Братоубийца
Журналист Александр Невзоров излагает в интернет-издании «Сноб» широко известные факты о жизни князя Владимира: о варварском дохристианском периоде жизни князя, братоубийстве, захвате наложниц, поклонении языческим богам, жертвоприношениях, убийстве христиан. Аудитория, очевидно, не усвоившая уроков истории в школе, широко распространяет текст.
Собственно взгляд коллеги Невзорова меня не задевает – имеет на него право. Задевает манипуляция фактами, акцентирование внимания на двух эпизодах длинной и непростой жизни древнерусского правителя и полное игнорирование исторического контекста.
Вот журналист пишет о том, что князь Владимир убил своего брата Ярополка, став братоубийцей. Несмотря на то, что летописи Невзоров называет «байками», опирается он в своем утверждении, очевидно, на летописи – других русских исторических свидетельств об этом убийстве нет. Так что и я тоже обращусь к «байкам».
Из «Повести временных лет» и из других, более поздних источников, мы знаем о том, что первым междоусобицу между сыновьями Святослава начал не Владимир, а Ярополк: «Пошел Ярополк на брата своего Олега в Деревскую землю». В этом походе Ярополк одержал победу, а Олег, пытавшийся скрыться в городе Овруч, погиб, сброшенный в давке с моста в ров. Владимир, которому было примерно 14-15 лет, бежал с дядей Добрыней к норвежскому королю, а Новгородом и Овручем теперь управлял Ярополк, сидящий в Киеве. Через два года Владимир с войском вернулся в Новгород и послал к брату гонцов с объявлением войны. После осады Владимиром Киева Ярополк бежал в город Родню и там, измученный осадой и голодом, преданный ближайшим воеводой, пришел к Владимиру на примирение и был убит дружинниками князя.
Факт братоубийства ужасен, о чем впоследствии сам Владимир, судя по летописям, сожалел, но стоит ли рассматривать это убийство вне исторических событий?
Сергей Ефошкин. Князь Владимир и князь Ярополк
Женолюб
Далее журналист Невзоров акцентирует внимание на одной из самых сильных страстей князя: чрезмерной любви к женскому полу. Ключевой персонаж – полоцкая княжна Рогнеда, которую Владимир взял силой. Здесь тоже журналист обращается за информацией к «байкам», поскольку история несчастной полоцкой княжны широко известна именно из летописей.
В «Повести временных лет» автор пишет, что в разгар противостояния с Ярополком Владимир послал сватов в Полоцк к Рогволоду (для объединения с сильным половецким князем), но дочь Рогволода Рогнеда отказала, сообщив, что не хочет замуж за «сына рабыни», а хочет за Ярополка. Оскорбленный Владимир (сын Святослава и его наложницы Малуши) «собрал много воинов — варягов, словен, чуди и кривичей — и пошел на Рогволода. А в это время собирались уже вести Рогнеду за Ярополка. И напал Владимир на Полоцк, и убил Рогволода и двух его сыновей, а дочь его взял в жены». В более позднем «Житии особого состава» подробно описывается, как князь «брал в жены».
В древних летописях, как и в житиях, князь Владимир вовсе не рисуется каким-то благообразным русским богатырем – напротив, авторы пишут о его жестокости и «блудливой страсти». Автор биографии князя Владимира в серии ЖЗЛ, историк Алексей Карпов, рассказывает: «У Владимира той поры было пять законных жен. Одну из них, полоцкую княжну Рогнеду, он насильно сделал своей супругой, начав войну с ее отцом, полоцким князем Рогволодом, после того как Рогнеда гордо отвергла его предложение вступить в брак. Захватив весной 978 года Полоцк, Владимир обесчестил Рогнеду на глазах ее отца и матери, а затем убил обоих родителей. Другой женой Владимира стала вдова убитого им Ярополка, некая гречанка, бывшая прежде монашенкой и привезенная в Киев князем Святославом, пораженным ее красотою. Кроме того, в гареме Владимира, согласно летописи, имелись две чехини и болгарыня (скорее всего, из Волжской Болгарии)».
