О своем видении ситуации в ИК-14, о задачах Церкви в системе применения наказаний и о планах поездки в колонию рассказывает председатель комиссии Общественной палаты Республики Мордовия по сохранению духовного и культурного наследия протоиерей Александр Пелин.
Сегодня я выезжаю в ИК-14 в составе комиссии Общественной палата Республики Мордовия. С нами будет представитель исламского сообщества, представитель комиссии по вопросам взаимодействия с правоохранительной системой. Мы выезжаем, чтобы отреагировать на письмо. Для нас это очень важно.
Нам небезразлично
Когда в Республике Мордовия, на территории которой находятся наши комиссии, происходят какие-либо заявления, то, конечно, мы переживаем и хотим показать, что нам это небезразлично, что мы волнуемся. Если есть какие-то нарушения, мы хотим их увидеть, если их нет, и в очередной раз нас водят за нос, то об этом тоже надо честно сказать.
Задача Церкви — оказать заключенным как можно больше сочувствия. Церковь — чадолюбивая Мать, ей небезразличны люди, в том числе и те, которые находятся в заключении. Они такие же граждане нашей страны, хотя и несколько ограниченные в правах. Нужно учесть, что задача любой пенитенциарной системы — не уничтожить человека, не сделать из него изгоя, а поправить его действия, ограничить его на какой-то срок, чтобы человек имел возможность осознать и исправить свои ошибки. Заключение или ограничение каких-то его прав — это некие нормы для человека, совершившего социально опасное деяние, неважно как оно классифицировано и сколько времени он проведет в колонии.
Система исполнения наказаний — наследие советского периода
Пока у нас есть основание думать, что в ИК-14 не все так плохо, как излагает Надежда Толоконникова. Хотя и идеализировать систему исполнения наказаний нет никакого желания, да и смысла. Нужно учесть, что мы эту систему получили в наследство от советского периода, и все в ней быстро исправить нельзя. Ведь недаром же Моисей водил свой народ 40 лет в пустыне. Нужно было, чтобы выросло новое поколение. Наверное, и у нас должно вырасти новое поколение людей, которые следят за заключенными.
Опять таки, давайте подумаем: откуда взяться нормальные бытовым современным условиям, если эти все современные регламенты только введены. Конечно, если колония построена давно, и если в ней нет каких-то персональных бытовых удобств, то, может быть, руководству колонии следует подумать, посмотреть и исправить ситуацию.
Если человек выйдет из колонии инвалидом — кому это нужно? Мы до сих пор не смогли переломить демографическую ситуацию, как сказал Президент Путин на Валдайском клубе. Зачем же мы будем мучить или уродовать своих? Мне кажется, это никому не выгодно, и власти в Мордовии это понимают.
Что мы можем сделать?
Хотя исправительные учреждения не подчиняются нашим республиканским властям, а находятся в федеральном подчинении, и мы можем влиять на них только опосредованно, но у нас заключено соглашение о сотрудничестве между УФСИН по Республике Мордовия и Саранской и Краснослободской епархиями, на территории которых находится порядка 20 колоний. Это режимные объекты разного уровня и значения, в том числе колонии для женщин и для иностранцев. Есть даже особая колония, где находятся пожизненно заключенные — люди, совершившие особо тяжкие преступления, например убившие по нескольку человек. Во многих колониях ведется духовная работа. За каждой колонией закреплен священник. Построено, по моим данным, не менее 6 храмов. Во многих колониях открыты молельные комнаты, есть мечети. В общем, духовное окормление заключенных осуществляется.
Завтра мы хотели бы встретиться с женщинами, которые там находятся, побеседовать в том числе на духовные темы. Спросить их, насколько полно осуществляется их возможность вероисповедования, не ущемляются ли они в правах. Для нас это принципиальный вопрос, потому что очень важно, чтобы человек на период такого ограничения подумал о смысле своей жизни, но не обозлился, не стал ненавидеть весь мир. Ибо если человек выйдет, ненавидя весь мир, какую пользу ему принесет заключение?
