Неделя 18-я по Пятидесятнице
1971–72 (?)
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Я хотел бы обратить ваше внимание на две черты сегодняшнего Евангельского чтения.
Первое: Христос долгое время проповедовал на берегу, Его окружала толпа, теснила со всех сторон. И Он обратился к Петру с просьбой, чтобы тот взял Его в свою лодку, чтобы Ему свободнее было говорить, и учил дальше, а Петр с другими учениками слушал. Но только тогда, когда Христос повелел им выйти в море и они неожиданно вернулись с необычайно богатым уловом, Петр внезапно понял, Кто все это время говорил перед ним, Кто был в его лодке. Прежде слова, которые захватывают нас, от которых загорается в нас сердце, слова, полные убедительности и животворной силы, — да, все эти слова Петр слушал, но странным образом упустил что-то существенное, он не увидел величие Того, Кто говорит.
Не это ли все время случается с нами? Только когда что-то материализуется, становится физически ощутимым, когда слова жизни и Божественной силы внезапно становятся вещественным явлением, мы осознаем, что говорит — Бог. Прежде мы с готовностью принимали это слово, но каким-то образом проходили мимо Того, Кто говорит.
А второе относится к словам, которые произнес Петр, когда понял, что с ним говорит Живой Бог. Петр упал к ногам Христа и сказал: Выйди от меня, потому что я грешник (см. Лк 5:8). Его настолько переполнило ощущение святости, величия Того, Кто говорит, что он почувствовал: невозможно ему, Петру, быть в Его присутствии… Такое переживание тоже очень редко встречается в нашей среде. Мы требуем Божия присутствия, мы взываем о нем; Бог должен прийти, раз мы решили обратиться к Нему. Он должен явно, ощутимо проявиться, потом что мы решили встретить Его вот сейчас. Это происходит, мне кажется, от того, что мы крайне нечувствительны к святости и величию Того, Кого призываем, тогда как нам следовало бы скромно, застенчиво, благоговейно приходить в Его присутствие. Если бы мы чаще подходили к Богу робко, не то что уклоняясь от Него, но сознавая величие Божие и то, что Он свободен явиться или нет, подобно тому, как человеку дана свобода прийти к Богу или отвернутся от Него, если бы мы подходили робко и, услышав слово, уносили его в своем сердце, говоря себе: этого мне достаточно, это может стать содержанием не только одного дня, но на многие дни, — если бы, когда Христос оказался перед нами ощутимым образом, мы сказали бы: Господи, одного слова было бы довольно для меня!.. Если бы, по слову Евангелия, мы занимали последнее место (см. Лк 14:10) — и нас позвали бы сесть ближе к Господу, это помогло бы нам избежать жадности обладания и многих разочарований. Если бы мы понимали, как велик Господь и как необыкновенно мы богаты, когда нас достигает Его слово, пусть даже мы как бы издали видим Его проходящим в окружении толпы, — если бы тогда мы сказали: этого достаточно, я видел столько, сколько может вместить мое сердце, сколько может объять мой ум, сколько я могу понести и остаться живым, — и в нас угасла бы жадность, духовная жадность, под действием которой мы говорим: Господи, еще, еще! дай больше! подойди ближе! — хотя на самом деле мы не способны вынести Его присутствие, хотя сами слепы, слишком отяжелели и не способны почуять Его близость, подобно Петру, который был рядом, слушал, может быть, часами, но ему не пришла мысль сказать Христу: Уйди! — пока слова истины и жизни стучались в его отяжелевшее сердце и в еще непросвещенный ум. Мы могли бы избежать многих разочарований, потому что чем более жадно мы ожидаем, тем менее способны принять, не потому что нам не дается, а потому что наше страстное, жадное ожидание не позволяет нам свободно принимать и отдавать, жить тем, что было дано, и приносить плоды первого сеяния, пока не настанет следующая жатва. Если бы мы умели почаще говорить: Господи, я полон, переполнен, мне достаточно, отойди от меня, больше я не вмещу! — мы научились бы тихому смирению святых, мы научились бы благодарности, мы научились бы изумляться, мы были бы счастливы тем, что у нас есть, несмотря на внутреннее стремление — и естественное, и богоданное — подойти ближе, получить больше.