В «Повести временных лет» сообщается о том, что, кроме жен, у князя были наложницы: «300 в Вышгороде, да 300 в Белгороде, да 200 на Берестовом, в сельце». В той же летописи говорится: «Ненасытен был в блуде, приводя к себе замужних жен и девиц растлевая. Был он такой же женолюбец, как и Соломон, ибо говорят, что у Соломона было 700 жен и 300 наложниц». А польский летописец Титмар Межиборский, называет своего современника князя Владимира «блудником безмерным и жестоким».
Уже будучи замужем за князем, Рогнеда однажды ночью пыталась убить его (об этом Константин Рылеев написал красивую поэму). По языческим законам времени князь должен был ее за это казнить, но пожалел сына Изяслава и сохранил ей жизнь. После этого Рогнеда помирилась с Владимиром и родила ему еще трех сыновей, в том числе Ярослава Мудрого, и двух дочерей.
Владимир и Рогнеда с сыном
Летописи сообщают, что впоследствии, приняв христианство, князь Владимир отпустил на волю всех рабов и наложниц. В древнем житии князя «Память и похвала князю русскому Володимеру», составленном Иаковом Мнихом в середине 11-го века, говорится о том, что после крещения Владимир «освободил всякую душу, мужскую и женскую, святого ради крещения». Рогнеде он сообщил, что теперь у него может быть только одна жена, византийская царевна Анна, на которой он женился сразу после крещения, и предложил Рогнеде свободу и новое замужество. Но отвергнутая жена предпочла постриг и вернулась на родину, в построенный для нее Владимиром город Изяславль.
Судьба Рогнеды, несомненно, трагична. Отмечая факт чудовищно жестокого с ней обращения, нельзя, опять же, забывать про общий исторический фон: в варварских племенах было распространено многоженство; из походов привозили многочисленных пленниц – отец Владимира Святослав Игоревич имел наложницу Малушу из древлян, а также привез из Византии захваченную в плен монахиню, которая стала женой Ярополка. Таким образом, нравы того времени лишь способствовали развитию княжеских страстей. Кроме этого, подростком Владимир, судя по летописи, длительное время жил при дворе норвежского короля и познакомился с жестокими нравами викингов, которые, как известно, согласия у захваченных женщин не спрашивали. Для иллюстрации можно привести в пример похоронный обряд Норвегии той поры: знатных воинов хоронили в богатых могилах вместе с конями и наложницами – то есть, пленные женщины считались вещью.
Язычник
Древние летописи утверждают, что, установив власть над Киевом, язычник-князь стал страстно поклоняться языческим богам: «И стал Владимир княжить в Киеве один, и поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, и Хорса, Дажьбога, и Стрибога, и Симаргла, и Мокошь. И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили своих сыновей и дочерей, и приносили жертвы бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернилась кровью земля Русская и холм тот».
Культ Перуна вообще требовал человеческих жертв, и они на Руси приносились. В летописях сообщается, что после одного из победоносных походов в жертву Перуну были принесены варяг-христианин Федор и его сын Иоанн.
Матюшин И. И. Владимир Святославович. 1889 г.
Новая жизнь
Список бесчинств князя и его дружины можно продолжать долго. Но историю его жизни нельзя останавливать в этом месте. Без второй своей части она не имеет смысла. Так же как, например, жизнь апостола Павла, который преследовал христиан, сажал их в темницы и предавал смерти, а потом стал верным последователем Христа и принял смерть за свою веру. Или Марии Египетской, которая много лет была блудницей на кораблях, а потом ушла на всю оставшуюся жизнь в пустыню и стала святой. Или, например, самого почитаемого в Норвегии святого Олафа Харальдсона, который в молодости пиратствовал с викингами, сражался против христиан в Западной Европе, а потом принял крещение и отправился крестить Норвегию. Не совсем добровольно, кстати.
Вообще в новозаветную эпоху даже самым большим грешникам дается шанс на искупление грехов, тогда как в ветхозаветные времена такие грехи сразу карались смертью. Достаточно вспомнить только евангельскую историю разбойника, который от всего сердца покаялся во время мучительной казни и получил от Христа обещание быть в раю.
Так что с христианской точки зрения история князя Владимира вообще показательна – в крещении умер жестокий дикарь и варвар и родился новый человек.
