В неделю Фомину
Ин 20:19–31
В первое воскресенье после Пасхи Церковь прославляет “доброе неверие Фомино”. И это вызывает некоторое недоумение. Для нас, людей верующих, слишком очевидно, что в неверии ничего хорошего быть не может, потому что именно верою жив человек: А что ныне живу во плоти, — говорит святой Павел, — то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня (Гал 2:20). Однако христиане от древности усматривали что-то важное и утешительное в истории уверения Фомы. Но ведь этот Апостол не захотел поверить, что Христос воскрес, что Он — победитель смерти. И у Фомы, в отличие от нас, были прекрасные свидетели: одиннадцать учеников уверяли его в истинности воскресения, жёны-мироносицы рассказывали ему о встрече с Господом. Фома — не верит! Если не увижу на руках Его ран от гвоздей, и не вложу перста моего в раны от гвоздей, и не вложу руки моей в ребра Его, не поверю (Ин 20:25). Вот так — подробно и категорично. Разве не то же самое говорят нам наши неверующие современники, которые требуют доказательств, критикуют, а подчас и откровенно издеваются над Евангельским рассказом? И всё-таки неверие Фомы было иным. В отличие от наших атеистов он — видел Господа, общался с Ним, был свидетелем Его чудес, в конце концов, он — один из избранных, особенно близких Господу учеников, которые всегда были рядом с Ним, которым Он толковал Свои притчи, раскрывая тайны Царствия Божия. Фома был свидетелем воскрешения Лазаря, и в рассказе об этом чуде евангелист Иоанн сообщает нам реплику Фомы: пойдем и мы умрем с ним (Ин 11:16). Преданность Фомы и доверие Господу были так велики, что он, не понимая, о чём идёт речь, уже объявляет о готовности умереть.
Его неверие — от ревности и любви к своему Учителю. В чём сомневался Фома? Он сомневался не в том, что Христос воскрес, а в том, что тот, кто является Апостолам, — Христос. Фома знает, что Христос распят, умер и погребён. Христа постигла смерть. Тот, кто приходит к ученикам — проходит сквозь стены, остаётся неуязвим для стражи и обладает способностью становиться невидимым — он, может быть, сильнее Христа, эффектнее Его, но для Фомы существует только один Христос, пусть даже мёртвый, пусть даже поруганный, униженный и погребённый. Неверие Фомы есть ревность Фомы — вот что важно нам понять. Неверие Фомы — не особенность его ума, а ревность его сердца: “Какое бы чудо вы ни повстречали, с каким бы непонятным могуществом вы ни столкнулись, есть только один Господь, Которому принадлежит моё сердце. Моей веры, моей любви, моей надежды я не отдам никому! Пусть даже тот, кто является вам, кажется сильнее и могущественней моего Бога — сердце моё принадлежит Одному. И если Он умер, то — пойдем и мы умрем с ним (Ин 11:16)”. И святой Иоанн рассказывает нам о встрече Фомы с воскресшим Господом. Христос предлагает Фоме проверить Его язвы, но мы слышим только восклицание Апостола: Господь мой и Бог мой! (Ин 20:28). Фома не проверяет язвы, не испытывает ран, потому что в этой встрече, как и в других Евангельских эпизодах, нам приоткрывается некое таинство узнавания — так это можно назвать. Ученики, встречающие Господа после воскресения, узнают Его не глазами, но сердцем, каким-то внутренним, глубинным чутьём. Так опознает Господа Фома, тот же мотив — и в опознании Господа Клеопой: два ученика, идущие в Эммаус; некий учёный странник; длинная и подробная богословская беседа по дороге: аргументы из Писания, изъяснение пророчеств. И, в конце концов, узнавание Христа в момент преломления хлеба: взяв хлеб, благословил, преломил и подал им (Лк 24:30). Очевидный евхаристический образ. Христос, выступающий из Евхаристии: они узнают Его, когда Он — подал хлеб — как бы вышел к ним навстречу, раскрылся им навстречу в хлебе. И что мы слышим от учеников? Не горело ли в нас сердце наше, когда Он говорил нам на дороге и когда изъяснял нам Писание? (Лк 24:32). Они не приводят ни логики Его объяснений, ни интересной и наверняка полезной аргументации — от подробной и глубокой беседы в их памяти не осталось почти ничего. Что запомнилось? Горение сердца! Сердце опознало Господа. И каждый христианин на всю жизнь хранит этот удивительный опыт — опыт встречи с Господом — тот момент, когда я был настоящим, когда я действительно был вполне жив, и никакие слова не в состоянии передать это чудо. Господь мой и Бог мой! Мы повторяем эти слова вслед за Фомой. Мы знаем, о чём он. И нашей вере, нашему упованию не нужны никакие подпорки, искусственные и впечатляющие, красочные и эффектные чудеса. Я знаю, Искупитель мой жив (Иов 19:25), и я живу Его жизнью, вкушая Его Тело и Кровь, — Тело и Кровь воскресшего Господа, Бога, победившего смерть и напитавшего мою жизнь Своей жизнью. “Верую, Господи, и исповедую, яко Ты еси воистину Христос, Сын Бога Живаго”.