И это может быть отнесено не только к нашим взаимоотношениям с Богом, но и к нашим человеческим отношениям. Если бы мы сказали: как я богат тем, что у меня есть, как чудесно, что мне дано так много, — и смиренно, робко ждать дара, именно щедро подаренной любви, понимания, ласки, дружбы, мы всегда были бы так богаты и с каждой минутой становились бы все богаче, все больше изумлялись бы щедрости, окружающей нас, любви, которую мы принимаем как должное, ожидая все больше и больше.
Будем думать снова и снова об этом событии в жизни Петра. Мы так же, как он, слепы, отяжелели, нечувственны; мы ждем ощутимого доказательства, грубого материального свидетельства, и проходим мимо тихого, кроткого звучания вечернего ветерка, в котором Бог; и своей жадностью, чувством необеспеченности увеличиваем свое ощущение, будто мы чего-то лишены, тогда как могли бы быть столь богаты, столь счастливы и полны благоговейной благодарности! Аминь.
21 октября 1990 г.
Неделя 20-я по Пятидесятнице
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Две черты сегодняшних чтений хочу я подчеркнуть. Первое — воскрешение сына Наинской вдовы (см. Лк 7:12–15): чему нас учит это событие? Конечно, в первую очередь, изумлению перед властью Господа, Который имеет силу воскрешать умерших, Который есть Господь и жизни и смерти. Но не просто произошло это дело воскрешения.
Шла вдова, потерявшая уже все, что только ей было дорого на земле, за исключением единственного своего сына — и этот сын теперь был мертв, и за его похоронным шествием она теперь шла, хороня последнюю свою радость, потеряв последнюю свою надежду. И Господь, подошедши к ней, пронзился жалостью: той жалостью, которая была причиной воплощения Сына Божия, той жалостью, которая Его, Сына Божия, сделала Сыном человеческим, чтобы спасти людей от всякого зла. Но Он не просто воскресил умершего; Он обратился сначала к его матери со словами: Не плачь! Он как бы потребовал от нее, чтобы она доверилась Ему до конца, чтобы перед лицом смерти сына она перестала плакать, отдав его в волю Божию. И только тогда Христос повелел ее сыну воскреснуть.
В этом — глубокий для нас урок; нам надо, пройдя через утрату всего того, что мы любим, что нас привязывает к земле, что нас делает рабами земли, тогда как мы думаем, что мы ею обладаем, погрузиться в эту скорбь утраты и только предстать перед Богом, с готовностью услышать Его слово: не плачь о потерянном, жди чуда!.. И если мы действительно все утратим, кроме нашей веры в Бога, если мы будем готовы Ему отдать все — и себя, даже и свое горе — воскреснет в нас жизнь.
Второе, о чем я хочу сказать: как Господь, Которому Самому надлежало умереть, мог воскресить сына вдовы наиновой? Как это могло случиться, — разве Он Сам не был под властью смерти? Как же Он мог победить смерть, будучи ей подвластным? Он смерти не был подвластен. Мы все рождаемся во временную жизнь для того, чтобы через нее вырасти в жизнь вечную, пройдя через двери смерти. Христос же бессмертный родился в эту жизнь для того, чтобы умереть. Мы рождаемся, чтобы жить, — Он родился для крестной смерти. Но, как говорит преподобный Максим Исповедник, смерти в Нем не было, потому что не может в одном существе соединиться неразлучно, неразрывно, неслиянно и Божество и человечество — и одновременно качествовать смерть. Смерть Христос принял на Себя волей, Он не был ей подчинен; Он был бессмертен и в человечестве Своем с момента Своего воплощения, Он умер только для того, чтобы неразлучно с нами соединиться, умереть нашей смертью и иметь власть воскресить каждого из нас. Но эта сила воскресения в Нем действовала с первого мгновения Его воплощения; Он был Бог, пришедший плотью; в плоти Своей безгрешный, в Божестве Своем всемогущий, Он мог и тогда сотворить это чудо.