После крещения князь правил еще 28 лет. Иаков Мних сообщает, что, «крестившись в десятое лето по убиении брата своего Ярополка», Владимир «каялся и плакал». В той же летописи приводятся слова самого Владимира: «Во тме бяхъ, дьяволу служай и бесомъ… Акы зверь бяхъ, много зла творяхъ въ поганьстве, и живяхъ яко скоти наго».
Древние источники также сообщают, что князь, впечатленный словами Евангелия: «Блаженны милостивы, ибо они помилованы будут», — широко развил благотворительность: раздавал на княжьем дворе пищу и деньги нищим, вдовам, сиротам, отправлял возы с продовольствием по домам больных. Как пишет в своей летописи тот же монах Иаков, князь приказал распределить десятину, отданную на содержание церкви Пресвятой Богородицы в Киеве, между духовенством и бедными: «И десятину ей вда, темъ попы набдети, и сироты, и вдовицы, и нищая». Историки отмечают, что это был первый русский опыт организованной благотворительности.
Крещение князя Владимира в баптистерии. Радзивилловская летопись.
Другое свидетельство перемен, случившихся в князе, приводит Нестор-летописец, рассказывая о том, что князь отменил смертную казнь, а духовенство настаивало на ее возвращении: «Владимир же жил в страхе Божьем. И сильно умножились разбои, и сказали епископы Владимиру: «Вот умножились разбойники; почему не казнишь их?». Он же ответил: «Боюсь греха». Они же сказали ему: «Ты поставлен Богом для наказания злым, а добрым на милость. Следует тебе казнить разбойников, но расследовав».
Вот это «боюсь греха» выглядит невероятно честным признанием.
Креститель
Одним из современных упреков в адрес князя Владимира является то, что он «крестил Русь кровью». На самом деле о крещении Руси сведения совсем не однозначны. Нестор-летописец пишет, что, решившись на крещение Руси, князь Владимир приказал бросить в реку деревянного Перуна, а потом послал гонцов по городу сказать: «Если не придет кто завтра на реку — будь то богатый, или бедный, или нищий, или раб, — будет мне врагом». На следующий день, пишет автор «Повести», «вышел Владимир с попами царицыными и корсунскими на Днепр, и сошлось там людей без числа».
Многие древние и современные историки утверждают, что Киев был крещен спокойно, особенно если сравнивать с кровавым крещением стран Западной Европы. О мирном характере процедуры свидетельствует хотя бы и то, что спустя и триста лет после крещения по всей Руси еще встречались языческие капища, они соседствовали с христианскими храмами вплоть до монгольского нашествия. И наказаний за поклонение языческим богам на Руси не было, в отличие от той же Византии. А вот Новгород, действительно, крестили огнем и мечом – языческий город, который когда-то выбрал Владимира на княжение и поддержал его в противостоянии с братом как «хранителя веры отцов», сопротивлялся и бунтовал.
Есть множество версий о том, почему же князь выбрал христианство: его бабка Ольга (в крещении Елена) крестилась в Константинополе, а его мать Малуша, по предположениям некоторых историков, например, могла быть христианкой и влиять на него; или же ему так необходим был союз с Византией, что он ради брака с царевной Анной принял христианство; или он, действительно, как сообщается в летописях и житиях, рационально изучил все религии соседей и остановил выбор на византийской вере; или все же это был некий внутренний духовный выбор, обусловленный внезапной слепотой и прозрением в крещенской купели.
Все эти версии существуют и вполне могут даже рассматриваться вместе. Как и версия епископа Филарета (Гумилевского), автора «Истории русской церкви»: «Ужасное братоубийство, победы, купленные кровью чужих и своих, сластолюбие грубое — не могли не тяготить совести даже язычника. Владимир думал облегчить душу тем, что ставил новые кумиры на берегах Днепра и Волхова, украшал их серебром и золотом, закалал тучные жертвы перед ними. Мало того — пролил даже кровь двух христиан на жертвеннике идольском. Но все это, как чувствовал он, не доставляло покоя душе — душа искала света и мира».
