Комсомольск-на-Амуре изначально планировался, как крупный промышленно-индустриальный город Дальнего Востока. Судостроительный, авиационный, нефтеперерабатывающий, металлургический заводы. Микрорайон или поселок Менделеевский находится вблизи авиационного завода и состоит из двух частей: частных кварталов и многоэтажек, где наравне с горожанами проживают и дачники. Доехать до него можно на общественном транспорте по дороге, на которой все еще стоит вода.
Деревянные дома и почерневшие от времени глухие заборы, частично поваленные разыгравшейся стихией. Вдалеке виднеются сопки, указывающие устье Амура. Вода еще не везде сошла, и ко многим домам можно подобраться только на машине или в резиновых сапогах. По улицам неприкаянно бродят кошки – подходят, просительно мяукают. Бросаю им кусок хлеба. Набрасываются, начинают с жадностью поедать… Хотя многие хозяева и приходят кормить своих питомцев, но не все, вероятно, могут забрать их в места своего временного приюта.
– Хотите посмотреть наш дом? – раздается за моей спиной вопрос. – Нет, сами не дойдете, садитесь! Довезем!
Вместе с супругами Примоченко мы направляемся в переулок Мечникова – внедорожник лихо рассекает воду. На обычной машине сюда, наверное, еще не проехать. Дом № 9 находится неподалеку от дамбы. Упавший забор, стоящая во дворе и доме вода… Пока делать что-либо бессмысленно. Раньше весны трудно предположить, что станет с турлучным домом, как переживет он, пропитанный влагой, крепкие морозы.
– Я выращивала разные сорта роз, – рассказывает Наталья, и в ответ на мое недоверие: какие, мол, розы на Дальнем Востоке, показывает фотографии в телефоне. Действительно, розы здесь росли замечательные!
Вдруг откуда-то из хаотического нагромождения веток, досок, нанесенного скарба, выходит Васька – соседский кот – и с какой-то не кошачьей тоской бросается к нам. Игорь Анатольевич подхватывает его из лужи, достает припасенный пирожок, Васька с криком, напоминающим плач младенца, набрасывается на еду: кричит… грызет и кричит… не разбирая целлофан это или запеченное тесто. Эх, Васька, Васька, до чего же оголодал ты, как и тебе, братец, однако досталось…
Вулкан
На крыше дома по улице Пояркова, там, где гигантская лужа, рваными краями врезавшаяся в сушу, ежедневно и неуклонно сдает свои позиции, полулежит человек, свысока наблюдая за происходящим. В доме № 26 живет Юрий Александрович Ткачев. Спускаясь по лестнице, он отпирает калитку и пропускает меня во двор. В высоких ботинках, без резиновых сапог я могу продвинуться лишь на пару шагов. На крыше заливается внушительных размеров пес, он не привязан, но спрыгнуть с трехметровой высоты, надеюсь, не может.
– Как живется? – переспрашивает Юрий Александрович. – Сплю на крыше, завернувшись в одеяла, – ночи стоят еще теплые, не мерзну. В школе, где штаб организовали, паек дают. Чайком балуюсь, – остался почти полный баллон газа, ничего с ним не сделалось, в отличие от мебели, холодильника и прочей техники. Вот, вместе с Вулканом коротаем время! – показывает он на не прекращающего лаять пса. Охраняем добро от мародеров. – И в ответ на мое недоверчивое, мол, и брать-то нечего… – Да, они ничем не гнушаются. Железку какую, инструмент… А у меня и станок, и детали всякие. Жена живет у дочки в двухкомнатной квартире, я тоже прихожу, искупаюсь, телевизор посмотрю и обратно – тесно там, им самим едва хватает места. Но ничего, вода сойдет, восстановимся… Я считай всю жизнь в Менделеевском прожил: в 1976 году женился и переехал к жене, здесь и дочка у нас родилась. Уезжать не собираемся. Да и куда?
– С такой фамилией вам только в Краснодарский край и переселятся (Краснодар – одно из трех популярных мест для переселения дальневосточников, а фамилия губернатора края – Ткачев), – шучу я.
– Там у нас родственники, а здесь дом, огород. И эту напасть переживем… Чего только на своем веку вытерпеть не довелось… Но правда наводнения такого отродясь не случалось, нас даже не подтапливало никогда…
«Чумаха»
– Вы случайно не из тех, кто хочет нас отсюда выселить, а землю отдать под комсомольскую «рублевку»? – пристрастно вопрошает мужчина, отворяя калитку дома № 41 на Затонной улице.
Виктора Чинева я заприметила еще загодя: не обращая внимания на брызги, россыпью разлетающиеся из-под колес велосипеда, он крутил педали, торопясь по своим хозяйским делам.
– А разве кто-то позарится на это место после того, как вы «утонули»? – переспрашиваю я с удивлением.
– Давно разговоры идут, что хотят здесь коттеджи для новых русских понастроить – от города близко, природа… Им то что! Сделают насыпь, фундаменты поднимут. Но мы отсюда ни ногой! Мой прежний дом сгорел, только отстроился, наводнение случилось, – Виктор приглашает оценить добротность деревянного сруба, еще не спрятанного под декоративную отделку. – Когда плотину рвануло, я убегать не стал, как и многие, поднялся на чердак. Пару дней просидел – ничего… только без телевизора скучно, но, думаю, отдохну малость. Потом за дела взялся, до которых руки не доходили. Сейчас воду из подвала откачиваю.