С благоговением подумаем о той любви, о том сострадании, которое Бога сделало человеком для того, чтобы прожить в пределах падшего мира, умереть нашей смертью, приняв ее на Себя, оставаясь, однако, чуждым ей по существу, и воскресши, открыть нам врата вечной жизни. Аминь.
25 ноября 1999 г.
Неделя 25-я по Пятидесятнице
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Слова, которые мы только что слышали, относятся к каждому из нас; мы живем в трагичном мире, где и душевно, и духовно, и материально страждут бесчисленные люди. И так часто — не на словах, а на деле — мы как бы говорим: а кто ближний мой? Обязан ли я чем-то этому или другому человеку? Кто мой ближний? Разве не моя родня, разве не самые дорогие мне по сердцу?.. И сегодняшнее Евангелие нам с совершенной ясностью говорит, что мой ближний — это тот, который в нужде, тот, который во мне нуждается, которому я могу помочь, мимо которого я не пройду, ради которого я готов пожертвовать собой. Никто большей любви не имеет, как тот, кто жизнь свою готов положить за друзей своих (см. Ин 15:13). Жизнь можно положить и в мученичестве, и на поле битвы, но можно класть жизнь изо дня в день, отдавая ее тем, кто в нужде: с состраданием, с любовью, как Сам Господь Бог всецело повернулся к нам тогда, когда все человечество было чуждо, враждебно Ему, как Он и теперь оборачивается к каждому из нас, когда мы на таких мрачных низинах своей жизни, что дальше уже и некуда, когда мы от Него так далеки, как только можно себе представить, и больше того: много дальше, чем мы можем представить, потому что Один Бог может измерить, насколько мы далеки, отделены от Него, может измерить всю меру Его отсутствия в нашей жизни.
На этой неделе начинается Рождественский пост, и наиболее благочестивые верующие начнут лишать себя той или другой пищи; но в этом ли только заключается пост? В том ли только, чтобы себя ограничить в еде или, может быть, в некоторых уж очень поверхностных удовольствиях? Послушайте теперь, что о посте говорит Господь устами пророка Исайи:
«Взывай громко, не удерживайся; возвысь голос твой, подобно трубе, и укажи народу Моему на беззакония его <…> на грехи его. Они каждый день ищут Меня и хотят знать пути Мои, как бы народ, поступающий праведно и не оставляющий законов Бога своего; они вопрошают Меня о судах правды, желают приближения к Богу: “Почему мы постимся, а Ты не видишь? смиряем души свои, а Ты не знаешь?” — Вот, в день поста вашего вы исполняете волю вашу и требуете тяжких трудов от других <…> вы поститесь для ссор и распрей и для того, чтобы дерзкою рукою бить других; вы не поститесь в это время так, чтобы голос ваш был услышан на высоте. Таков ли тот пост, который Я избрал, день, в который томит человек душу свою, когда гнет голову свою, как тростник, и подстилает под себя рубище и пепел? Это ли назовешь постом и днем угодным Господу? Вот пост, который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетенных отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо; раздели с голодным хлеб твой, и скитающихся бедных введи в дом; когда увидишь нагого, одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой, и исцеление твое скоро возрастет, и правда твоя пойдет перед тобою, и слава Господня будет сопровождать тебя» (Ис 58:1–8).
День, когда Господь и Бог наш принял на Себя плоть с тем, чтобы вступить в область смерти, когда Он, вечный, вольной волей вступил в область страдания нас ради, — встретим ли мы этот день, продолжая мириться с тем, как мы далеки от Бога? А мы далеки от Него, когда ненавидим своего ближнего, когда отвергаем его, когда мы отказываемся его простить, отворачиваемся от того или от той, кому нужно милосердие: не только хлеб, не только кров — и это нужно, — но от тех, которые жаждут прощения, милости сердца! Будем ли мы встречать Господа, пришедшего спасти грешников, отвергая тех, кого мы считаем грешниками, которые оскорбили и возмутили нас, тех, кого мы сами же ранили? Возможно ли встретить Господа на таких условиях, при таких обстоятельствах?
