В февральском номере журнала «Нескучный сад» опубликовано интервью с главным редактором ПРАВМИРа Анной Даниловой.
Сайт «Правмир» — один из самых популярных и посещаемых во всем православном сегменте. При этом делается он очень небольшим ресурсом: деньги — практически только те, что пожертвуют читатели, постоянных сотрудников всего три человека. Но, наверное, для существования и мощного развития этого интернет-портала вполне хватает личностного ресурса: ведь главный редактор — молодая женщина — работает по 20 часов в сутки…
Анна Данилова
Анна ДАНИЛОВА родилась в 1981 году в Москве. Филолог, кандидат филологических наук, старший преподаватель филологического факультета МГУ, доцент Академии народного хозяйства и государственного управления, преподает английский язык, курсы «Социолингвистика», «Теория коммуникации», «Языковое манипулирование», автор монографии «Манипулирование словом в средствах массовой информации», журналист, главный редактор интернет-портала «Правмир».
Режим «все включено»
— Аня, вы — главный редактор и вообще в какой-то степени «мама-основатель» портала «Правмир», самого посещаемого в интернете православного СМИ, и при этом вы, оказывается, еще и одновременно преподаватель двух вузов. Как вы умудряетесь это совмещать?
— Это, конечно, трудно, но самое для меня трудное — это существование в ситуации «двух резюме». Получается, что у тебя две независимые жизни: иногда у человека одна его работа помогает другой, и два вида деятельности приводят к двойному результату. У меня они абсолютно разделены. В контексте православной журналистики никому не интересно, что я старший преподаватель МГУ, кандидат филологических наук. В области филологии не очень важна православная журналистика. На самом деле я эти две области намеренно не совмещаю.
А ту работу, которую я делаю, при хорошей организации можно успеть сделать за восьмичасовой рабочий день. Ну, если не за восьми-, то за шестнадцатичасовой рабочий день. А поскольку я не очень хорошо умею организовывать время, мой рабочий день нередко — двадцать часов в сутки.
— У вас такой организм, что вы можете мало спать?
— Нет, организм у меня обычный. Потом не заснуть на интервью непросто! И это все не здорово сказывается и на скорости реакции, и на концентрации — так делать никому не посоветую.
Количество дел постоянно увеличивается, а оптимизировать процесс трудно: «Правмир» растет быстрее, чем мы успеваем справиться с ростом. Главным образом, справиться финансово. Например, сейчас у нас уже острая необходимость в ночной редакции — при нашей скорости реакции на события большая часть работы происходит ночью, а у нас нет ни одного ночного редактора. Сейчас я на «Правмире» закрываю порядка шести ставок, мои коллеги тоже совмещают много направлений работы. И совмещаем мы не потому, что трудоголики и обожаем работать ненормированное время, а потому, что некому это делать.
Хотя у нас сейчас на «Правмире» сложилась совершенно фантастическая команда, но постоянно на сайте работает всего три человека — это колоссально мало для того объема работы, который мы делаем.
Вот я научилась монтировать видео — потому что нет возможности платить отдельно за монтаж. 24 часа в сутки нужно быть в ситуации включения — это тяжело. Есть только один способ бороться с этим — найти возможность для расширения редакции.
Надеюсь, когда-нибудь это произойдет, и мы сможем оправдывать ожидания читателей без сильного ущерба для здоровья. Сегодня наш голос слышен в потоке светских СМИ, и очень хочется и дальше держать планку, поднимая ее все выше и показывая, каким интересным, содержательным и оперативным может быть православное издание.
— Но в отпуске-то хотя бы удается побыть в ситуации «выключено»?
— Отпуск — это то время, когда вместо двадцатичасового рабочего дня я работаю всего по восемь-девять часов. И главный критерий выбора места отдыха — уже давно — наличие хорошего интернета в отеле. Из всех путешествий у нас с мужем есть фотографии, где мы сидим за ноутбуками и «отдыхаем».
— Вам нравится такой образ жизни?
— Нет. Если бы можно было на кого-то эту работу переложить, я бы с удовольствием это сделала. Я совсем не трудоголик.
— Бывает, что руки опускаются?
— Постоянно. Но что делать — руки опускаются, а работать надо дальше. Если сидеть и переживать, за это время на почту упадет такое количество писем, что я с ними потом не справлюсь.
«Правмир» во всем мире
— Создание «Правмира» семь лет назад — это была ваша идея?
— Нет, эта идея возникла у моего тогда еще будущего мужа, с которым мы ходили в один храм, к отцу Александру Ильяшенко.