Замечая нагруженного пакетами соседа, Виктор приветствует его.
– Кум мне гуманитарки оставил, сейчас и не пробиться за ней! – кричит издали Андрей Ивченко, а подойдя, с охотой, рассказывает, пересыпая речь метким словцом. – Когда нас затопило, я и говорю ребятам: посмотрите, это же настоящая чума началась! Мы лодки подоставали, я свою «чумахой» назвал. Мужики сначала смеялись, а потом подхватили: «чумаха», да «чумаха».
– Может вы утонули из-за того, что на Затонной улице живете? – вторю я общему залихватскому настроению.
– Так я же с Технической! – отшучивается Андрей.
– И не помогло?
– Не помогло! – легко соглашается он. – А следующая улица Высокая, так она пуще нашего затонула, а про Морскую и говорить нечего… Не помогло! – хохочут мужики. – У меня даже качка утонула, внуку теперь спать негде.
– Качка?! – непонимающе переспрашиваю я. Собеседники беззлобно смеются и объясняют, что «качкой» называют детскую кроватку с закругленным основанием для удобства укачивания младенцев. – Эх, темнота, тут давеча корреспонденты Первого канала приходили – так Гришка наш их икрой свежезасоленной угощал. Они рты и разинули! А вот, кстати, и он – легок на помине.
По направлению к нам идет парень с каким-то механизмом в руках. Оказывается, наиболее актуальное на сегодня – помпа! Соседи со знанием дела рассматривают:
– Не те шланги взял!
– Так нет других! Порасхватали! – оправдывается Григорий.
– В нашем магазине, у Семеныча посмотри! А ты спрашиваешь, как живем – все сами покупаем. О том, что выдают помпы или пушки тепловые, и не слыхали. В домах печи круглосуточно топим, воду из подвалов и огородов выкачиваем. Чего ждать-то? Расскажи лучше, Гришка, как ты московских журналистов потчевал.
– Я трехлитровый баллон икры достал и ложки! Что, говорю, не видали такого в своей Москве-то? Рыбу мы сами ловим – Амур рядом – и сами солим. Сначала нужно сварить рассол – ястык по-нашему: кидаешь в воду очищенную картошку, когда всплывет – рассол готов. Пока остывает, начинаешь грохотать икру. Икра находится в тузлуке – это мешочек такой, тут нужна большая осторожность: икринки надо так отделить, чтобы не подавить (иногда вместо сита используют бадминтонную ракетку) и прям в ястык. Пять минут, стечка, готово!
Хозяйственный Григорий Ноговицын живет на улице Затонной в доме № 61, который невозможно не заметить: на крыше гаража стоят непотопляемые «жигули». Пригнали они с друзьями кран и подняли повыше столь раритетную модель (почти все машины на Дальнем Востоке праворульные «японцы»). Но не только «жигули» привлекают внимание – деревянный дом с резными наличниками, виднеющимися из-за высокого забора, говорит о заботливом отношении своих хозяев:
– Дом мои дед с бабкой построили. Они приехали в Комсомольск-на-Амуре еще до войны, а когда грянула Вторая мировая, бабушка, работая на оборонном заводе, потеряла руку – под пресс попала. Недавно снаружи я поставил две камеры: сделал видео-наблюдение, – не без гордости показывает Григорий столь не вяжущееся с деревянной избой новомодное приспособление. – Еще до наводнения поднял сруб домкратами, чтобы поменять нижние бревна.
– Ничего, восстановимся, – утешает Андрей. – Дома деревянные, что им станется? Просохнут! Окна, двери нараспашку. Авось до холодов успеем. Всего лишь двух дней нам не хватило – дамбу вокруг насыпали, а когда к Мылкам, на окраину Комсомольска, вода подступила, грузовики от нас перебросили – более 100 тысяч человек там живет. Пожертвовали, значит, Менделеевским… Но мы все равно бежать не собираемся? Да и куда? Мне 51 год, 32 из них проработал на авиационном заводе, недавно в новый цех перешел. Доволен ли? Не жалуюсь. Работа есть, на кусок хлеба всегда хватало. Здесь у меня дети родились, внук… да и в земличку свою хочу лечь, когда время придет…
Я смотрю на этих людей и понимаю, что нет в них ни озлобленности, ни чувства безнадежности… Ни на кого не надеются. Ничего не ждут. Просты, но не без хитрецы и смекалки. Любят и крепкое словцо, и шкалик. Деловиты. Неприхотливы. Основательны. И проглядывает откуда-то из самых глубин нечто стародавнее, дедовское, исконно-русское – врощенность всеми корнями в свою землю. Не иначе, как суровая природа Дальневосточного края выкристаллизовывает такие характеры: крепкие морозы полугодовалой зимы, окружающие сопки, мощный Амур, безмятежно несущий свое полноводье, ставшее причиной стольких бед в лето 2013-е от Рождества Христова…