И вот прислушаемся, к какому посту через Исаию призывает нас Господь Бог наш, как мы должны готовиться к грядущему Рождеству Христову. Мы должны глядеть в сторону этого Рождества, мы должны ожидать его с трепетом! Подумайте о том, как ожидали бы этого события чистые сердцем пастухи, люди простые, неусложненные, если бы они знали заранее об этой ночи: они и днем и ночью только о ней и думали бы, только этим бы жили, для них стало бы бессмысленным все, что является поверхностным, все дешевое, все эгоистическое, себялюбивое, безбожное; они жили бы этой мечтой, этим ожиданием!
А мы не мечтой живем, не ожиданием, мы знаем, что случилось, и ждем этого дня, когда вспомним это, словно наяву, словно вот теперь это случается. Неужели мы к этому дню будем идти и поститься так, как описывается в пророчестве Исайином, как бы угнетая себя отсутствием пищи, ограничивая себя внешне и забывая, что пост заключается в том, чтобы всей душой рваться к Богу, чтобы всеми силами творить Его волю, чтобы всем сердцем, всем помышлением, всей волей своей не только Его любить, но любить каждого ближнего нашего, прощать каждую обиду, помочь каждому нуждающемуся, проявить Божию любовь, изливающуюся в открытое наше сердце, каждому человеку? Аминь.
11 декабря 1983 г.
Неделя 27-я по Пятидесятнице
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Так часто мы слышим в Евангелии о чудесах Христовых, о действиях Его сострадательной любви. И нас поражает, что ни одно из этих чудес не происходит без того, чтобы к человеку был обращен призыв — и не было бы ответственного отклика человека на дар Божий. Если действительно Бог обращается к нам с милостью, состраданием, с любовью, то не только ради того, чтобы наша земная жизнь стала более легкой и более радостной, — но и потому что Он зовет нас, в ответ на Его милосердие, на Его любовь, научиться поступать в жизни по отношению друг ко другу ответственно. Люди, окружающие нас, имеют право на признание, имеют право быть принятыми такими, какие они есть, со всем, что в них есть доброе или недолжное или дурное. Они имеют право на то, чтобы им открыто и прямо была высказана правда о том, что дурно в них; потому что едва ли найдется человек, который способен так глубоко прозревать собственные глубины, так оценивать себя, чтобы быть в состоянии увидеть теневые, темные стороны свой личности без помощи других людей.
Сегодняшний рассказ, сегодняшнее событие — исцеление женщины, которую болезнь пригнула к земле, — хотя является частью человеческой истории, событием, которое на самом деле случилось с определенным человеком, можно также рассматривать как притчу. Мы все подобны этой женщине, согбенной к земле. Мы настолько пригнуты к ней, что часто не видим ничего другого; мы не способны распрямиться и взглянуть ввысь, к Престолу Божию. И так часто мы настолько согнуты, настолько поглощены земной заботой, поглощены тем, что земное, тем прахом, из которого мы взяты и куда вернемся, что мы неспособны взглянуть в лицо Господу Иисусу Христу, увидеть всю истину, всю цельность, всю красоту, всю правду и все сострадание, какие в Нем есть.
Сегодняшнее Евангелие ставит перед каждым из нас вопрос: насколько я пригнут к земле? Не к ней ли обращена каждая моя мысль, каждое мгновение моей жизни? Не от нее ли я ожидаю всего: здоровья, и силы, и мудрости, и богатства человеческих взаимоотношений? Или же бывают моменты, когда я могу распрямиться? Большинству из нас это не удается; мы можем порой поднять голову и бросить взор на то, что над нами; но, как правило, наши глаза устремлены вниз, к земле, от которой мы всего чаем. И получая все от нее, мы должны в конечном итоге вернуться в землю, в прах.
Эта женщина обратилась к Богу с надеждой, она пришла послушать Христа, потому что ожидала от Него слова истины и животворной силы. И эта животворная сила коснулась ее, истина достигла ее. И она смогла взглянуть в лицо Господу, Спасителю своему, и Он направил ее взор на вечность.