Анатолий — очень хороший интернет-специалист, у него замечательная компания по хостингу сайтов, и самое главное, он обладает удивительным умением своими идеями опережать время. Он предложил отцу Александру сделать миссионерский сайт. Я была абсолютно против этой идеи, была самым большим скептиком и критиком. Мне казалось, что закончится все очень быстро, что хороших текстов у нас хватит на полгода, а дальше мы останемся без материала.
На тот момент я уже несколько лет занималась православной библиотекой в приходе, у меня было четкое понимание, что люди читают, что нет, но я ничего не писала. Вообще я человек устный, не пишущий.
— При этом вы регулярно пишите статьи…
— Если бы можно было это кому-то перепоручить, я бы, наверное, не писала.
Вначале «Правмир» был по сути приходской сайт. Но тот подход, который был выбран отцом Александром и Анатолием — доброго разговора, в том числе о сложных проблемах, который как-то в обычном православном дискурсе отсутствует, — оказался очень востребованным. У нас стала расширяться аудитория, люди начали рассказывать, как помогли им материалы. А мы всегда знали, что если хотя бы одному человеку это будет нужно, то все не зря делается. Оказалось, что действительно это нужно, и процесс пошел. А главных задач у нас две: говорить современному человеку о Христе и помогать находить ответы на те вопросы, на которые человек не может ответить сам.
— Вы довольны тем, что есть сейчас, или хочется чего-то большего?
— Конечно, все время хочется большего. Самое главное, чего хочется, — чтобы тексты не оставались просто текстами. Чтобы в журналистике происходило не умножение букв, а чтобы появлялись материалы, которые могли бы помочь по-настоящему. Такие тексты бывают редко. Вот, например, рассказ Джианны Джессен, которая выжила, несмотря на произведенный над ней аборт! Когда мы этот текст опубликовали, потом несколько месяцев мы читали отзывы совершенно внешних людей, которые говорили, что надоели, конечно, эти противоабортные разговоры, но этот текст дал по-настоящему понять, что аборт — это убийство.
— У вас есть цензура? Бывает, что кто-то со стороны Церкви просит что-то «не писать»?
— Мы не пишем ради того, чтобы отписаться и увеличить трафик. Мы пишем о сложных вопросах в двух случаях: чтобы показать, что православным этот вопрос, эта проблема, эта боль не безразличны. И во-вторых, мы пишем об острых ситуациях в тех случаях, когда этот конфликт уже присутствует в информационном поле. Понятно, кому-то, в том числе иногда и церковным сторонам этого конфликта, лучше, чтобы про это никто ничего не писал. Но когда ситуация достигает того уровня, что либо о ней будут говорить очень негативно, либо мы попробуем хоть как-то ее осветить изнутри, — мы пишем.
— Груз ответственности не давит? Вы ведь в какой-то степени формируете общественное мнение.
— Ответственность велика. На многие вопросы нет одного четкого ответа и единственно правильной стратегии освещения. Но мы можем хотя бы бороться с тем упрощением, которое сегодня навязывается в СМИ. Эти черные, эти белые, эти не правы — диагноз, приговор! Поэтому мы стараемся представлять спектр ответов на вопрос. И еще мы очень серьезно относимся к экспертному статусу наших авторов. Наша ответственность главным образом состоит в том, что мы стараемся не давать мнения людей, которые не знают ситуацию изнутри.
— Финансовые вопросы существования сайта тоже вам приходится решать?
— Да, я очень завидую тем редакциям, в которых главный редактор отвечает за тексты, а кто-то руководит всем бюджетом. Каждый день надо не просто продумывать материалы, но и бюджет: можем ли мы позволить себе опубликовать этот текст или этот фоторепортаж — или у нас нет денег на гонорар? Я безмерно благодарна за колоссальную помощь нашим читателям, потому что «Правмир» живет на их пожертвования. Но безденежье очень сильно тормозит работу редакции. По посещаемости и обсуждаемости «Правмир» находится на уровне светских изданий, где один гонорар — как наш недельный бюджет! Посещаемость «Правмира» — 40-50 тысяч человек в день — выше, чем у «Полит.ру» и Openspace, и почти догоняет «Сноб».
— Как вам кажется, конкуренция между православными СМИ — это хорошо?
— Без здоровой конкуренции мы публиковали бы одну новость в неделю. Смотрите, между приходскими сайтами нет конкуренции — и мы видим их абсолютную стагнацию. Православные СМИ за счет конкуренции развиваются более динамично, чем многие светские издания. Огорчает другое.
Марина Андреевна Журинская говорит, что православная журналистика должна начинаться с того, что журналисты должны быть христианами. А вот христианского общения между нами часто и нет. У меня есть опыт общения с православными и светскими коллегами и есть возможность сравнивать реакцию тех и других на совершенно однотипные события.