Неделя жён-мироносиц
Сегодняшний день, неделя жён-мироносиц, традиционно считается в нашей Церкви женским днем. Но это верно лишь отчасти. Ведь вместе с жёнами-мироносицами нынче поминаются и два святых мужа: Иосиф Аримафейский и Никодим. Почему мы вспоминаем этих праведников вместе с жёнами-мироносицами? Что их объединяет? Что отличает их от других учеников Христовых? И если мы внимательно прислушаемся к Евангельской повести, для нас станет очевидным, что эти люди имели какую-то особую сердечную привязанность к Господу. Об этих людях известно очень мало, некоторые из них как-то безлики и безымянны. “Статисты Евангелия”, если так можно сказать. Их фигуры мелькают как тени, их голоса не слышны, некоторые из них — с трагическим прошлым, как Мария Магдалина, из которой Христос изгнал бесов. Но мы знаем, что они служат Господу “от своих имений”, привечают и успокаивают Его и учеников в своих домах. Их служение очень просто и понятно: накормить, приютить, успокоить. Ничего замечательного, ничего особенного, ничего оригинального. Обычные люди. Порой даже малодушные. Никодим и Иосиф, например, скрывали свою веру во Христа. Это и понятно — им было что терять: люди богатые и имеющие положение в обществе. Но вот ведь странная вещь: когда Христос умирает, и дело Его и миссия и учение как будто рассыпаются в прах, рассеиваются ученики Его, зло торжествует — эти обычные люди выходят из тени Евангельского повествования. Иосиф Аримафейский, не боясь себя скомпрометировать, презирая все возможные опасности и потери, как говорит Евангелист: осмелился войти к Пилату, и просил тела Иисусова (Мк 15:43). И он хоронит мёртвого Учителя в своём саду, в своём новом склепе. Более того, евангелист Иоанн пишет, что он сам снял тело Иисуса с креста (Ин 19:38). Никодим, таившийся до сих пор, приносит благовония, и они с Иосифом своими руками готовят тело Спасителя к погребению и своими руками погребают Его. Народ напуган, ученики смущены, а эти люди, презирая страх, опасности и все возможные последствия, остаются с мёртвым телом и с любовью, просто и очень по-человечески оказывают Ему эту последнюю посильную услугу.
Мы даже не можем себе представить, как было горько этим людям. В эти пасхальные дни вся вселенная торжествует Христово воскресение, Христову победу над смертью, и мы ликуем, зная твёрдо и радостно, что Христос воскрес. Они этого не знали, может быть, даже и не позволяли себе надеяться. Но у нас — Христос воскресший, у них — мёртвое тело, поруганное тело. И как же нам понять, почему эти люди, таившиеся при живом Христе, презирают весь страх и все опасности, потеряв своего Божественного учителя? Ведь миссия оказалась неудачной, учение не прижилось, ученики рассеялись. Христиан всех поколений вдохновляла на подвиг мученичества и исповедничества победа Христа над смертью. Что вдохновляло их? Любовь — вот единственный ответ на этот вопрос. Любовь — совершенно бескорыстная, потому что для этих людей был важен Сам Христос, и Его учение и Его миссия были для них неотделимы от Его Личности. Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее (Песн 8:7). Где-то в сионской горнице сидят смущённые Апостолы и анализируют происшедшее, а эти люди с простыми любящими сердцами не смогли оставить Господа даже умершим, даже в Его, как тогда казалось, поражении Он был для них дорог. И Христос первым является женщинам, не искушённым в вопросах богословия и историософии, тем людям, которые просто и от всего сердца любили Его. И оказалось, что самыми первыми подлинно верующими во Христа были именно эти люди, и дальнейшая история Церкви показывает нам, что Апостолы сами преобразились, или заразились этой верой — не сила чудес, не тонкость и красота теорий, не предвкушение обетований, не жажда мщения и торжества справедливости — важен Сам