Святые, которым мы молимся день за днем, были люди — мужчины, женщины, дети — как мы с вами, обращенные к земле. Но все они услышали голос, который звучал так настоятельно, что им пришлось оторваться от земли, вслушаться в этот голос, вглядеться — и они получили спасение. Они были спасены, потому что их возлюбил Бог и потому что они отозвались на любовь Божию всем сердцем и благодарным подвигом. Они не думали о своих “обязанностях” перед Богом или перед людьми, перед самими собой или кем бы то ни было. Единственное, о чем они думали, это то, что их взыскал Живой Бог, а если так, если Бог так их возлюбил, — всей жизнью и всей смертью, и всем страданием, и всей победой Божией во Христе, — тогда вся их жизнь, их христианская жизнь может быть только ответной радостной, смиренной благодарностью. И этому нам следует от них научиться.
Но для того, чтобы осуществить такую благодарность, надо многое победить в себе: косность, и страх, и столько, столько отрицательных чувств и реакций. Святой Серафим Саровский говорил, что единственная разница между погибающим грешником и святым — в решимости, которую святой воплощает во всем, ежеминутно, всеми способами, какими он может выразить Богу почитание, благодарность, всем, чем он может послужить Богу.
Попробуем поставить перед собой вопрос: насколько мы похожи на эту женщину, пригнутую к земле, и что мы можем сделать, чтобы услышать голос Христа, говорящего нам: восклонись! Аминь.
10 декабря 1989 г.
Неделя 25-я по Пятидесятнице
(на апостольское чтение Еф 4:1–6)
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Как может такой человек как апостол Павел, который кажется нам царственно свободным, называть себя узником? Он не раз говорит нам в своих посланиях, что Христос освободил его, сделал его свободным, — свободным от закона, освободил его от всякого дурного пожелания; как же может свободный человек считать себя узником? Мне кажется, над этим стоит задуматься, потому что эти слова относятся к нам в гораздо большей мере, чем к Апостолу.
В одном месте своих Посланий (см. Рим 7:15) Павел говорит, что добро, к которому он стремится, он не делает, а зло, которое ненавидит, — то творит как бы невольно. Он говорит также, что видит в себе как бы два противоборствующих закона: закон духа и закон плоти. И в этих словах, мне кажется, можно найти ответ на то, что говорит Павел: что он, будучи свободным во Христе, вместе с тем является пленником, рабом Господа.
С одной стороны, Христос освободил его, он больше не раб сатаны, потому что отрекся от сатаны, от ангелов его, от служения ему, от всех его дел, его соблазнов; всем умом, всем убеждением, глубоко понимая, что делает, с полной решимостью он отрекся от всего, что не Христово, и чувствует, что все содержание его жизни — Христос, во Христе, то, что Христос совершает в нем. Павел принадлежит Христу, Христос — его Господь, его Вождь, его Бог и Спаситель.
С другой стороны, Павел сознает, ощущает в своей душе раздвоенность: прежнее поведение, привычки, помышления сердца, колебания воли, замутненное видение, все это — сумеречный мир, который может поработить его, хотя он и свободный человек. Потому что недостаточно родиться свободным человеком, — можно родиться свободным и вместе с тем, если не охранить нашу свободу решительной борьбой со всякой слабостью, всяким колебанием плоти, неустойчивостью воли, со всем, что помрачает нашу душу и сердце, если мы это допускаем, то хотя мы внешне свободны, свободны по праву, мы снова становимся пленниками; мы и свободны и пленники одновременно, а это состояние более драматичное, более трагичное, чем состояние раба, который не знает иной жизни, иного образа бытия.
И Павел понимает, что единственный путь, каким он может преодолеть в себе закон смерти, закон разрушения, это свободной волей выбрать послушание Богу во всем, даже когда воля колеблется, даже когда что-то в нем противится: нет! — потому что кто в состоянии спокойно принять все, что выпало на долю Апостола: побои, и гонения, и ненависть, все, что он описывает в двух местах Послания к Коринфянам? Кто способен вынести все это и не дрогнуть?..
