Главный редактор журнала «Альфа и Омега», филолог, переводчик, публицист Марина Андреевна Журинская размышляет над словом «воцерковленность».
Почему я не очень люблю слово «воцерковленность» (а если говорить более откровенно, то я его совсем не люблю) — потому что я не представляю себе путь христианина кончающимся на некотором этапе.
Обычно считают, что воцерковленный человек — это тот, кто читает правила, регулярно исповедуется и причащается и, соответственно, ходит в церковь и сам соблюдает в своей жизни распорядок церковного года.
И все.
Он уже воцерковленный, с ним уже все в порядке.
На самом деле это нулевой цикл для духовной жизни, потому что всякий человек, имеющий опыт этой жизни, прекрасно знает, что с этого все только начинается, в том числе и разнообразные ломки, проблемы, искушения.
Надо помнить, что слово «христиане» сначала было презрительной кличкой, которую первые христиане приняли из смирения — точно так же, как из смирения (не будем говорить о качестве этого смирения) доминиканцы приняли кличку domini canis, “псы Господни”, и стали изображать собаку как свою эмблему.
Самоназвание первых христиан было «ученики Христовы». А диплома в церкви в общем-то не дают. Поэтому если человек — ученик Христов, то он учится всю жизнь. И его духовное возрастание должно всю жизнь продолжаться и никогда не кончаться.
Я помню, как однажды на отпевании было сказано про усопшую: «Мы были свидетелями возрастания души до последней секунды земной жизни». То есть, когда апостол Павел говорит, что для него смерть — приобретение, много чего имеется в виду, и в том числе и это тоже. Как правило, умирают люди, отягощенные всеми неприятностями пожилого возраста. Смерть эти отягощения снимает. А духовная жизнь продолжается. Она должна идти всю жизнь до последнего дыхания, а потом продолжаться уже без дыхания.
Так что такое воцерковление?
Непонятно.
Какая-то формальная констатация непонятно чего. Того, что человек, так сказать, имеет все основания для духовного возрастания. Но всякий человек всегда имеет такие основания. А использует он их или не использует — это уже другое дело, вопрос личной ответственности.
Мы слово «воцерковленные» не говорили никогда. Говорили: он человек церковный. Это понятно: человек, который живет в Церкви. И вот тут вот нет никаких временных ограничений. Про церковного человека можно сказать, что он ушел из Церкви, и это полная аналогия тому, что он ушел из семьи. Это всегда печаль, это всегда трагедия.
А в связи с неудачным термином «воцерковление» появился и неудачный термин «расцерковление». Смысл у него какой-то смутный; это так же, как некоторые граждане, увлекшиеся оккультизмом, просят, чтобы их раскрестили: дескать, как покрестили, так пусть и раскрещивают. Опять-таки аналогия развода. Как воцерковился, так и расцерковился. Пришел — ушел. Безобразное слово «расцерковление» очень четко вырисовывает безобразность и противопоставляемого ему слова «воцерковление», потому что в возрастании души нет этапов, после которых можно расслабиться и передохнуть.
Прекрасная аналогия церковной жизни — мы поднимаемся по эскалатору, который идет вниз. Мы не можем остановиться, потому что нас унесет вниз за эту секунду. И мы должны двигаться с такой скоростью, чтобы наша скорость была выше скорости эскалатора. Единственная возможность передохнуть – если наша скорость равна скорости эскалатора, но тогда мы будем стоять на месте.
Я по собственному своему опыту могу сказать, что это очень тяжелое состояние — стоять на месте. Господь посылает некоторое отвращение к этому состоянию.
Человек чувствует: что же это такое? Вот я воцерковлен, а почему мне так плохо все время? Вот я молюсь, а мне скучно молиться, мне не хочется молиться. Я хожу в церковь, волоча ногу за ногу, мне не хочется. Я стою на литургии и думаю — поскорее бы все кончилось. Я лихорадочно думаю, что бы мне сболтнуть на исповеди, чтобы батюшка «дал пропуск», я очень хочу, чтобы мне стало лучше после того, как я причащусь, а мне лучше не становится. Потому что не надо при этом забывать, что в Последовании ко причащению довольно много говорится о том, что «суд себе ям и пию».
Довольно много говорится и у Отцов про ложное причащение, когда человек причащается недостойно. Но это не потому, что он чего-то там не прочел, а потому что он внутренне не готов соединиться с Христом. У него нет той степени открытости, у него нет вот этого «да будет воля Твоя». У него нет: «Я всего себя Тебе предаю, в руце Твои». Без этого причащение недостойно и ничего не дает, кроме чувства угнетения. А еще хуже того — привычка.
В церковной жизни привычка — страшная вещь. Когда все делается на автомате, на автопилоте. Может быть, это вполне подходит под понятие «воцерковленность», потому что все делается, что надо, а на душе тяжело. И люди перестают молиться, потому что все равно никакого толку. Я молюся-молюся, а никакого мне счастья нету. К молитве отношение, как к волшебной лампе Аладдина: я сейчас потру лампу и будет мне караван верблюдов, груженных золотом и слоновой костью. А вот не получается. Или лампа не та, или Господь как-то лучше знает, нужен ли тебе караван верблюдов или не нужен вовсе, а нужно душ принять. Тоже неплохо.
Очень хорошо, когда человек молится, постится, но это же только техника, грубо говоря. Техника для того, чтобы работала душа. Не нужно ждать чуда и знамения. Часто думаешь: долго помолился, все правила вычитал, а мне опять не выпал счастливый билет в лотерею. Но вот бывает.
По этому поводу опытные духовники говорят, что нужно молиться всегда. Господь слышит вашу молитву и видит ваше сердце. Молитесь, даже если молитва холодна, потому что вдруг, неожиданно для себя и без вашей воли, без вашего участия — не надо себя разжигать на экстаз — прорвется молитва ко Господу и будет Им принята. Вы даже не знаете, что из-за этого произойдет, вы не всегда это почувствуете.
Мы всегда понимаем, что с нами происходит, только через какое-то время, оглядываясь на то, что было. И очень часто бывает, что человек живет в трудах, живет в усилиях, живет трудно. А через какое-то время смотрит: так у меня же счастливая жизнь! Вот это вот самое ценное, когда мы не даем сами себе оценку. Когда мы сами не оцениваем степень своей духовности, а предоставляем это Господу.
