– Как кровные дочки отнеслись к тому, что за относительно короткое время семья так увеличилась?
– Дети – и кровные, и приёмные – всегда поддерживают меня в моих начинаниях. Буквально на днях увидела анкету шестнадцатилетней девочки из Самары, показала детям, и они хором воскликнули: «Давай возьмем её на гостевой режим!» (Брать ребёнка на постоянное жительство нам просто физически уже некуда). Правда, когда позвонила в опеку, оказалось, что девочку уже забирают в семью.
У нас с детьми вообще многое совпадает – вкусы, взгляды на жизнь. Правда, с кровными дочками был момент, когда они не хотели, чтобы в семье появлялись девочки. Лизу, которую я привезла, не обсудив с ними (они ждали только Андрея), они приняли не сразу. Их обидело и то, что я просто поставила перед фактом: в семье появилась еще одна девочка.
Сейчас всё наладилось, дочки и Анюту с радостью приняли, и были готовы к появлению еще одной девочки.
– Как другие люди отнеслись к этому? Ваша мама изначально была против появления Стёпы, а как восприняла, что детей стало гораздо больше?
– Да, бабушка Степу сначала тяжело принимала. Потом вроде бы ситуация нормализовалась, но потом Стёпа что-то ей не так ответил, бабушка обиделась и больше полугода не пускает его к себе в комнату.
Других детей приняла как-то без эмоций. Её сердце растаяло, когда у нас появилась Анюта. Она с ней занимается, спрашивает, чем девочку покормить, поёт ей песенки. И её совсем не смущает, что почти пятилетний ребёнок сейчас по развитию – как полугодовалый малыш: не разговаривает, почти не ходит, только улыбается.
Что касается посторонних людей – если честно, то у меня стойкое ощущение, что на меня смотрят как на инопланетянку или как на человека, который делает нечто непонятное.
– Что самое неожиданно трудное вам пришлось преодолеть за это время?
– Да ничего. Преодолеваем одно – нехватку места. Я уже боюсь заходить на сайты, где размещены фотографии детей-сирот, их истории, потому что каждые несколько дней вижу ребенка, за которым готова поехать. Останавливает именно отсутствие места.
– Но сил на все может не хватить…
– Я не беру детей, которым требуется серьезное медикаментозное лечение, длительное лежание в больнице. Все мои дети уже получили лечение, были прооперированы благодаря помощи фонда «Волонтёры – в помощь детям-сиротам».
Им нужна только социализация и реабилитация, а это как раз то, что мы можем сделать в домашних условиях. Конечно, бывает, что с тем или иным ребенком нужно сходить в поликлинику. Это не то, что по полгода нужно находиться в больнице рядом с ребёнком. Лиза весной две недели лежала в больнице, но – без меня, я её навещала каждый день, привозила что-нибудь вкусненькое.
Люди нередко удивляются, как у меня хватает сил, а меня, в свою очередь, удивляет, почему им забота о детях кажется сложной. Если честно, я не понимаю, что в этом сложного? Живут в доме семеро детей – и всё в порядке.
Про «отмазки» и посиделки на коленях
– А адаптация – когда приходит сначала совсем чужой ребёнок, он непривычно пахнет, непривычно ведёт себя?
– Да, я читала на усыновительских форумах, что приёмные родители сразу не могут принять запах ребёнка, какие-то его особенности. У меня такого не было.
Понятно, что дети приносят привычки, выработанные в детском доме, с которыми приходится бороться. Я занималась в школе приемных родителей и была ко всем этим моментам готова. Никто не обещал, что будет всё гладко. У Лизы с Андреем, например, это неряшливость. Лиза меня, бывает, раздражает.
Но это не что-то серьезное, из-за чего я бы не стала брать следующих детей. Еще бытовые привычки, которые приходится менять – рассеянность, необязательность, всевозможные «отмазки»: «Я этого не сделаю, я этого не знаю, а вот об этом я забыл». Когда слышу это «я забыл», просто хочется накричать.
Но это всё преодолевается, я нахожу способы напомнить и всегда стараюсь создать такую ситуацию, в которой ребенку выгодно будет помнить.
– Как распределяете время, чтобы хватило каждому ребёнку?
– В основном много внимания требуют Стёпа и Анюта. Им необходимо посидеть на ручках, Анюта вообще больше половины дня проводит у меня на руках. При этом у меня появилась легальная возможность проводить время у компьютера: я её покормила, почитала ей, покачала, а параллельно успела посмотреть что-то в интернете. Дети подтрунивают: «Ведь никто и не придерется: мама ж с ребёнком нянчится».
Лиза у нас девочка самостоятельная, независимая, у нее нет потребности постоянно целоваться, обниматься, ей достаточно, когда я, проходя мимо, чмокну ее в макушку: она уже счастлива.
