«Вывели мальчика, я говорю: «Давай поиграем», а он игрушки на место убирает». Как Оксана лялечку искала
Первое апреля
В тот день Оксана с Сергеем летели из Мурманска в Москву. Они только что стали родителями — забрали из учреждения приемного сына: двухлетний Богдан сидел на руках у Оксаны и кричал на весь самолет.
И так два часа. Без остановки.
Оксана растерялась. У нее никогда не было детей. В свои почти 42 года она не знала, как поменять памперс. Как успокоить постоянно кричащего ребенка, вообще не представляла.
— У моих подруг были дети, я помогала, но когда это было? А здесь экстренная ситуация, — вспоминает Оксана. — У меня двойная ответственность: я даже пока ребенка не усыновила. Если с ним что-то произойдет по случайности и моей неопытности, отвечать буду я и органы опеки. И я должна смотреть в оба глаза.
Прилетели ночью, дико устали. Оксану с ребенком на руках никто не пропустил вперед, пассажиры толкались и пытались быстрее спуститься по трапу.
Богдан кричал. У него поднялась температура под 40 градусов. Оксана поняла, что их с мужем жизнь изменилась навсегда.
«Мы готовились к аду»
«Возможно, у меня будет приемный ребенок», — однажды подумала Оксана, когда училась в университете. Но мысль промелькнула и забылась.
Оксана вышла замуж в 23 года. Они с Сергеем детей особо не планировали. Задумались через несколько лет. Начались долгие обследования и попытки забеременеть. Все показатели были в норме, а врачи разводили руками: «Бывают такие особенности».
Оксана перепробовала все. Безрезультатно.
— Для меня в какой-то момент это стало трагедией, — рассказывает Оксана. — Всегда хотелось малыша. И всегда была надежда. Но лет в 40 уже появилась идея, что мы возьмем приемного ребенка. Просто нужно было время, чтобы принять финальное решение и уладить формальности.
Некоторые родственники и знакомые говорили про риски. А первый и главный страх: «Какие там гены?»
Но Оксана и Сергей все равно, по очереди, пошли в школу приемных родителей. Выбрали школу при фонде «Дорога жизни». Психолог фонда Мария Беккер считает, что учиться раздельно — полезная практика: в разных группах рождаются разные вопросы, так у будущих родителей складывается более широкая картина.
Когда на занятиях Оксану попросили нарисовать ребенка, которого она представляет, она растерялась, потому что не представляла вообще никого. Это ее испугало.
— Нет, наоборот, хорошо. Вы не будете цепляться за образ, — успокоила ее психолог.
И Оксана решила: как сложится, так сложится. Но знала, что в любом случае будет непросто.
— Мы сразу сняли розовые очки и готовились к аду, понимая, что придется пройти все круги. И мы их прошли.
Лялечка
Оксана завела экселевскую таблицу и стала одну за другой обзванивать опеки. По некоторым номерам было не дозвониться.
— Мне все доставалось мытьем и катаньем, — рассказывает Оксана о своих поисках. — Очень сложный путь. По моему опыту, те, кто работает в опеках, настолько загружены, что со временем теряют всякое желание помогать. Они, как чиновники, выполняют бумажную работу. В итоге я просто постоянно звонила и убеждалась, что ребенка не дадут. Казалось, уже прошло слишком много времени… Я не перегорела, но наступали моменты отчаяния.
Оксана чувствовала, что ребенок будет из Мурманска, и даже туда летала, потому что одними звонками ничего добиться не могла. Надеялась найти младенца.
— Младенцы легче привыкают. Тем более мы не испытали этот опыт бессонных ночей, кормлений. Классическая история. Поэтому такую лялечку, конечно, хотелось.
«Лялечку» Оксана искала год.
Звонила день за днем. С марта по март — две тысячи анкет.
И вот через год ей позвонили из мурманской опеки, что уже было удивительно: звонила не Оксана, звонили ей. Сказали, что есть трехлетний мальчик, но его мама стоит на учете. Про состояние здоровья оставалось только гадать. Оксана и Сергей отказались.
Недели через две позвонили еще раз: есть другой мальчик, 2 года и 7 месяцев.