Такой острой и негативной реакции, которая иногда встречается в православной журналистике, таких конфликтов и трудностей, которые возникают периодически между близкими друзьями, у меня ни разу не возникало со светскими коллегами. Отчасти это связано с тем, что у православной журналистики очень ограничены ресурсы, сказывается и общая перегруженность. Очень огорчительно, что сегодня, к сожалению, среди православных изданий нет того сотрудничества, которое существует между светскими ресурсами. Надеюсь, это изменится.
Сербия и церковные бабушки
— Вы серьезно занимаетесь филологией как наукой, преподаете студентам всякие сложные филологические дисциплины. Чем для вас так ценна работа с языком?
— Мне интересны два направления: языковое манипулирование — то, каким образом посредством слова творится история, например, Ирак практически стерли с лица земли на основании одной модальной конструкции: «там может быть ядерное оружие».
И во-вторых, мне интересны проблемы, связанные с тем, как разные люди (мужчины — женщины, мужья — жены, дети — родители) выражают свои мысли и почему они не слышат друг друга, даже когда говорят об одном и том же. К сожалению, я не так много занимаюсь сейчас исследовательской работой, как хотелось бы.
Вообще мне всегда нравились точные науки. У меня и мама, и бабушка филологи, я пошла по их стопам, а весь первый год обучения на филфаке переживала кризис: мне было понятно, зачем нужны физики и биологи, и совершенно не понятно, зачем нужны филологи? А потом наступил 1999 год, и началась военная компания США против Сербии. У меня была очень хорошая подруга из Белграда, я тогда начала читать в появившемся интернете западные СМИ об этой кампании, а поскольку я знала о происходящем от очевидцев, то видела, какой колоссальный разрыв существует между событием и его освещением, когда разрушение страны до основания в СМИ называется миротворческой акцией. В тот момент одновременно произошли две важные вещи: я нашла свою тему для дальнейших исследований — манипуляции в СМИ, которой так с 99-го года и занимаюсь, и началось мое воцерковление. У меня тогда было такое острое чувство, что это наши православные братья-сестры страдают.
В детстве я церковь не любила. Когда мне было семь лет, я очень тяжело болела и хороших перспектив врачи не обещали, моя мама крестилась, а я категорически отказалась — мне было очень неудобно в церкви. Но лет в девять-десять все чаще стали вставать вопросы: зачем все, зачем сейчас ходить в школу, что-то делать, если все равно человек умрет? Лет в двенадцать я прочитала «Отверженных», и как раз у Гюго появились первые намеки на ответ. Мне очень запомнился эпиграф к одной из глав — «страшно не умирать, страшно не существовать».
А потом все эти возникающие вопросы привели к попытке разговора с Богом, и в какой-то момент я поняла, что надо креститься. Мне почему-то казалось, что Бог, к Которому я обращаюсь с просьбами, хочет, чтобы я крестилась. Поэтому в 15 лет я крестилась, но дальше до событий 99-го года в храм практически не заходила.
А воцерковилась я благодаря общению с церковными бабушками. А ведь ходила в храм в джинсах или мини-юбке, а они всегда с большой любовью ко мне относились, ни одного слова осуждения, замечания я от них ни разу не слышала. Мне были всегда очень рады, и я почувствовала, что это то место, где с тобой не просто поддерживают хорошие отношения, чтобы списать у тебя контрольную, — а где тебя любят просто так.
Риторика и жизнь
— Вы с мужем вместе занимаетесь одним проектом — он ответственный за все техническое сопровождение сайта. Это не мешает семейной жизни? Дома про работу говорите?
— Постоянно. Это важная часть жизни. И нет потребности от этого отключаться. Бывают определенные сложности, например, взаимно предъявляются всякие требования к качеству работы, но мне кажется, что такое совместное дело очень обогащает общение друг с другом.
— А вы пользуетесь вашими знаниями по риторике в семейных конфликтах — ведь всегда же хочется доказать, что ты прав?
— В семейных конфликтах не получается, потому что мой муж знает законы риторики не хуже, чем я, и он принимает все решения исключительно самостоятельно, независимо от того, какая у меня аргументация, построена ли моя речь по всем правилам или нет. А вообще я когда-то пробовала доказывать свою правоту, но потом я поняла, что единственное, что можно делать во взаимоотношениях с близкими людьми, это искренне говорить, почему тебя это волнует, просто и честно. Человек, который тебя любит, обязательно тебя услышит.
— Я прочитала в вашем ЖЖ, что вы печете пироги. Неужели еще и пироги успеваете печь?
