«На реках Вавилонских» – первое художественное произведение известного журналиста, теле- и радиоведущей, вице-президента «Медиасоюза» Елены Зелинской. Автор отслеживает путь двух семей сквозь тяжелые испытания ХХ века. В романе нет почти ни одного вымышленного героя, и все события кропотливо и точно восстановлены по архивных документам.
Эта глава рассказывает о событии, происшедшем на окраине империи — в городе Кишиневе, 6 апреля 1903. Сюда, по окончании Нежинского университета, приезжает служить в Кишеневской женской гимназии молодой преподаватель словесности, главный герой романа Михаил Савич. Михаил и его жена Евгения становятся очевидцами и участниками страшных событий, которые прозвучали, как первый звонок перед катастрофой 1917 года.
Сегодняшние общественное возбуждение вызывает из прошлого многие жуткие тени. Давайте вглядимся в них пристальней.
ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА «НА РЕКАХ ВАВИЛОНСКИХ»
Глава 2
Река Бык
Из телеграммы генерал-губернатора Кишинева фон Раабена министру внутренних дел от 6 апреля 1903 года: «Погром начался разрушением всех еврейских лавок и квартир на Новом базаре и сопровождался грабежами. Далее беспорядок перешел в центральную часть города, где камнями выбиты многие окна, включительно до третьих этажей».
Толпа затопила сначала рынок и окраины, сплошь заселенные евреями, малосостоятельным людом и чернорабочими, затем расширилась и захватила весь город. Казалось, это туча саранчи снялась с места, и грозно гудя, кружит по обомлевшему Кишиневу, не находя пристанища и оставляя за собой обглоданные руины.
Впереди по горячим пыльным улицам бежали подростки и били стекла. Громилы, вооруженные ломами и дубинами, вырывали рамы и по битому стеклу лезли в лавки и питейные заведения, бесцеремонно хватая товары; ломились в дома. Зеваки охотно присоединялись к грабежу и хватали все, что хулиганы выкидывали из окон.
Глядя из-за ограды, укрывающей домик с палисадом, Михаил Людвигович с ужасом узнавал среди бесчинствующих погромщиков знакомые лица: чиновников, студентов, мещан, — словом, тех, кого в Кишиневе считали представителями высшего общества.
Из дома напротив выскочила тетка в расстегнутом халате. В ее руке трясся уполовник с манной кашей. Зачерпнув ладонью жидкое варево, она начертила на воротах огромный белый крест.
— Варфоломеевская ночь! — ахнул Михаил.
— Миша, прошу тебя, зайди в дом! — закричала из окна Женя. Она пыталась закрыть изнутри ставню, та не поддавалась неловким рукам молодой женщины. — Надо запереть двери на засов!
Магазин Фельдштейна, где Женя купила шкатулку, теперь представлял собой голый остов. Через зияющие окна и провал двери с выломанным косяком видны были ободранные стены и загаженный пол, — не спасло, что стоял прямо против окон второго полицейского участка.
За калиткой послышался не стук даже, а робкое царапанье.
— Не открывай, Миша, — взмолилась Евгения Трофимовна.
— Не бойся, Женечка, погромщики так не стучат, — он приоткрыл калитку, и во двор рухнула скрюченная фигура Эфроима Цимбала, чья лавчонка ютилась в подвале соседнего дома. Благообразного и степенного торговца жестяным товаром узнать было невозможно: косо насунутая кацавейка облеплена пухом, и обычно-то сморщенное лицо с жиденькой бороденкой от страха сжалось, как сухое яблоко.
— Господин учитель, простите великодушно, боюсь в лавке оставаться. Вот-вот нагрянут! — затравленно озираясь, пробормотал еврей.
— Успокойтесь, Цимбал, — решительно сказал Михаил Людвигович. Он старался не глядеть на жену, которая стояла на пороге дома, закрыв ладонью дрожащий подбородок. Быстрыми шагами Михаил пересек двор, остановившись у водостока, снял крышку с огромной бочки и махнул рукой жестянщику:
— Залезайте! Здесь вас никто не найдет!
Только на следующий день, в половине пятого пополудни, исполняющий должность начальника Кишиневского военного гарнизона генерал-лейтенант Беман получил от губернатора письменное отношение за номером 3726 с распоряжением о прекращении беспорядков. Применять военную силу не пришлось: как только на улицы вышли вооруженные патрули, погромщики мгновенно исчезли из центра города.
Пух и перья кружили в теплом весеннем воздухе и садились на деревья, как снег. Михаил Людвигович брел по Пушкинской, переступая через баррикады сломанной мебели, осколки зеркал, изуродованные самовары и лампы, клочья белья. В бурой луже,-то ли выпущенное вино, то ли кровь, обломки кирпичей, известка, плавали обрывки бумаги.
Как жить дальше в этом городе? Как подавать руку соседям, встречаться на бульварах и болтать в театральных антрактах с теми, кого он своими глазами видел в этой безобразной, потерявшей человеческий облик толпе? Какая поразительная вялость власти, а главное, легкость, с которой слетела с обычных горожан христианская мораль!
«Проклятый город Кишинев»…
Материалы назначенного расследования свидетельствовали: «По собранным по участкам сведениям, более или менее повреждено 639 домов, в 296 выбиты стекла. Кроме того, повреждены 93 магазина, 318 лавок и 45 питейных заведений, а стекла выбиты в 116 лавках. Таким образом, всех поврежденных помещений 1507. Всех раненых 526. Убитых всего найдено 32. Кроме того, в больницах умерло 11 человек из раненых».
Убитых похоронили, закрыв черными покрывалами. Возобновили торговлю магазины и лавочки. Заколотили досками дверные проемы, вставили стекла. Губернатора фон Раабена отстранили от должности; торжественно встретили нового, князя Сергея Дмитриевича Урусова, слывшего либералом. Он ходил по городу без охраны, знакомился с местными жителями, посещал учебные заведения. Побывал, к восторгу гимназисток, и в Первой женской.
Душно пахла акация. Сидя в послеобеденный час у раскрытых окон, распаренные обывательницы с ленивым любопытством провожали глазами редкую фигуру прохожего, ели дульчецы и запивали холодной водой.
Век-волкодав показал зубы.
Читайте также:
«На реках Вавилонских» Елены Зелинской — история семьи, история века…