— Все вокруг этого возраста крутилось и крутилось… В итоге еду вечером домой, думаю: лететь или не лететь нам? Как раз произошел теракт в «Крокусе». И смотрю: машина передо мной в пробке стоит — 51-й регион, Мурманск. Это знак! Говорю мужу: «Все, летим».
Полетели.
Не зная, какой их ждет ребенок.
Мальчик с характером
В конце марта в Мурманске еще было снежно.
Оксана и Сергей поехали за направлением в опеку, потом — знакомиться с ребенком. Это был не детский дом, а медицинское учреждение, своего рода перевалочный пункт для детей, которых изъяли из семьи.
Вывели мальчика с большими серыми глазами. Он выглядел младше своего возраста и не показывал эмоций. Его звали Богдан.
— Давай поиграем? — предложила Оксана и достала из шкафа игрушки.
Но Богдан сразу эти игрушки убрал на место. Его приучили ничего не разбрасывать. Ни в какие игры он не играл. И не разговаривал.
Богдана изъяли из семьи, когда ему было чуть меньше двух лет. Родители перестали носить его к педиатру, а патронажная сестра не смогла попасть к ним в квартиру. Это всех насторожило. Семья оказалась неблагополучной. Оба родителя сами были из детдома и, начав самостоятельную жизнь, не справились.
Поначалу Богдан только ползал, а больше ничего не умел. В учреждении научился неразборчиво произносить пять слов и чистить зубы. Верней, сосать щетку, как чупа-чупс.
— Я с ним пытаюсь играть, а разные мысли не покидают, — говорит Оксана. — Мы жили в Мурманске со среды по понедельник, и за это время, мне кажется, я похудела на несколько килограммов.
После каждой встречи Оксана либо звонила психологу фонда, либо записывала аудио, делилась наблюдениями. Психолог объясняла, почему Богдан может себя так вести, и сразу предупредила, что адаптация будет яркая: кризис трех лет, да и сам по себе мальчик «с характером».
Оксана и Сергей решились и пошли готовить документы.
Было непонятно, хочет ли Богдан уезжать с новыми родителями. Он с удовольствием вышел за калитку, радостно сел в такси, воспринимая это как приключение. А вот в самолете начал кричать.
Оксану и Сергея посадили поодаль друг от друга, поэтому рядом с Оксаной оказался незнакомый мужчина.
— Я вам помогу, у меня трое таких, сейчас мы с ним займемся, — уверил он и протянул Богдану свои часы с бронированным стеклом.
Но и это не подействовало.
«В любой момент быть как МЧС»
Когда вернулись в Москву, из-за температуры Богдана сразу же пришлось везти в больницу. Место было только в инфекционной. Оксану и Богдана закрыли в боксе.
Педиатр успокоила — ребенок перенервничал из-за переезда и смены климата: «У вас все нормально, так сложилось, чтобы недельку вы побыли ближе друг к другу».
— Выходить нельзя, в боксе сидишь, в окошко смотришь, тебе передачки приносят, — вспоминает Оксана. — И то Богдан не стал таким близким, он еще присматривался. Ему, наверное, казалось, что я с ним временно. Он же лежал в больницах и раньше, наверняка с кем-то из персонала. Поэтому еще не воспринимал меня как маму.
Мамой и папой Богдан стал называть Оксану и Сергея сразу, но все равно держался на дистанции. Дома закатывал истерики. Как только Богдана о чем-то просили, например, не есть руками, он принимался швырять еду, чашки, тарелки, вешалки, игрушки и коробки.
Первые два месяца кусался.
— Ко мне приходила опека, а у меня руки в синяках, — Оксана обводит взглядом свои предплечья. — Но я специально не скрывала. Меня даже спросили: «Вас что, бьет муж?» Ясно, что Богдан вел себя так из-за стресса. Если сменить образ жизни, место жительства, любому человеку будет сложно. Тем более ребенку.
Богдан сопротивлялся режиму, не хотел умываться, не одевался сам (ему надо было три раза повторить, а потом взять за руку и пойти сделать вместе с ним). Долго не приучался к горшку, писался, а потом паниковал, что его за это накажут. Оксана терпеливо объясняла: «Ничего страшного, надо учиться ходить на горшок». На горшке что только не делали — и книжки читали, и задания выполняли, и пирамиды строили.