А для того чтобы быть в состоянии вынести все это, надо пройти обучение, тренировку через послушание, тренировку через вслушивание во Христа, в каждое Его слово — и через исполнение Его слова, исполнение того, что говорит Христос, каковы бы ни были наши чувства, как бы ни было страшно, как бы мы ни колебались — исполнить все, чтобы сохранить верность Тому, Кто даровал нам свободу, Кто освободил всех.
Быть учеником означает вслушиваться всем сердцем, всем умом, всей волей, всем устремлением, всей решимостью в то, что говорит учитель, — с намерением исполнить его слово, перерасти себя самого, свою ограниченность и вырасти в меру учителя. Это может быть земной учитель, но в конечном итоге это Господь Иисус Христос — Единственный, Кого мы можем поистине назвать своим Учителем и Господом, единственный, Кто подлинный Человек и Кто может нам явить через Себя, что значит в полной мере быть Человеком.
И порой это будет означать, что нам придется — по верности, по послушанию — поступать вопреки собственной воле. И вот почему Павел называет себя пленником. С одной стороны, он свободен, с другой стороны, ради того чтобы сохранить эту свободу так, чтобы она стала как бы природным его свойством, чтобы она стала самой его жизнью, он должен отдаться в послушание Тому, Кого он выбрал своим Учителем, своим Господом, своим Богом, потому что Он — его Спаситель, его Освободитель.
Посмотрим на себя и поставим себе вопрос: неужели мы не чувствуем, как борются в нас два закона? Идет борьба между тем, что убивает, что разрушает нас — и тем, что делает нас подлинно людьми, через что мы постепенно вырастаем, по слову апостола Павла, в полную меру возраста Христова (Еф 4:13). Поставим себе вопрос: много ли в нас силы и правил, и вдохновения жизни, — и мы поймем, что хотя мы получили свободу жизнью, учением, смертью, воскресением, вознесением Христа, несмотря на все это, мы должны сами, в силе Христовой, одержать принадлежащую Ему победу, усвоить ее себе, и в ходе борьбы за это — подчиниться Ему, следовать Его заповедям, исполнять Его волю, измениться, перестроиться, обновиться.
И еще, опять-таки Павел говорит нам, что сила Божия проявляется в нашей немощи (см. 2 Кор 12:9) и что мы можем на все надеяться, потому что (говорит он) все возможно в Боге и потому все возможно нам в укрепляющей нас силе Христовой.
Изберем для себя стать рабами Христа, послушными, верными, если придется — подвижнически послушными и верными, но в уверенности, что силой Божией победа уже одержана, надо только принять то, что уже принадлежит нам по праву как чадам Царствия. Аминь.
22 декабря 1991 г.
Неделя 29-я по Пятидесятнице
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Раз за разом мы видим, как Господь наш Иисус Христос простирает Божие милосердие за узкие рамки Израиля ко всем людям, к самарянам и другим. И как велико было возмущение, гнев фарисеев и книжников, тех в Израиле, которые не только были уверены в том, что они — народ, избранный Богом для того, чтобы служить Ему и принести спасительную истину всему миру, но воображали себя исключительным народом, как будто все другие народы чужды их Богу, будто Бог Израилев является их собственностью, будто никто другой не имеет права на Его милосердную любовь и на Его спасительные действия.
И каким чудом воспринималось теми, кого израильтяне считали чужаками, кого они отвергали, презирали и унижали, — что сердце Божие так широко, что вмещает всех, что Его милосердие простирается к любому человеку в нужде. Ведь сказал Христос в начале Своей проповеди, что Бог посылает солнце светить добрым и злым, что Он пришел принести спасение именно грешникам, потому что здоровые не имеют нужды во враче.
И так, вызывая гнев одних и благоговейную благодарность других, Христос совершал Свои чудеса вне узких пределов Израиля, и тем самым Бог в Его Лице, Его Божественный Отец проявляется Богом всех. А позднее Дух Божий изольется на все народы.