Виктор Васнецов. Крещение Руси
Известный историк Голубинский пишет, что за 28 лет Владимир Киевский приобщил к христианской вере все племена, кроме вятичей. Он вызывал из Византии мастеров и учителей, отдавая им в обучение мальчиков высшего сословия. Голубинский утверждает, что Владимиру удалось заложить зачатки просвещения в киевской Руси.
Киевский профессор славянской филологии Владимир Розов, изучавший в начале прошлого века исторические документы эпохи князя Владимира, говорит о его государственном подходе, который впервые, по мнению исследователя, был проявлен на Руси. Розов приводит в пример военные союзы князя, а также инициированное им строительство линии укреплений и городков, защищающих Русь от набегов кочевников: Владимир построил и заселил города по Десне, Трубежу, Суле, Стугне, укрепил Белгород и Переяславль.
Со времени канонизации князь Владимир был широко почитаемым в России святым. Считается, что чин равноапостольного был дан ему, как и другим святым (например, императору Константину), за дело, к которому и были призваны апостолы, — обращение народов и земель в христианскую веру. Из общественной памяти князь Владимир был исключен лишь однажды и надолго — поскольку личность его связана с крещением Руси, то и доброе слово о нем, по словам Владимира Розова, «с 1917-го до середины 1930-х годов было невозможно». Да и позже, когда Сталин разрешил включить в «советский пантеон» Александра Невского и Димитрия Донского, князя Владимира обошли вниманием. «Возрождение его памяти на государственном уровне — именно как крестителя Руси — началось только в 1988 году, — пишет Розов. — Слова, сказанные М. С. Горбачевым во время встречи с патриархом Пименом, что крещение стало «знаменательной вехой на многовековом пути развития отечественной истории, культуры и русской государственности», сейчас звучат как чиновничий трюизм. Но тогда они были действительно поворотными».
А нужно ль было крестить?
Некоторые современные авторы считают выбор христианства ошибочным путем для России, это довольно острая тема, и в публичном пространстве об этом идут горячие споры.
В защиту этого пути мне хотелось бы сказать, что, во-первых, христианство пришло на Русь довольно поздно, когда языческий мир уже умирал, и это был неизбежный процесс для всего западного мира, в который цивилизационно встроилась и Россия. (Судя по летописи, князь выбирал между иудаизмом, христианством и «магометанством», и намерен был непременно что-то выбрать). Во-вторых, христианская идея объединила все же русские земли, и неизвестно, выжила бы Киевская Русь без этого объединения или была бы уничтожена соседними государствами, племенами и собственными князьями. И впоследствии, кстати, во время монголо-татарского нашествия, христианская вера помогла народу выжить. В-третьих, христианство стало основой русской культуры, дало России прекрасные памятники зодчества, самобытную архитектуру, древнюю иконографию, Васнецова и Нестерова, Достоевского и Лосева, Рахманинова и Римского-Корсакова.
Глупо отказываться от всего этого, признать ненужным, вредным, мешающим развитию – только ради того, чтобы насолить патриарху Кириллу, или церкви, или сразу всему православному сообществу. В конце концов, для выяснения отношений с патриархом или с церковью есть более близкие про времени события, и вовсе не обязательно для этого доставать из сундука события тысячелетней давности.
И, наконец, выскажу мысль, ради которой я и написала этот тривиальный текст, состоящий из широкоизвестных фактов.
Чем сложнее экономическая ситуация в России, тем острее становятся исторические дискуссии. Изоляция страны увеличивается, нефть падает в цене, растет количество бедных, в то время как правительство сокращает расходы на здравоохранение и уничтожает санкционные продукты питания на границе. Причин для недовольства властями становится все больше. Отвлечь людей от этих причин можно только напугав их или расколов. С первой задачей успешно справляются официальные СМИ, рассказывая про «врагов вокруг», а со второй – публицисты, сводящие счеты с князем, который жил в десятом веке, а сейчас почитается огромным количеством людей как святой. (Кстати, канонизирован князь Владимир был примерно в 13-м веке, так что претензии по канонизации устарели лет на 700). Гражданского мира такая «историография» не добавляет, а вот поводов для гражданского противостояния дает немало.