«Приближались же к Нему все мытари и грешники слушать Его. И роптали фарисеи и книжники, говоря: Он принимает грешников и ест с ними…» (Лк. 15, 1-2).
Защищая грешника – и языческие народы всей земли перед лицом Богоизбранного Израиля, старшего сына в семье народов, и просто человека-грешника перед лицом строгой праведности, напоминая, что истинная праведность невозможна без любви и милосердия – Христос показывает, как двери покаяния открываются на дорогу прощения и любви, ведущую в дом Отчий.
Эта притча – о каждом из нас, человеков, барахтающихся в такой, казалось бы, безнадежно непроходимой грязи своих грехов, немощей, скорбей, житейских обстоятельств, впадающих в отчаяние и безразличие, теряющих последнюю свою слабенькую веру – и чудом Божьим обретающих надежду-не-смотря-ни-на-что. О непутевом сыне, обретающем — руку Отца, с великой любовью протянутую к нему через мрак изгнания, через бездорожье чужбины…
Изгнание блудного сына. Бартоломей Мурильо. 1660
Так я ничьим рабом не быть старался,
Что в плен попал в земле глухонемых,
И привкус поролоновый остался
В твоих, о жизнь моя, стихах переводных.
Мне в уши ноют голоса чужие,
И не видать лица ни одного,
И я привык – теплы бока свиные,
И жаль рожков, и рабства моего.
Прошло ли двадцать лет? вчера? сегодня? –
С Тобой, лицом к лицу, стоял я зло,
И из передней, как из преисподней,
Угарной вольностью несло.
Был май лихой, и пьяный и зелёный,
И Ты в дорогу мне конвертов передал,
Но я тогда не верил в почтальонов
И стиль эпистолярный презирал.
А здесь …хватает мне труда дневного,
Чтоб по навозу вилами писать,
И не припомнить мне ни улицы, ни дома,
И нет слюны, чтоб марку облизать.
Всё так, как есть; лишь иногда, ночами,
В воды стекло стоялое гляжусь,
И сединой, и горем, и глазами
Я на Тебя похожим становлюсь.
Для нас, считающих себя воцерковленными христианами, эта притча вроде бы в толкованиях уже не нуждается, мы все читали и знаем, что она означает. В толкованиях – может быть. Но она остро нуждается в другом: в личном, если можно так сказать, восердечивании. В определении – причем немедленном, промедление в этом вопросе, который суть важнейший для всякого из нас , воистину смерти подобно — места этой притчи в моей личной жизни. И места моей жизни и меня самого в великом контексте рассказанной Спасителем истории о возвращении домой…
Для меня, во вхождении в Церковь Христову пережившего ситуацию блудного сына, переживавшего затем ее еще не раз, когда Господь снова и снова принимал меня в покаянии, очень важно вот что: ведь вернуться домой – это еще не всё. Там надо – заново учиться жить. И жить не лодырем и нахлебником, который снова и снова берется за старое, наступает на уже пройденные грабли – жить полноценно, жить — вечно… Приход в дом к Богу, к Отцу – это не итог всей нашей жизни, но самое ее начало, и вот только после того, как отгремит праздничный пир, начнется у нас что-то если не более, то и не менее важное, чем возвращение.
Праздничный пир
Давно закончен (мяса тельца, впрочем,
Хватило еще на месяц).
Младший брат пытается жить
В отчем доме.
Кое-как приспособился: главное –
Вести себя пристойно, изображать благодарную радость,
Пока отец смотрит.
Труднее всего было научиться
Правилам, которых, оказалось, множество в доме:
Не хватать со стола руками, не испускать при всех газы,
Не спать под кроватью, не мочиться в фикус,
Не избегать душа, не сморкаться на пол,
Не пытаться подсыпать старшему в суп дуста,
Не оставлять следов, когда тайком жрёшь из буфета вкусное ночью,
Не храпеть, когда засыпаешь
Под чтение отцом священной книги, —
Множество «не», — но можно
Как-то классифицировать их, приноровиться.
Все эти «не», думает младший, —
Они и есть смысл жизни в этом доме.
Нарушишь – накажут, исполнишь – награда
(Правда, наград – сейчас и сразу – что-то не видно,
Но это понятно: это вроде
«Морального кодекса строителя коммунизма»,
Только награды отодвинуты на после смерти.
Ловко придумано! Наверняка старший постарался!…)
Тошно, конечно,
Что дни один на другой похожи,
Что иногда ночью
Проснешься оттого, что душа плачет,
Скулит тихонько, будто то ли что потеряла,
То ли сама себя во сне придавила,
Да вот отец: иногда обернешься –
А он молча на тебя смотрит
Глазами, полными нежности и тревоги,
Словно хочет спросить о чем-то –
И стараешься поспешно
Сделать вид, что страшно занят
Еще более точным исполнением правил, —
Но лучше так, чем опять в свинарник,
Куда же идти-то
Дальше родительского дома !..лучше
Уж так.
Лучше уж так. Главное — здесь кормят.
Это главное. Это всегда было главным,
Разве не так? вспомни! – убеждает себя младший,
Из-за того и вернулся.
Ведь верно же, верно?
Вот младший вернулся, вот первая радость встречи немного утихла, вот закончен пир, и наступили будни… И вот через эту радость, через благодарность Отцу, а вместе с ними – через некоторую самодовольную расслабленность («Ага, любит меня старик-то!… Вон как поставил на место старшего, который пытался на меня наехать!… Значит, я – ого-го!…» — этакая, по слову Олеси Николаевой, гордость мытаря, что он не таков как фарисей) – через всё это пробивается – тревога. Тревога понимания, что жить как раньше – всё, нельзя. Ни так по-хамски, как жил до ухода из дома, ни тем угаром страстей, которым жил, проматывая наследство, ни так, как жил со свиньями у корыта с рожками, там была экстремальная ситуация, война, но в мирное-то время – стократ сложнее, чем на войне…
И эта тревога заставляет отвечать на важные, крайние вопросы: я вернулся домой – но кто я? Кто есть Отец, воплощенная любовь – я знаю. А я – кто? И зачем вообще я вернулся в отчий дом, только ли, чтоб есть сытно и спать на чистом?.. Чего я вообще хочу от жизни, на что направлю свою свободную волю, как буду жить дальше? Смогу ли ответить Отцу на его любовь – любовью ?
Станет ли этот дом и его обитатели, и старший брат в том числе, мне снова родными, пойму и приму ли я, что все эти заповеди и законы – созданы не как «запреты», а для укрепления любви, для моего же блага, и что их исполнение с моей стороны – не рабская обязанность, а жизненная необходимость, подтверждение делом той любви, которую я декларирую как существующую между мной и Богом?
И вот на эти вопросы неизбежно нужно ответить самому себе — каждому из нас, считающих ситуацию притчи о блудном сыне своей ситуацией.