Христос, наше личное в Нём участие — вот в чём урок жён-мироносиц. Может быть, в этом и состоит смысл “узнаваний” Христа, описанный у Евангелистов. Христа Воскресшего никто не узнаёт. Мария Магдалина принимает Его за садовника, Лука и Клеопа — за учёного странника, странен вид Христа и для других учеников. Но для нас важно, как они узнают Его. Магдалина узнала Христа, когда Он произнёс её имя, когда Он обратился лично к ней (Ин 20:16). Луке и Клеопе Христос познася в преломлении хлеба (см. Лк 24:30–31): Господь опознаётся ими через образ Евхаристии, которая есть общение любви и тайна единения в любви. И эта вера Апостолов и мироносиц, вера горящего сердца, — ориентир для нас, “камертон” для настройки нашего сердца, для проверки подлинности нашей жизни во Христе. “Мы не должны ничего ставить выше Христа, — пишет святой Киприан Карфагенский, — ибо и Христос не ставит ничего выше человека” (Письмо к Фортунату об увещании к мученичеству). Наш скромный христианский опыт нам следует сверять с этой дивной и сердечной верой мироносиц. Не остаётся ли Христос для меня некой абстракцией, необходимым звеном красивой и стройной системы христианского богословия, гарантом спасения и наград, прекрасным и дорогим идолом? Господи, дай мне силы учиться любить Тебя Живым и Подлинным, потому что сердце моё узнаёт Тебя и ликует от того, что подлинное добро, подлинная жизнь, подлинная красота — это Ты, Господи. Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою: ибо крепка, как смерть, любовь (Песн 8:6).
Исцеление согбенной женщины в субботу
Лк 13:10–17
Сегодня мы слышали Евангельское чтение о женщине, которая 18 лет провела в согбенном состоянии. Господь эту женщину исцеляет. Исцеляет на глазах многих людей, собравшихся в субботний день в синагогу. Мне хотелось бы обратить ваше внимание на это обстоятельство — 18 лет. Люди болеют годами, страдают десятилетиями — и что это за труд — болеть — знает только тот, кто имеет такой несчастный опыт. Человек может мучаться много лет, переносить жуткие неудобства, он может быть лишён доступной всем радости от обычных вещей: радости ходить своими ногами, приготовить себе завтрак, почитать книгу или просто спокойно и мирно поспать. Но в его биографии будет стоять простая запись: “страдал 18 лет”. Сухая и бесчувственная проза. И за ней не слышно никакой боли, ни вязкого отчаяния, ни бессонных ночей, ни слёз, ни неожиданных проблесков надежды, ни глухого ропота. Только цифра, безликая цифра. Можно ли человеческий опыт измерять цифрами? По силам ли числам передать человеческую боль? Восемнадцать лет, шесть тысяч пятьсот семьдесят дней и ночей, более ста пятидесяти тысяч часов. Что мы можем знать о чужой боли? Иногда больной человек живёт рядом с нами, мы его знаем много лет, знаем о его болезни, видим его немощи, но его боль для нас не существует, потому что и этот человек для нас как бы не существует. И так бывает вовсе не потому, что мы бессердечны и жестоки. Нет — мы обычные люди — в меру добрые, в меру равнодушные — ровно настолько, насколько прилично быть добрым или равнодушным. Может, всё дело в том, что, пока человек сам не заболеет, больных как будто для него и не существует? Опыт показывает, что моя собственная болезнь так поглощает моё внимание, что чужая боль так и остаётся для меня чужой. Христианин же, взявшийся подражать Христу, должен воспитывать в себе большое сердце, такое большое и такое благодарное, что в нём было бы не тесно никому (2 Кор 6:12). Потому что боль другого человека открывается для меня, когда другой перестаёт быть для меня чужим: “Во мне твои боли болят, во мне твои копятся силы”. Когда я вдруг открываю, что этот мой ближний человек жив по-настоящему, жив так же по-настоящему, как жив я. И страданья его столь же реальны, как и моя жизнь и моё страданье.