Сегодняшнее Евангельское чтение показывает нам еще одну черту взаимоотношений в Боге и отношений Бога ко всем Его творениям. Десять человек нуждаются в исцелении. Он посылает их показаться священникам, и те их них, кто принадлежит к народу, по их мнению, избранному, поступают по Его слову; и хотя они исцелевают еще по пути, они не возвращаются к Господу, Который совершил это чудо. Они идут дальше путем закона, даже не сознавая, может быть, что отвергают богоданное чудо. Один из десяти был самарянином; в каком-то смысле он даже не имел права обратиться к израильским священникам, — они бы прогнали его. Но он, исцелев, поспешил вернуться и поклониться Тому, Кто есть Бог всех, пришедший в мир спасти грешников, тех, кто сознавал, что нуждается в спасении.
Есть несколько категорий людей, которые могут найти путь к Богу. Одни — через праведность жизни, через чистоту сердца, через цельность всей своей личности. Другие — благодаря тому, что их устремление к цельности и чистоте, к истине и правде очень велико, хотя им не хватает силы жить в меру собственного идеала — быть народом Божиим. И есть те, кто, подобно мытарю, грешен, слишком слаб, чтобы отвернуться от своей греховности, но кто понимает, насколько велик, насколько свят, насколько чист Бог, и не смеют вступить в область Божию, не смеют считать, будто заслуживают чего бы то ни было, кроме милосердия. Мытарь бил себя в грудь и говорил: Боже, будь милостив мне, грешному!
И на всем протяжении Евангелия мы видим, как эти люди бывают исцелены, изменены, как они обновляются, становятся цельными, — люди, которые осознают, что не имеют права ни на прощение, ни на исцеление; а те, кто требует всего этого “по праву”, остаются вне этой области, чужими. Хананеянка знала, что прав у нее нет, но знала, что Бог есть Бог милости, что Он — Бог всех людей. Мытарь знал, что не имеет прав, но верил в величие Божие, верил, что Бог так велик, что может сочетаться даже с грешником, как это совершил Христос, воплощенный Сын Божий.
Если мы подумаем о себе в контексте таких размышлений, не окажется ли, что очень часто — слишком часто! — мы чувствуем, будто благодаря тому, что принадлежим вроде бы к народу Божию, мы — Христовы, мы православные, нам принадлежит исключительная близость к Богу? Неужели мы не понимаем, что если Сам Бог открылся нам в какой бы то ни было мере, Он это сделал ради того, чтобы мы пронесли благую весть о том, что Бог близок, что Он готов встретить каждого грешника в его грехе, не дожидаясь, чтобы тот переменился? Мы должны бы возвещать всем вокруг нас: приди к нашему Господу и Богу, Он Господь всех, Он Спаситель грешников.
И не бывает ли часто, что мы ожидаем, чтобы люди заслужили нашу милость, наше сострадание, заслужили наше прощение? Не ожидаем ли мы, чтобы другие подошли к нам, как нищие, в надежде получить от нас хоть что-то, что мы готовы им дать: крохи с нашего стола? Неужели мы не понимаем, что для того, чтобы попросить прощения, человек должен быть уверен, что ему откроет сердце тот, та, к кому он подойдет? Только получив прощение, мы вдруг поймем, что любовь восторжествовала; только получив прощение, мы понимаем, что новая жизнь может открыться нам, если только мы принесем плод в ответ на это прощение, если это прощение не просто как бы вырвано, ухвачено, будто мы очистились ради того, чтобы можно было вернуться к прежнему злу. Неужели мы не понимаем, что когда человек, кто бы он ни был, как ни тяжела его вина перед нами, нуждается в прощении, просит прощения, нам дана привилегия щедро даровать это прощение. Прощайте взаимно, как и Христос простил вас, — эти слова мы слышали сегодня в чтении из Послания к Колоссянам (см. Кол 3:12–13). С прощения начинается исцеление грешника, с прощения, которое дается грешнику, тому, кого мы считаем виновным и грешником; прощение пробуждает в его сердце благодарность уже и изумление и позволяет ему повернуться к Богу или к тому, к той, кто простил его, с решимостью выразить свою благодарность уже тем, чтобы стать достойным уже дарованного прощения.
Задумаемся об этом и когда сами нуждаемся в прощении, и когда нам кажется, что в наших силах даровать прощение. Из благодарности начинается новая жизнь; за осуждением следует только страх, унылое бессилие и взаимная отчужденность. Аминь.
