Сначала — консультации с экспертами, потом — революционные предложения
— Я думаю, что отсутствие лекарств в законопроекте о контрсанкциях – это результат работы общественных, социально ответственных организаций, тех, кто стал писать письма, результат давления бизнеса.
Я больше всего боялась формального обсуждения, такого второго закона Димы Яковлева, когда ты моргнуть не успеешь — за один день одно чтение, второе, третье чтение, и всё принято. С одной стороны, можно радоваться, что когда мы едины, мы все-таки непобедимы. С другой стороны, почему же мы всегда должны находиться в состоянии боевой готовности и думать, как кто-то в прошлом или позапрошлом году сказал: «Что напечатает этот сумасшедший принтер?».
Для меня это хороший пример, это все-таки подтверждение того, что мы – гражданское общество, мы можем на что-то повлиять.
Это так потрясающе и неожиданно было с делом Мисюриной, когда вдруг наконец-то врачи объединились, и ты понимаешь: ух ты, ребята, нам надо объединяться, нам надо вместе быть.
Я все время привожу в пример термин Даниила Дондурея «смысловики». Есть силовики, а есть смысловики – это те, кто формирует политику коммуникации. Смысловикам не надо давать задачу сверху, они так тонко и чутко улавливают направление движения ветра, течение, они сами создают всё.
Все-таки должно быть очевидно, что сначала — консультации с экспертами, а уж потом — революционные предложения. Не наоборот. Иная последовательность действий — это бездумно и безответственно для такого органа государственной власти как Государственная Дума (это же законодательная власть). Ты сначала консультируйся, а потом выдавай.
Встреча 11 мая показала (а на встрече были и Володин, и Морозов — Председатель комитета по здравоохранению), что все материалы, подготовленные фондами, активистами, были Думой изучены. Тот текст, который произносили в Думе, означает, что они все наши письма вдоль и поперёк изучили. Шаг ли это назад, или это пауза – мы не знаем, посмотрим, видно будет через какое-то время.
Но то, что в Думе совершенно точно осознали, что без изменений антисанкционный закон приведёт к непоправимым последствиям для здоровья граждан и урон системе здравоохранения будет невосполним — очевидно. Попадание медизделий под действие закона и ограничение конституционного права граждан на здоровье — это противоречит не только здравому смыслу, но и в целом — государственной политике.
Этот закон выглядел очень по-русски
При этом меня потрясло количество людей в Думе, которые сказали вслух, что они вообще считают возможным принять закон без поправок, что все нормально, все так и должно быть. Счастье, что я их имена не запомнила.
«Все нормально, все сделаем. Сами произведём! Это стимуляция российского производства». Ректор Высшей школы экономики, сидевший со мной рядом, сказал, что дженерик – это здорово, и дженерика должно быть достаточно, для того чтобы эффективно работать с пациентами. Он сидел рядом со мной, я включила микрофон и говорю: «Вы же сами будете первым пострадавшим. Вы можете так говорить до тех пор, пока хорошо себя чувствуете, а как только вы заболеете, не дай Бог, сразу поймете, что у этого дженерика есть побочные эффекты, или у вас индивидуальная непереносимость. Дженерик дженериком, а вам нужно все-таки что-то другое. Вы сейчас сами сук рубите, на котором сидите, так нельзя».
Вообще, в первом чтении этот закон выглядел очень по-русски: посади дурака Богу молиться, он себе лоб разобьет.
Если толковые смысловики правильно уловили движение ветра и понимают, что должны быть антисанкционные меры, то это не значит, что нужно запрещать американские капли в нос. Но у нас так в любой сфере работает. Это наша ментальная особенность.
Вот я в центре паллиативной помощи сказала, что с пациентами надо гулять. Ну и что, что они лежачие? Гуляйте с ними на кресле, на кровати, они должны быть на улице. Через какое-то время я увидела, как в коридоре вывозили бабушку гулять, она цеплялась ногтями за стену: «Не поеду, не хочу!» А медсестра впереди меня (спиной ко мне) катила кровать и говорила: «Анна Константиновна сказала — всем гулять!».
Или была еще ситуация, когда я стала спрашивать: когда отмечаем Пасху в хосписах? Они мне говорят: «Отмечаем Пасху в воскресенье прямо. Позовём священников… в день Пасхи». Я говорю: «Ребята, но у нас в этот день волонтеров не хватит, священников не хватит. В этот день все хотят с семьёй отметить, на кладбище сходить многие хотят, для себя отмечать, поэтому давайте во вторник сделаем такой большой пасхальный праздник в хосписах. Всю неделю же Пасха». Дальше было смешно, когда в нашем общем чате написали: «Нюта сказала перенести Пасху на вторник». Нюта молодец! Вот как, воскресенье будет во вторник, товарищи. Христос подождет, Нюта перенесла Пасху. Это смешно. У нас в стране с начальством не спорят.