Этот Евангельский эпизод читается сегодня, чтобы мы воспитывали своё сердце в любви по образу любви Христовой, как нам заповедал апостол Павел: В вас должны быть те же чувствования, какие и во Христе (Флп 2:5). Господь исцелил бесчисленное число людей, творил чудеса, воскрешал умерших. Но для нас важны не сами факты Его чудес как чего-то необычного и сверхприродного. Евангелие повествует нам о том, насколько глубоко было сочувствие Господа к страдающим людям. Он плачет над гробом Лазаря (Ин 11:35), жалеет наинскую вдову (Лк 7:13), заботливо советует покормить воскрешённую девочку (Мк 5:43). И мы понимаем, что все эти люди не были для Него посторонними, что они не просто “послужили делу спасения” — миссия почётная, но и, кажется, слишком внешняя. Все эти Евангельские слепцы, прокажённые, согбенные и блудницы, дети и мытари, старцы и покойники были для Господа ближними, своими. И это не просто красивая метафора. Евангелие лишь приоткрывает нам то, что святой Павел назвал превосходящей разумение любовью Христовой (см. Еф 3:19). Его любовь — любовь, превосходящая законы и предписания; любовь, для которой каждый человек слишком жив и слишком важен; любовь, для которой нет каждого и всякого, но есть ближний мой, его живая боль и его живая история, ближний, для которого расширено сердце моё (2 Кор 6:11). Каким бы оправданным ни был наш ропот, как бы справедливы ни были наши жалобы на жизнь, Евангельское откровение говорит нам, что Господь слышит каждый наш вздох. Как и Евангельские современники Спасителя, мы тоже свои Богу: вы уже не чужие и не пришельцы, но сограждане святым и свои Богу (Еф 2:19), говорит святой Павел. И наш опыт радости и страдания, наши ошибки и наше покаяние Господь знает — мы не чужие Ему: “не таится от Тебе, Боже мой, Творче мой, ниже капля слезная, ниже капли часть некая”. Мы купаемся в любви Божией и должны делиться ею со своими ближними. И сделать первый шаг в любви к ближнему очень просто. В Послании к Римлянам мы читаем: будьте братолюбивы друг к другу с нежностью; в почтительности друг друга предупреждайте (Рим 12:10). Какие простые слова! И с этой апостольской простоты мы можем без каких-то обходных путей и сложных построений приблизиться к нашим близким, открыть их для себя, открыть для них своё сердце, даже — разбудить их сердечность. А много ли нежности и предупредительности в нашем общении? Чаще всего мы даже не замечаем, насколько бываем резки и как жестоки наши слова и поступки. В наше рациональное и бессердечное время человек порой даже стесняется своей нежности и сердечности, стыдится говорить от сердца и быть предупредительным. Но кто, как не мы, народ Божий, чада, Богом возлюбленные, должны хранить и нести людям эту сердечность, эти простые, но подлинно человеческие отношения? Простое внимание и участие, вежливость и предупредительность, оказывается, способны не только наших ближних сделать для нас подлинно живыми, но и нам самим дают почувствовать дыхание подлинной жизни в нашем, как иногда кажется, нелепом и призрачном существовании. Только бы, подражая своему Спасителю, каждый из нас старался о воспитании своего сердца, старался так расширить его, чтобы нашим ближним не было тесно в нём. Дети мои! станем любить не словом или языком, но делом и истиною (1 Ин 3:18).
О дерзновении святых
Мф 14:22–31
О чудесном хождении Спасителя по водам Галилейского моря сообщают три Евангелиста: Матфей, Марк и Иоанн. Господь — Всемогущий повелитель стихий — идёт ночью по бушующему морю к Своим ученикам. Картина величественная и пугающая. Святой Матфей пишет, что Апостолы, увидев это чудо, от страха вскричали (Мф 14:26). Об испуге учеников говорят и Марк, и Иоанн, но только святой Матфей, изображая эту поистине эпическую картину, говорит и о другом хождении по водам — о водном шествии уже не Бога, но человека. Апостол Пётр, пламенный ученик Христов, дерзновенно просит своего Учителя: Господи! если это Ты, повели мне придти к Тебе по воде (Мф 14:28). И Пётр идёт, но, увидев сильный ветер, волнение морское, он испугался и начал тонуть. И Господь, поддержав Своего тонущего Апостола, апостола Петра, камня веры, который камнем шёл на дно, сказал ему эту знаменитую фразу: Маловерный! зачем ты усомнился? (Мф 14:31).