В выходные они могут прийти ко мне в комнату, залезть в кровать и полежать со мной.
Для Вовы важны беседы, внимание, дружеская поддержка. Поэтому, пока я сижу с Анюткой, он может прийти, сесть рядом со мной, рассказать о школе. Или беседуем, когда он занимается на тренажере, в общем, время для разговора находится всегда.
– Как у него в школе складываются отношения с ребятами?
– В специализированной школе-интернате, где учатся Андрей и Лиза, уже два года не набирают детей в 10–11 классы. Так что выбора у нас не было, только общеобразовательная школа неподалёку. Когда отправляла Володю в десятый класс, переживала. Заранее подготавливала: «Вова, если одноклассники будут смеяться, обращать внимание на то, что ты не очень хорошо ходишь или не очень хорошо говоришь, не обижайся. В конце концов, они привыкнут».
Оказалось, напрасно подготавливала. С первого дня учёбы весь класс начал опекать сына. Его провожают домой, носят портфель, приносят стул, разгоняют учеников младших классов, чтобы его, не дай Бог, никто не толкнул.
После школы ребята дожидаются вместе с Володей, пока я приеду и посажу его в машину. То есть чудесное отношение и со стороны учеников и со стороны учителей. Например, с ним после уроков занимается учительница математики. Деньги за это брать она категорически отказалась.
– Какие перспективы у детей в дальнейшем. Вот они вырастут, окончат школу. Что дальше?
– С Вовой у нас сейчас главная цель – через два года сдать ЕГЭ. Потом он поедет в Москву, в специализированный институт для детей с ограниченными возможностями, собирается учиться на юриста. По истории, по такому предмету, как «человек и общество» у него пятёрки. С математикой – сложнее, но над этим – работаем.
Лиза у нас самый настоящий талант. Она у нас и в музыкальной школе занимается и поет, выступает на конкурсах, на фестивалях. Оказалось, что она ещё и хорошо рисует.
Учится она тоже неплохо – четвёрки-пятёрки. Поэтому я считаю, что для Лизы открыты любые перспективы, она может пойти учиться, куда захочет, никаких преград в её жизни нет. И ходит она хорошо, лишь слегка прихрамывая.
Про Андрея вообще трудно что-то говорить, потому что его не обучали: до 11 лет ребенок практически не читал, не писал. Сейчас он в первом классе. Как будут развиваться события дальше – неизвестно. Может быть, он сделает скачок в обучении и потом сможет пойти в институт.
Если нет, то ничего страшного. Я ему придумала свое дело. Недалеко от нашего дома в магазине есть маленький отдел «Печать фотографий», и там работает мужчина с ДЦП, который ходит на костылях, говорит непонятно. У него жена, двое детей.
Андрюша тоже смог бы сидеть за компьютером, печатать фотографии. У Степы, думаю, умственное развитие восстановится полностью, потому что после этого лета у него произошел резкий скачок.
Если я буквально полтора месяца назад считала, что хорошо бы к девяти годам подготовить к первому классу, то теперь думаю, что, может быть, отдадим его в восемь лет в первый класс общеобразовательной школы. Про будущее Анюты сейчас трудно что-то говорить, она совсем недавно приехала домой, но у меня тоже есть на нее свои надежды.
– Но эти пока недолгие дни дома её как-то изменили?
– Если в больнице она только лежала, то сейчас практически весь день сидит. Может попроситься с рук на пол и пройти несколько шагов, держась за руки. Ест хорошо. Гулит, как шести-восьми месячный малыш.
Я думаю, что она остановилась в развитии именно в этом возрасте, когда ее кровная мама её бросила в больнице. Ведь из роддома её забрали, она успела узнать, что такое мамины руки, возможно, что такое мамина грудь. Наверное, отказникам даже легче, потому, что они не знают, что потеряли, а это ребенок, который был на руках у матери, неважно, какая это была мать.
А потом ее оторвали от матери и положили в пустую кровать, где к ней никто не подходит. Мне кажется, этот стресс и заблокировал что-то у нее в сознании, она перестала развиваться. Потому что у нее очень умные глаза, умный взгляд, очень богатая мимика.
Как накормить большую семью
– Как строится ваш обычный день?
– Утром, пока дети умываются, расчесываются, собираются, я готовлю завтрак: бутерброды, яичница, или подогреваю то, что осталось с вечера.
Потом отвожу к месту учебы Володю и Алену (кровная дочка). Ко времени возвращения Лиза с Андреем должны быть готовы и ждать меня у ворот. Отвожу их в другую школу. Дома остаются Степка с Анюткой. Вот тут как раз у меня есть время на младших, у которых сильная потребность и в тактильном контакте и в индивидуальном внимании.