— Иногда. У меня вообще очень домохозяйский склад. Я с удовольствием, если бы было больше времени, занималась бы всякими домашними делами. Я, например, люблю шить.
— Опять же можно отвлечься от работы…
— Я не ищу способов от чего-то отвлечься. Просто оказывается, что какие-то вещи сшить намного быстрее, дешевле и красивее, чем покупать.
— А почему не любите отвлечься? Ведь человеку надо как-то отдыхать. Вы как отдыхаете?
— Лучший отдых — это смена деятельности. Попреподавали, потом смотрим, что делается на сайте, поредактировали текст. А теоретически много чего можно делать. Я достаточно много занималась спортом: теннисом, верховой ездой; меня учили реставрации икон и рисованию. Так что если вдруг найдется свободное время, мне всегда будет чем заняться.
Вперед и назад
— Вы участвовали в одном радиоэфире, и там при голосовании 75 процентов радиослушателей сказали, что доверили бы вам будущее страны. Пафосный вопрос: а хотели бы что-то сделать для этой страны?
— Я все время стараюсь максимально хорошо, насколько это по силам и умению, делать то, что делаю, — преподавать и писать о ценностях.
— Для вас это принципиально — учить студентов?
— Да. Возможно, мне было бы намного выгоднее уйти в какой-нибудь банк пресс-секретарем, где зарплата у меня была бы на ноль больше, — но я работаю в государственном высшем образовании, потому что я чувствую, что это надо делать. Современная молодежь очень хорошая, очень много думающих, талантливых, интересующихся жизнью людей. Удивительно, что, несмотря на все сложности, они могут так живо, правильно и очень по-зрелому реагировать на многие трудные вопросы. Мне кажется, они лучше, чем были мы десять лет назад.
— Вы в одном интервью сказали, что, чтобы понять современную молодежь, отсмотрели полностью сериал «Школа». Вы, при вашей занятости, нашли на это время?
— Меня очень волнуют мои студенты, их жизнь, поэтому сериал «Школа» мне был очень интересен как раз с точки зрения взгляда на определенный срез современной молодежи. Я таких молодых людей не встречала, но мне хотелось для себя понять: вот если я завтра встречусь с человеком с такими проблемами, если он будет в числе моих студентов или моих читателей — как с ним вести разговор, как его зацепить, что его волнует?..
— Вы работаете в двух сферах: светской и православной. Где легче работать?
— Я не работаю в православной сфере, зарплату я получаю только в университете.
— На «Правмире» вы бесплатно работаете?
— Да. Я достаточно давно решила, что никогда не хотела бы по собственному желанию, если это не будет вопрос выживания, работать в Церкви или православной организации. Это любимое дело, которое делаешь исключительно для души и для людей. Поэтому я решила, что все мои трудовые взаимоотношения будут строиться только со светскими организациями. А в православной области… найти бы ресурсы на других сотрудников — и хорошо.
— Вы несколько раз говорили фразы: «нет денег», «было бы больше денег». У вас не было желания все бросить и пойти на какую-то престижную высокооплачиваемую работу? С вашими способностями это было бы не сложно.
— Я вполне готова жить в тех бюджетных условиях, в которых я живу сегодня. Мое финансовое отчаяние главным образом связано с «Правмиром», с тем, что у нас нет возможности реализовать все, что можно было бы. Плюс есть колоссальное количество связанных с нами людей, у которых мы — почти единственный источник средств. Одна из авторов — матушка, ее муж-священник получает по две тысячи рублей в неделю. Ее гонорар составляет вторую часть семейного бюджета. Если в следующем месяце какой-нибудь многодетной сотруднице, или инвалиду, или просто человеку, у которого нет другой возможности работать, мне придется сказать, что мы не сможем с тобой работать, потому что в этом месяце не сможем заплатить тебе зарплату, — что человек тогда будет делать? А если я, наоборот, смогу сказать, что наконец-то у нас есть ставка! Вот эти вопросы меня волнуют намного больше.
— Вы несколько раз сказали, что делаете что-то, потому что это «надо».
— Надо.
— А есть ли у вас какая-то цель в жизни, которая еще не достигнута?
— Мне кажется, что цель жизни у каждого человека — в финальной жизненной точке, оглядываясь назад, понимать, что не все то время, которое тебе было дано, ты потратил зря.
— Вы говорите о «назад», а если посмотреть «вперед»? Некоторые люди говорят: я вот этим занимаюсь, но вообще-то я хотел бы стать медиамагнатом.
— Нет, медиамагнатом я бы не хотела стать… Но вперед и складывается из нашего назад — подводя итоги, мы смотрим в будущее. И надеемся на милость Божию.