Педиатры рекомендовали держать Богдана в ежовых рукавицах: «Это мальчик с необычным темпераментом. Он предпочитает строгость». Именно эту строгость он как будто и ждал от новых родителей, а родители боялись и не знали, как и на что он будет реагировать.
Первое время Богдан очень жалел тех, кто плачет. Когда на улице плакали другие дети, подходил и смотрел, хотел помочь. Если было слышно, что у соседей плачет ребенок, звал маму: «Плачет мальчик, надо ему игрушку дать». А иногда вообще не проявлял эмоций и был как в футляре.
Еще он постоянно переедал. Просыпался рано, бежал к столу и, не останавливаясь, толкал в себя еду. Оксана просила: «Богдаша, давай спокойно будем есть». Но Богдан не обращал внимания. Приходилось каждый раз считать вслух и загибать пальцы, чтобы Богдан жевал помедленней: «Один жуем, два жуем, три жуем, четыре жуем, пять».
Из-за нарушенной координации Богдан сшибал все углы, поэтому мебель Оксана и Сергей проклеили силиконовыми накладками. Вещи убрали в шкафы. Но предусмотреть все невозможно: идешь в туалет — ребенок уже упал. Шишки были обычным явлением, только успевай запасаться мазью для ушибов.
Оксана постоянно записывала психологу аудиосообщения на 5–10 минут, но никогда не жаловалась, что ей сложно. Проговаривала свои наблюдения, спрашивала совета.
Воспитывать ребенка оказалось тяжело физически. Оксана не высыпалась и жила в постоянном напряжении:
— Мне 42 года. Организм не понимал, что с ним происходит и почему вдруг надо резко просыпаться ночью, в любой момент быть начеку и в режиме многозадачности изо дня в день. Хоть я и очень активный человек, но с ребенком ты еще больше перегружаешься эмоционально и физически. Постоянно думаешь: «Так, что я забыла? Наверное, трусики закончились, надо заказать, выпить витамины, сделать зарядку, специальные упражнения для профилактики плоскостопия, параллельно надо поесть приготовить, поиграть с ребенком, что-то новое узнать, почитать сыну сказку, а еще погулять, поспать и стараться быть в режиме». Рой мыслей. Раньше я могла спокойно посмотреть фильм, чай попить, пораньше лечь спать, а теперь извините, будьте любезны в любой момент быть как МЧС.
С одной стороны, Оксана была к этому готова, с другой — организм иногда сопротивлялся. Внешне Оксана изменилась так, что психологу было трудно ее узнать:
— Когда они с Богданом приехали на живую встречу, я испугалась, — рассказывает Мария Беккер. — Оксана безумно похудела, и меня это напрягло. Приемные родители сталкиваются с выгоранием, и важно этот момент не упустить. Но Оксана, несмотря на свое физическое состояние, была в контакте с реальностью. Она очень объективно, без розовых очков анализировала, как ведет себя Богдан, и взвешенно подходила ко всем трудностям, понимая и принимая тот факт, что они есть сейчас и будут еще, но это временно.
«Мам, у тебя все нормально?»
Через несколько месяцев Богдан поверил, что он дома: заулыбался, начал набирать вес, расти и развиваться. Научился не доедать, если больше не хочет. Заговорил так, что теперь не остановить. Стал бойко рассказывать стихи, петь песни. К горшку тоже привык.
После учреждения Богдан был тревожный, сразу реагировал на любой шорох, а теперь его не удивить, даже если на кухне упадет что-то металлическое:
— Мам, у тебя все нормально?
— Да, все нормально.
— Мам, ну ты поаккуратней, пожалуйста.
Больше всего Богдана и Оксану сблизил случай летом на детской площадке. Его впечатлило, когда Оксана «спасла» другого мальчика, который качался на качелях с Богданом, а потом спрыгнул и расшиб ногу. С собой в рюкзаке Оксана привыкла носить целую аптечку и сразу бросилась помогать. Богдан восхищается до сих пор:
— Мама, помнишь, как ты побежала за рюкзаком? У мальчика кровь текла, ты наложила повязку, побрызгала чем-то, помазала, мальчик плакал-плакал и перестал.
Свою любовь Богдан выражает необычно: берет руку мамы, папы, бабушки или дедушки и прижимает к лицу. В любом месте и в любой ситуации.