В это время я с ними занимаюсь, готовлю обед. Где-то ближе к часу, к двум звонит Вова, еду его забирать. В три-четыре забираю Лизу с Андреем.
Дальше уже дети садятся за уроки, если погода хорошая – можем пойти погулять.
– Как справляетесь с бытом: приготовить, убраться и так далее?
– Часто готовит Полина, старшая дочь, остальные ей помогают. Мытье посуды – обязанность детей. У них четко распределена очередь, кто за кем. Если ребенок вечером кухню не вымыл, на утро оставил грязную посуду, то он будет дежурить два дня.
Убираются, как правило, старшие дочки. Мальчишки с Лизой могут пылесосить, убирают за собой мелкие вещи. Они могут, например, пройти по дому, и собрать все джинсы или все белые рубашки.
Загружают и разгружают стиральную машину.
Я стараюсь относиться к ним, как к здоровым, не забывая, конечно, об их физических возможностях.
Поскольку они убирают посуду после еды, пусть с костылями, по стеночке, понятно, периодически много разбивалось, и мы заменили бьющиеся тарелки на пластмассовые.
– Бюджет как распределяете?
– Большую семью накормить дешевле, чем маленькую. Вот, например, нас сейчас восемь человек, и на 800 рублей в день мы можем вполне прилично питаться, особенно если супы готовить. А вот два человека на 200 рублей в день не прокормишь.
Восемьсот рублей в день на большую семью – это и килограмм мяса, и пара килограмм овощей, фруктов, так же и какие-то сладости к чаю. Получается, что я раз в три дня закупаю продуктов на 2500–3000 рублей.
Всё обучение у нас бесплатное. В интернате, где учатся Лиза с Андреем, есть и логопеды, и психологи, и дефектолог, и массаж, лечебная физкультура. А также рисование, вокал.
Старшие дочки – самостоятельные, одна учится в школе, другая – в колледже на бюджетной основе.
Собираюсь Стёпу отдать в детский сад, хотя мне так хорошо и уютно, когда он дома. Но нужно отдавать – чтобы потом легче было ему к школе адаптироваться. В садике тоже есть и бесплатные логопеды, массаж.
Я же когда брала детей, анализировала, каких я смогу потянуть. Например, глухого или слепого ребёнка я бы не взяла: нет поблизости специалистов. Зато я знала, что пяти минутах езды на машине есть специализированная школа для таких детей, как мои. В этой школе – все необходимое для их обучения и реабилитации.
– Бывает, что устаете так, что просто руки опускаются?
– Физическая усталость иногда бывает. Например, во время летних поездок, когда я за рулём, когда жарко, а детям нужно помочь зайти в море, помочь выйти. Но руки не опускаются никогда, и моральной усталости тоже не возникало: я занимаюсь любимым делом, а любимое дело не может приносить опустошение.
Мне очень нравится этим заниматься, потому что, даже за такой короткий срок я увидела очень серьезную отдачу, видимые результаты своей деятельности, которые вдохновляют, дают и укрепляют желание этим заниматься и дальше.
Для того чтобы не накапливать физическую усталость, раз в неделю я иду к друзьям, где я могу поговорить не о детях, а еще о чем-то, о том, что мне тоже интересно.
Есть у меня и хобби, я занимаюсь рукоделием. Сейчас учусь лепить украшения из полимерной глины. Потом надеюсь обучить этому детей и организовать небольшой семейный бизнес.
Мне хочется, чтобы дети имели какие-то свои деньги, но я им всегда говорю: «На необходимое я вам всегда дам денег, а на всякие развлечения вы должны зарабатывать сами». Летом они вот листовки раздавали.
– Каких-то корыстных выгод сторонние люди не ищут в ваших поступках?
– Есть, конечно, те, кто надеться понять, какую же материальную корысть я ищу, забирая детей из детских домов. Но я старюсь с такими не общаться.
Сейчас я пытаюсь построить дом – большой, где бы можно было разместить больше детей, где бы был хороший тренажёрный зал. Сейчас строительство в самом начале – если получится до морозов залить фундамент – будет здорово.
Так вот, по поводу дома меня не раз спрашивали: дом я строю на себя, приёмные дети по закону не будут иметь на него права. Получается, этот дом лично в моих корыстных интересах? А если мне всё надоест, кому дом достанется?
Отвечаю: брать ребят я смогу еще лет пятнадцать: потом, в силу возраста, мне уже не дадут. А потом мы договорились с детьми, что этот дом я отдам тому из них, кто будет брать приёмных. Свою старость я планирую коротать в маленьком домике, в котором мы сейчас живём.
Кстати, старшая дочь уже задумывается о том, чтобы в будущем стать приёмной мамой.
Если дом удастся построить, думаю, что туда, заниматься в тренажёрный зал можно будет приглашать на занятия мам, у детей которых тоже проблемы с ортопедией.