12 ноября 1978 г.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
В одном из своих Посланий апостол Павел заповедует нам радоваться с теми, кто в радости, и плакать с теми, кто в горе (см. Рим 12:15). В этих словах он выражает все содержание жизни Христа: Он был исполнен радости от всего, что добро, всего, что содержит и несет свет; первое чудо Он совершил в Кане Галилейской, на брачном пире. Но из недели в неделю мы читаем также в Евангелии, как на каждом шагу Своего земного жизненного пути Он встречался с человеческим горем, со злом, сталкивался с ним в жизни всех окружающих, пока, в конце концов, не столкнулся с ним в трагические моменты, когда Сам был предан, оставлен учениками, несправедливо осужден, распят и оказался перед лицом ужаса, который все мы так хорошо знаем, ужаса потери Бога, когда Он произнес самые трагические слова истории: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил! Христос встречал зло, боль, страдание и ни разу не отвернулся от него; где бы ни было горе — Он был; везде, где было страдание, Он был и совершал в Израиле то, что призваны совершать мы там, где сами находимся.
Так часто христиане воображают, будто быть с Богом, быть Божиими людьми означает быть под защитой, укрытыми от всякого зла. Мы обращаемся к Богу, убегая от жизни, мы бежим к Нему, просим, чтобы Он взял на себя ту тяготу, которая предназначена нам, мы все время убегаем от трагических будней жизни — через молитву или другими путями. Мы будто говорим Христу: Господи, смерть и страдания — Твои, но разве не принадлежит мне по праву победа, покой, радость? ведь Ты все это вынес, чтобы я был свободен от этого… А наше призвание совсем не таково. Христианин — тот, кому Бог поручил заботу о всем Им сотворенном, о всех людях, о всем мире; место христианина там, где темно, чтобы принести туда свет, где господствует ненависть — чтобы принести туда любовь, где людей охватило смятение и борет их — чтобы принести туда мир. Порой бывают моменты, когда мы способны на это, моменты, когда мы вырастаем в меру требований ситуации, потому что эта ситуация, это событие представляется великим — и мы на мгновение сами вырастаем до величия сострадания и жертвенности. Но жизнь состоит из бесчисленного множества мелочей, которые требуют от нас проявить внимание и любовь, заботу и сострадание. Мы призваны бороться со злом и побеждать его, а зло так часто представляется нам мелким, ничтожным, уродливым, нас тянет отвернуться от него, а не встречать его лицом к лицу, потому что оно кажется нам слишком отвратительным, слишком низким: борьба с ним осквернит нас, унизит нас самих. И так раз за разом мы упускаем возможность сделать то, что мы должны были сделать как христиане: принести мир, гармонию туда, где нет ни мира, ни гармонии. Кто-то обошел нас, и мы уязвлены; кто-то сказал нам оскорбительное слово, и мы гневаемся; кто-то не увидел в нас личность, отнесся будто к предмету, и мы восстаем. Так вот, наше призвание именно в том, чтобы войти в эту неприглядную ситуацию и принести в это земное, тленное — искру вечности, внести в самую ничтожность — величие, какое может быть внесено состраданием и любовью. Научимся этому от Христа, от Его святых, научимся от них тому, что нет ничего слишком мелкого, неприглядного, низкого, чего не могут коснуться сострадание, любовь, истинный свет, который исходит от Бога и от которого все загорается красотой — словно капли воды, капли росы, которых коснулся луч солнца, и они засверкали всеми красками радуги.
Будем жить на том уровне, где сами находимся. Если нас задевают пустяки, значит, на этом уровне мы и должны бороться, сражаться и победить. И когда мы сумеем справиться с этим мелким, Господь дарует нам встретиться с чем-то большим, с подлинной трагедией, и тогда мы сумеем стойкостью, мужеством и решимостью, и готовностью забыть себя, которым мы научились на мелочах, встречать и большие испытания. Дай нам Бог быть великими в малом, и тогда мы поистине вырастем в полную меру возраста Христова. Аминь.
Публикация Е. Майданович
