христианами она обозначается в греческой традиции ΝΙΚΑ.

Новозаветное развитие образа Яхве (Бога Отца) и Его Мессии (Иисуса Христа) получило новый импульс после Константина Великого, особенно после обретения и прославления Креста Господня (326 год). Этот образ креста между Альфой и Омегой, так часто встречающийся в искусстве Древней Церкви, лучше всего может быть охарактеризован как “личная печать Бога”, а образ Иисуса Христа с надписью “Сущий” Ñ ên (ego sum qui sum) в крещальном нимбе, — как неопровержимое свидетельство Его воплощения.

Развитие этой традиции на протяжении последующих трёх столетий после воскресения Христова следует изучать отдельно³⁵.