Среда обитания человека создаёт его внутренний мир – это очевидно. «С преподобными преподобен будешь, с нечестивыми развратишься». Отношения, названия, цвета, звуки, вкусы и запахи – всё это оказывает сильнейшее влияние на то, каким человек становится к тому моменту, когда осознает себя и сможет строить внутренний мир сам, то есть когда он станет свободен, ибо только сам выбравший свой путь свободен.
И в любом случае сопротивление среде требует осмысленных и целенаправленных усилий. Любой учебник по аскетике напоминает о необходимости хранения органов чувств от соблазнительных образов, о работе над тем, чтобы лишнее не попадалось на глаза и не входило в уши. Это не означает, что копия Венеры Милосской в музее приучает школьников к разврату или что изображение свастики делает из подростка фашиста – но и считать, что всё это не имеет значения, также недальновидно. Никогда не пройдёт интерес к коммунистической идеологии в стране, где города и улицы названы именами героев-большевиков. Как невозможно победить Православие в стране, уставленной храмами.
Среда – это важно. Но кроме её текущего смыслового значения есть и вопрос её стабильности. За последний век «перемена имён» превратилась в Российской Империи – СССР –Российской Федерации в вариант эпидемии, периодически приходящей и собирающей свою жатву. Почти каждое поколение успело пережить момент, когда привычные места меняли прозвание и иногда внешний облик. От семнадцатого года, когда новые власти (сначала либералы, а после и большевики) стали бороться с наследием прошлого, снося церкви и памятники царям и заменяя Соборные пощади на Ленина, через послесталинскую эпоху, когда с карт и из облика городов усердно вымарывалось имя недавнего Отца Народов, мы довольно логично пришли к девяностым, когда возвращение имён застряло где-то на полпути. Станция метрополитена «Площадь Ногина» успела стать «Китай-городом», а до «Войковской» и «Бауманской» руки не дошли. А сама новая эпоха не породила ни новых героев, ни соответствующих им имён.
Весь век с людьми происходило то, что происходит со всяким, чьё имя всё время меняется, чья среда нестабильна. Представьте себе разведённую семью, в которой ребёнка звали, например, Даша. Родители развелись, Даша осталась с мамой. Потом — так вышло, что ребёнок стал жить с папой, и папа маму не любил, и отныне решил называть ребёнка Ирой. Потом папа умер, ребёнок перешёл к бабушке по маме и снова стал Дашей. Потом бабушка тоже умерла и отдали ребёнка в детдом, где просто в силу путаницы она стала Аней. И тут вернулась мама с новым заграничным мужем, которые забрали детку из детдома и назвали — чтобы избавить то тяжелого наследия — Лунь Янг Джексон. И тут бахнуло совершеннолетие и малышка получила паспорт на имя Клеопатра, потом что так красивее, а как себя называть, ей всё равно. Как Вы думаете, во что превратится внутренний мир такой вот Иры-Даши-Ани-Лунь Янг-Клеопатры? Что у неё будет происходить с самоидентификацией и самопониманием?
Постоянная смена идентификации, невозможность упокоиться на чём-то одном, делает человека внутренне нестабильным и несчастным. Он не может понять, что он хочет сам и даже слабо себе представляет, отчего ему хорошо и отчего плохо. Возможность ставить себе цели страдает очень сильно – ибо тот, то не знает, кто он, не может и сказать, куда же он идёт. Все связи случайны и легко рвутся, ибо построены не сознательно, а в силу обстоятельств. Любая возникающая мода, причуда, массовое увлечение или просто мимолётное побуждение могут сорвать человека с места и погнать в неведомые дали в надежде обрести себя и найти своё место в жизни.
Сейчас наименования улиц и городов имеют характер откровенного винегрета – советские названия соседствуют с царскими и родившимися уже в эпоху новой России, не считая названий, не имеющих идеологической окраски. Улица Солженицына находится на Таганке, рядом с ул. Марксистской. И как по мне, так это хорошо. Это честно.
Эта чересполосица прекрасно отражает нашу историю. Длинную, противоречивую, со всеми её трагедиями и перекосами. У нас в названиях – винегрет, потому что он у нас в душах и головах. Мы такие, и если нам дать новые имена – мы не станем другими. Как если меня нарядить в мундир царского генерала и повесить на шею орден Св.Владимира, у меня в душе и в голове ничего не изменится. Не явится стати, не добавится чести, и даже осанка не выправится.
Сама идея нечто переименовывать с целью «возвращения исторической правды» — неудачна. Именно течение истории привело к тому, что нечто было названо так, как названо. И простой сменой имени на давно ушедшее не отменить изменений. Историю надо принять и осмыслить, а не проклясть и забыть. Человек, который пытается отказаться от своего прошлого, отказывается от себя, и известен только один способ сделать это вполне надёжно – умереть. Поэтому меняют имя умирающие для мира монахи. Покаяние несть забвение о совершенном, но его осмысление и сознательное к нему отношение. Ни человек, ни страна не могут вот так вот взять и сделать вид, что коммунистического или какого-то иного периода не было в истории.
Будь моя воля, я ввёл бы жесткий мораторий на переименования географических объектов. За исключением вопросов удобства, ибо пять Магистральных улиц в одной Москве – это откровенно слишком. Однажды надо остановиться в стремлении перестраивать жизнь по умозрительным схемам, которые слишком часто меняются. Пусть люди поживут хоть немного в мире, где есть какие-то границы, хоть что-то чёткое и постоянное. Хотя бы имена. Со временем, может быть, начнут понимать – кто они, зачем они здесь, как и зачем им жить дальше.