— Для нас это стало естественным, но первое время мы очень удивлялись, — добавляет Оксана. — Он обнимается, но чаще берет «значимую» руку. Я думала, может, это из-за того, что ему страшно, что надо его поддержать. Но это происходит совершенно спонтанно.
Теперь на приеме у врачей Богдан гордо заявляет: «Я Богдан Сергеевич». Больше всего на свете он обожает внимание: родители круглые сутки должны заниматься только им.
— Мам, я хочу, чтобы ты со мной поиграла.
— Богдаш, я сначала приготовлю обед. Давай так: ты играешь, я готовлю.
— Нет, мам, садись со мной играть.
— А еда сама себя не приготовит.
И тогда недовольный Богдан бьет маму кулаками по спине или куда попадет. Оксана всегда на связи с психологом, который объясняет, как лучше поступить, потому что Богдан пока не умеет управлять эмоциями.
Кусаться Богдан перестал. Если вдруг что-то не нравится, иногда, но все реже, может бросить, например, колготки.
Скоро родители отправят его в детский сад: больше для социализации, развивашек хватает и дома.
— Мне нравится с ним заниматься, — делится Оксана, — это захватывает, когда что-то новое придумываешь. У меня нет такого, что надо поскорей сдать в сад, а потом день закончился и хорошо. Я получаю удовольствие.
«Любовь приходит позже»
За почти что год, несмотря на трудности, у Оксаны и Сергея ни разу не возникло мысли, что они ошиблись и что Богдана надо вернуть.
— Мы в ответе за тех, кого приручили. Я верный человек, — говорит Оксана. — Да, 20 лет я была занята своими интересами. Конечно, помогаешь родителям, но это другое и не круглыми сутками. Воспитывать ребенка трудно, но это благодарный труд. Всегда сравниваешь крайности и думаешь: «А если бы его не было с нами? Нет, я уже так не хочу».
Сергей поначалу волновался и за ребенка, и за себя с Оксаной. Не знал, как все сложится, но своих переживаний не показывал. Стал много читать о детской психологии. Сейчас, если Оксана вдруг начинает нервничать, Сергей находит нужные слова:
— Ну как же так, почему у Богдана не получается быстрей одеваться?
— Ничего, все через это проходят, особенно мальчики.
Бабушки и дедушка приняли Богдана как родного внука.
— Нам в ШПР рассказывали, как многие скрывают от своих родителей, что решили взять приемного ребенка: и животы накладные покупают, и фотографии делают. У нас такого не было, — продолжает Оксана. — Родители подключились, помогали: «Мы сердцем его приняли. Это наша еще одна радость». Для них это новый глоток воздуха, несмотря на то, что есть уже другие внуки.
На вопрос, зачем ей был нужен ребенок и ради чего она каждый день отдает столько сил, Оксана сама себе до сих пор не ответила. В том числе потому что было некогда об этом подумать:
— Это хороший вопрос… Многие говорят: «Мы взяли ребенка, чтобы ему помочь». Помочь тоже хотелось. Но в первую очередь, наверное, хотелось дарить любовь малышу, заботиться, хотелось, чтобы была семья и дом у того, кому они действительно нужны, чтобы этот ребенок грел дом, чтобы заниматься с ним… Все вместе. Сначала даже гормонально понимаешь, что не твое — по-другому пахнет. Материнский инстинкт не включается, только жалость. Но ребенок ждет не жалости, а любви. И эту любовь ты в суете не осознаешь. Сейчас, когда я выдохнула, начала анализировать, я это понимаю. Тебя предупреждают, что будет трудно, и это действительно так. Настоящая любовь приходит попозже.
Оксана и Сергей уверены: рано или поздно Богдан вспомнит, что когда-то жил не дома, а в учреждении, и начнет спрашивать, обижаться. Поэтому в любом случае годам к 5–6 расскажут, что он их приемный сын.
Недавно Оксана пыталась припарковать машину, где было мало места. Богдан не растерялся:
— Мам, ну я же вырасту. Я буду рулить и запаркую тебе машину. А еще вы с папой будете сидеть сзади, я буду вас грушами и яблоками кормить и включу вам музыку.
Фото: Жанна Фашаян и из личного архива героев материала