Сегодня приходили с просьбой отпеть покойника. Пришлось отказать. Поясню. Живу я не в церковном доме, а в личном. Не на территории прихода и даже в другой епархии. Так уж получилось, и ничего здесь не поделать. Раньше помогал престарелому настоятелю с требами, но сейчас его нет на месте и без его разрешения отпеть покойника не могу. Предложил обратиться к благочинному. Вроде бы как вопрос не стоит выеденного яйца, а тем более — статьи, но есть моменты, которые взволновали. Родственники покойного чрезвычайно обиделись на меня. Мол, и в Церкви бюрократия, нет человеческого отношения.
Как мог, объяснил, что дело не в бюрократии, что благочинный им обязательно поможет. Но у самого кошки на душе скребут. Людей этих знаю, покойника — тоже. В храм из них никто не ходит, ходить не собирается, священник им нужен лишь как требоисполнитель. И в этом совсем не их вина. Мы, духовенство, прихожане, мы виноваты в том, что в наши храмы идут как в дом быта религиозных услуг. Мы, священники, готовы за деньги и отпеть, и покрестить, и обвенчать людей невоцерковленных, иногда даже неверующих. Нам надо платить епархиальные взносы и зарплаты, отапливать и реставрировать храмы. И ради этого мы торгуем своими услугами и Божией благодатью.
А миряне… сколько раз каждый из нас давал совет невоцерковленному знакомому: «освяти квартиру», «вам надо венчаться», «сходи в храм, набери святой воды и окропи дом», «машину надо непременно освятить». Никто не обратил внимания, что в освященных квартирах чаще разводятся супруги, что святая вода не приводит пользователя данного «гаджета» (если он так к этому относится — как к удобному приложению в целом безбожной жизни) к Богу, а освященные машины чаще попадают в аварии? А ведь так это и есть! Слова Писания про демона, который приводит своих товарищей в пустой дом исполняются на наших глазах.
***
Недавно подвозил одну женщину. Начали, как говорится, про погоду, закончили темой религии. — Патриарх у нас плохой, прежний вот был верующий, не то, что этот.
— Вы знакомы с Патриархом?
— Так ведь по телевизору вижу, какой он человек!
— Вы обладаете даром видеть внутренний мир человека?
— Так ведь и так все понятно!
— Как же может Вам быть все понятно, если Вы ничего, кроме кратких телевыступлений, о человеке не знаете? А сами Вы в храм ходите?
В ответ — молчание. Впрочем, вопрос был задан для того, чтобы прекратить бесплодную беседу. Внешний вид и поведение безошибочно говорили, что попутчица — не завсегдатай храма. Есть такой тип людей, в которых не ошибешься.
***
Беседуем с очень хорошим священником. Человеком нравственным, правильным, порядочным. Я — о том, что нельзя совершать требы за деньги. Он соглашается, что это неправильно, но говорит, что нам не переломить традицию. Предлагает установить единые цены в благочинии, а лучше — по всей епархии, чтобы не было причин обвинять духовенство в стремлении к наживе. Понимаю его доводы, он здраво смотрит на вещи.
Я — безудержный идеалист, оторванный от жизни, все мое существо противится продаже религиозных услуг. Решаем перенести этот вопрос на собрание духовенства. Там я проиграю, буду не в меньшинстве, а в одиночестве. Не в первый раз…
***
2004 год. Праздничное застолье. Во главе трапезы — седовласый, умудренный опытом архиепископ. Я — молодой священник, говорю архиерею (не без доли тщеславия и гордыни), что не могу брать деньги за требы. Архиепископ кратко и по существу: «ну и дурак!»
***
Кто прав, опытный епископ, добрый пастырь-реалист, тысячи священников и миллионы мирян, которые считают, что совершение треб за деньги это нормально, или те немногие, которые солидарны со мной, неисправимым мечтателем, считающим, что единственное, что можно подарить нецерковному человеку благодатного — помолиться о нем или вместе с ним, остальное же — освятить, отпеть, крестить или венчать допустимо лишь после воцерковления этого человека? Жизнь покажет. Пока же я вижу пустые храмы, «передайте денежку на записку», «поставьте за меня свечечку, вот Вам десять рублей» и «почему Вы не можете отпеть покойника, раз нет настоятеля, мы же заплатим».
Деньги мне нужны, но не такой ценой. Апостолы собирали пожертвования, но отвергли золото Симона- волхва. Я не апостол. Мне сложнее понять, когда мое слово принесет пользу, а когда — причинит вред. Пройдет еще много лет, когда я смогу безошибочно определять, что есть добро, а что — зло. Если, вообще, смогу…