Сколько раз мы читали эти строки, вспоминали этот текст, видели его изображение на стенах церковных и в книгах. И всякий раз вызывало удивление не то, что Бог ходит по воде “яко по суху”. Он — Бог, и поэтому может ходить не только по воде, но и по воздуху, потому что Он — Автор этого мира, Творец его законов, и Он же “творяй чудеса”, как поётся в церковных песнопениях, Он — Хозяин этих законов и всего мироздания. Удивительно то, что человек вознамерился идти по воде, — не Бог, а человек. И вот этот Евангельский отрывок, который мы сегодня с вами читали, вспоминали и над которым размышляли, — он поражает нас своим святым безрассудством, потому что вера апостола Петра — вера дерзновения и безрассудства. Зачем, спрашивается, ему надо было идти по воде? Какая в этом нужда? Все мирно досидели своё в лодке, а ему — подавай хождение по воде! Но, если вдуматься, понимаешь, что хождение Петра по водам есть подлинно христианский символ. Лучше сказать: быть христианином — это как раз и значит ходить по воде вслед за Христом. Ведь все христианские добродетели — “невместимые”, потому что не все вмещают слово сие (Мф 19:11). Хранить целомудрие, любить врагов, прощать обидчиков, или уж совсем просто и потому невозможно — любить Бога и ближнего, как самого себя — разве это возможно? Потому Апостолы и спрашивали Спасителя: так кто же может спастись? <…> человекам это невозможно, — отвечает Господь, — Богу же все возможно (Мф 19:25–26). Человекам невозможно, — но всегда находятся чудаки, которые дерзают делать шаг из лодки. Ведь наша жизнь — что это, как не бесконечное путешествие по неспокойному морю житейскому, и моя лодка — моя маленькая устроенность, мой трудом заработанный уют в этой жизни — это всё, что у меня есть — куда мне идти против стихий мира сего! Но есть в жизни процессы необратимые. Люди, однажды встретившие Бога, уже никогда не будут прежними; люди, однажды полюбившие Христа всем сердцем, дерзновенно и безрассудно бросают вызов миру и следуют за Ним, презирая опасности. Следуют за Христом, зная, что будут тонуть, но и доверяя Богу, потому что, чтобы ни случилось со мною, Его рука всегда поддержит меня. И это — безрассудный и неприемлемый для мира путь святых — людей, одарённых необычайным талантом любви к Богу, людей, чьи сердца, однажды заразившись Христом, уже не могли довольствоваться благонадёжным и приличным. Идти за Христом — значит бросить вызов и своей природе, и всем стихиям мира. Апостол Пётр был таким неудержимо преданным Христу человеком. Меня всегда поражает Евангельский отрывок, где говорится о том, как Пётр, увидев на берегу воскресшего Христа, не дожидаясь, пока лодка развернётся и начнёт выгребать навстречу Спасителю, бросается в воду и плывёт к своему Христу (Ин 21:7). Это человек, безрассудно влюблённый в Истину. И это после отречения, после малодушного бегства “страха ради иудейского”. Святой Пётр идёт за Господом, несмотря на свои ошибки и все неудачи.
Евангелист Иоанн пишет, что однажды, когда после беседы о Хлебе Жизни многие ученики ушли от Господа, Христос спросил Петра и Апостолов, не хотят ли и они уйти. И Пётр сказал поразительные слова: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни (Ин 6:68). Мы все страшные маловеры, мы малодушны и унылы, мы нерешительны и непостоянны, но — Господи! К кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни. И потому мы дерзаем идти за Тобой, зная, что не хватит нам ни любви, ни веры, и это дикое море, которое имеет права на нас, наверняка будет тянуть на дно. Мы знаем и верим — дерзко и радостно, — что удержит нас десница Твоя, и не сгинем мы понапрасну. Господи! Приложи нам веру! (Лк 17:5). Дай нам, Твоим таким мелким чадам, большое сердце, дай нам силы идти за Тобой, не отвлекаясь на волнение стихии, на дуновение ветра, но только взирая на Твой Святой и Возлюбленный Лик. Аминь.