Люди очень быстро, увидев человека сильного и авторитетного, превращаются в стаю — в хорошем смысле, в стаю с вожаком, и они смотрят на вожака. И я точно так же начинаю злиться, когда в этой стае появляется кто-то, кто начинает говорить мне, что я не права, что надо то и это, но все-таки интеллект более-менее иногда перевешивает, и я понимаю, что это хорошо, когда тебе возражают, когда с тобой спорят. Не закостенеешь.
Но я все равно авторитарна, увы, я хочу, чтобы со мной спорил кто-то, про кого я решила, что он может со мной поспорить, а так, какой-то непонятный если вылез Маугли, то он пусть помолчит, не спорит, нахал. Стыдно.
Невероятный эффект от народного противостояния
А в Думе сейчас что произошло? В Думе произошло некоторое понимание того, что есть вещи посильнее, чем авторитарность и повеление начальства. Было много открытых писем. Было много протестов. Поэтому и произошли изменения ко второму чтению.
Несколько лет назад, года два или три назад, началось активное вовлечение властью некоммерческого сектора внутрь своей работы в качестве экспертов. Один из результатов, в том числе — это то, что я на этой должности. Пять-семь лет назад условный Володин не пригласил бы ни меня, ни Катю Чистякову, а сейчас пригласил, и человек уровня Володина полтора часа слушал эти аргументы, смотрел цифры, названия читал, и точно так же в каких-то других сферах. Просто порой тебе нужен митинг, а порой — без митинга быстрее получится.
Бывает невероятный эффект от народного противостояния. Я на майские праздники оказалась в Армении. То, что я сейчас там пережила, увидев, каким бывает единение народа, увидев, что реакция народа на вранье — это реакция не обязательно с погромами и с беспорядками какими-то. Главное — все были едины, про свой интерес никто не думал. «Нас обманули. Это недопустимо. Мы не ослы», — и на улицу вышли все. Все. И мамы с детьми, и бизнесмены, и учителя и врачи, все вышли. Меня это потрясло, когда люди вне зависимости от возраста, предпочтений и денег сказали: «Нам наврал руководитель нашей страны, он нам наврал. Всё, ребята, нельзя терпеть, когда тебе врут». Это просто фантастика, конечно.
Нужны общественные реакции масштабные тогда, когда нужно продемонстрировать недопустимость поведения. Как в Париже было после «Шарли Эбдо». Но когда речь идет о конкретных шагах и конкретных решениях, о сложных законодательных вещах, то надо двадцать раз подумать, что правильнее — выходить с митингом или идти к конкретному человеку с конкретным текстом и с неубиваемыми аргументами. Разные есть методы взаимодействия. И миром всегда лучше.
За жизнь наших граждан
Для меня любой законодательный документ– это тяжелейший кошмар. Понять, продраться через этот текст — мне нужно не только заключение юриста, мне нужно разъяснение. Я порой не понимаю, тот или иной документ — во благо или во вред… Иногда разговор действует лучше, чем толпа. И разговор не злит. GR имеет огромное значение – Government relations и лоббизм. Это гигантская сила, это во всем мире есть, и это везде будет. Правда очень жаль, что в России это стало уникальной особенностью работы благотворительных структур.
Возвращаясь к закону, это все равно очень широкий рамочный закон, туда все что угодно можно подтянуть, и окончательное решение будет принимать уже Правительство. Правительство будет формировать списки. И важно, чтобы ни при каких обстоятельствах ничто из написанного не коснулось здоровья. У нас и сегодня фонды на лечение деньги собирают, и на похороны порой тоже фонды…
Действия Думы должны быть направлены на улучшение качества жизни наших граждан, а не против интересов других государств. Это же так просто.
Раз уж говорится о том, что отдельные сферы должны быть исключены из под действия этого закона, то прежде всего это здравоохранение. Вот где национальная безопасность.
Надеюсь, так и будет. Текст второго чтения — это неплохо. Это хорошо. Это не победа, это полпобеды, но это означает, что у нас все-таки есть голос, которым нельзя пренебрегать. И мы научились делать так, чтобы нас слышали. Вот уже есть небольшой результат.