Исцеление бесноватых в Гадаринской стране
Мф 8:34
История Церкви знает времена пророков. Это были времена сильных и пламенных мужей Божиих. Глаголом своих речей они жгли сердца людей, звали к покаянию, предрекали гибель или поражение и чашу страданий, чашу гнева Божия пили вместе со своим народом. Древние пророки иногда совершали странные поступки, смысл которых, смутный и пугающий своей непонятностью, раскрывался лишь со временем. Это были поступки-символы, действия-притчи, часто вызывающие на конфликт, как будто нарочно провоцирующие зрителей. Современники называли Христа величайшим из пророков (Мф 21:46), и сегодня мы слышали в Евангельском чтении рассказ об исцелении гадаринских бесноватых, рассказ, который несёт следы приточного действия, обычного для служения пророка. Можно возразить: а что же тут странного? Христос исцелил бесноватых, это было для Него обычным действием, привычным, даже будничным — скольких Он исцелил, — что же тут удивляться? Христос исцеляет бесноватых, посылая бесов в стадо свиное, стадо гибнет, местные жители, напуганные этим, просят Христа удалиться, а исцелённые идут благовествовать о чудесах Спасителя. Однако читая этот отрывок, мы видим, что Христос намеренно приплыл к жилищу бесноватых, именно к ним Он плыл и, исцелив этих несчастных, тут же отбыл в другой город. Он, иудей, отправляется в языческую страну и приходит не просто в некое селение или город, а к конкретным людям. Эти бесноватые были весьма свирепы, и никто и ничто не в силах было укротить их свирепость. Но именно ради них приходит Христос и слышит от них, вернее, от бесов, овладевших ими, очень странную фразу: что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас (Мф 8:29).
Этот Евангельский эпизод слишком известен, но нас пугает в нём какой-то эпический размах. Бесноватые — свирепые и неукротимые, — они рвут цепи, нападают на людей, живут в гробах, как мертвецы, как нежить. Сколько их было? Двое или один? Может быть, впечатление от их какой-то нечеловеческой мощи и нечеловеческой призрачности и безликости и стали причиной такой неопределённости у Евангелистов? В них обитает целый легион бесов, и Христос разговаривает просто и властно с этим огромным числом врагов человеческих. Стадо свиней, беснуясь, бросается с кручи в море. И всю эту картину видят безмолвные зрители: Апостолы и жители Гадары. И мы понимаем, что то, что произошло, было не обычным исцелением, а действительно приточным действием — испытанием и вразумлением. Присутствие Христа мучило бесов. Присутствие Христа пугает и мучает жителей Гадары. Они не могут вынести Его и просят Его уйти. И эту фразу: что Тебе до нас, Иисус, Сын Божий? пришел Ты сюда прежде времени мучить нас (Мф 8:29) — за гадаринцев как будто уже сказали бесы-легионеры. У них была привычная и размеренная жизнь, понятная и предсказуемая, и тут приходит этот необычный Пророк и ломает всё, потому что после встречи со Христом человек уже никогда не будет жить, как прежде. А мы, современные созерцатели этой притчи, можем мы понять гадаринцев? Для христиан навсегда останется цепким соблазном не жить Христом и во Христе, а выстраивать с Ним отношения, ладить с Ним. Вот, Господи, Твоя часть, а жизнь мою оставь мне. Бывает, человек тщательно готовится к исповеди и причастию и, причастившись, торопится вычитать положенные молитвы, чтобы уже со спокойной и очищенной совестью вернуться в свой обыденный и привычный мир: мир сплетен, мелких пороков и давних привычек: ведь я всё признаю и всё поддерживаю, ведь я отговелся, я же отдал Тебе свой долг, Иисус, Сын Божий, оставь меня в моём уютном и благополучном мирке. Господи, нам с Тобой скучно. Не мучай нас прежде времени.
Мне приходится произносить эти горькие слова не в укор, а в назидание. Потому что есть такая проблема в нашей христианской жизни, есть такой соблазн, и через него проходят в разное время почти все христиане, и я сам не свободен от него. Наше христианское упование как-то естественно скатывается на уровень религии, закона, правовых отношений с Богом и ближними. Но этот соблазн совсем не новость, он жил и во времена Апостолов. Святой Павел оставил нам как завещание постоянно подвергать проверке свой христианский опыт: Испытывайте самих себя, в вере ли вы (2 Кор 13:5). И каждый вдумчивый и честный христианин обратил в правило ставить этот вопрос перед собой. Это своего рода духовное упражнение, которое не даёт нам осуетиться и потерять всю весеннюю свежесть нашего упования. Христос — Центр и Смысл моей жизни, или я просто даю Ему десятину — времени, жизни, внимания и любви? Я живу в Церкви или только числюсь? Я христианин только по имени или в этом вся моя жизнь? Ты много переносил и имеешь терпение, — говорит Господь к Ефесской церкви, — и для имени Моего трудился и не изнемогал. Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела (Откр 2:3–5). Вот для нас наставление и урок и духовное упражнение — поминать первую любовь свою — чудо встречи с Господом — моим Творцом, моим Спасителем, моим Братом. И поминая это чудо первой любви — жить Его жизнью, Его любовью, Его вечностью.