Потому завтра мы выясним, например, есть ли у заключенных время на то, чтобы бывать в храме. Ибо если нет, то священник не сможет ничего сделать. Если в воскресный день, даже когда священник приезжает в колонию, предположим, заключенных не отпустили на службу, потому что срочно нужно выполнить план, то как священник может на эту ситуацию повлиять? О каком духовном окормлении в этой ситуации можно вести речь? Скорее всего, это не так, но, тем не менее, нужна сфера ответственности. Чтобы труд священника приносил плод в душах людей, и священнику и людям нужно создать условия.
Еще раз подчеркну, что задача системы исполнения наказания — не само наказание, не безжалостный суд, после которого нет никакого возврата. Но раз у нас общество основано на понятиях христианского гуманизма, христианского понимания личности, свободы, прав, обязанностей человека, то с этих позиций мы и должны расценивать тех, кто находится в заключении.
Вообще, в этой ситуации Надежда Толоконникова в каком-то смысле VIP-персона. Она привлекла внимание к себе, но проблема далеко не в ней. Она здесь просто информационный повод для того, чтобы еще раз привлечь внимание к тому, что может быть, трудно и тяжело. Мы все в каком-то смысле ответственны за те условия, в которых находятся наши заключенные. И я не разделяю, кстати, точку зрения отца Андрея Кураева которую он изложил сначала в своем «Живом журнале», а потом повторил на «Правмире» — «Насколько я ее не уважал во время совершения преступления, настолько же я ее сейчас уважаю за ее выступление в колонии». Ну, вот совершенно не уверен, что все так чисто и просто, как отцу Андрею видится.
В колонии есть еще несколько сотен заключенных, которые требуют духовного окормления. Мы завтра будем встречаться со священнослужителем, который окормляет эту колонию. Мы будем беседовать с руководством колонии и еще раз говорить о возможностях свободного вероисповедания заключенных. Ибо для нас и для меня лично это является очень важным моментом. Я считаю, что без духовного окормления человек не может исправиться. Он либо озлобится, либо замкнется, либо начнет психически деградировать. Единственный реальный путь к какому-то исправлению — это познание Бога. И совершенно неважно в данном случае, кто там сидит: Иванов, Петров, Сидоров или госпожа Толоконникова.
Для чего священник идет в колонию?
Функция Церкви в подобного рода заведениях всегда была, согласно заповеди Христа, печалиться с печалующими, заботиться о больных, о несчастных, о самых разных социально обездоленных людях. Это была настоящая, реальная функция Церкви. Дай Бог, чтобы вот это печалование и это ходатайство оставалось тем значимым фундаментом, на котором мы и дальше можем стоять. Потому что в трудной ситуации мы пребываем с Богом, вспоминаем о Христе. Именно для этого в колонию идет священник.
Важно, чтобы священник не ассоциировался у заключенных с администрацией колонии, чтобы они ему доверяли, а администрация колонии — не препятствовала священнослужителям самых разных конфессий приобщать заключенных к Таинствам.
Возможно, стоит подумать о наделении священника некими правами, позволяющими высказывать предложения администрации относительно улучшения условий содержания заключенных. Мне кажется, что в этом тоже заключается функция священнослужителя.
Конечно, наши колонии — это не тюрьмы где-нибудь в Норвегии или в Швеции, где у каждого заключенного прекрасные бытовые условия, фактически чуть ли не дом отдыха с комфортом, где человек может провести спокойно несколько лет. С другой стороны есть, например, тюрьмы Таиланда, Китая или Филиппин, где содержание заключенных еще более страшно, и вообще нет никакой заботы о них.
Что мы можем сделать сразу, мгновенно? Построить всем санаторий не получится. Можно и нужно исправлять постепенно. Я думаю, что пока на это не хватило времени, но, учитывая, что в самой правоохранительной системе наметились позитивные перемены, я думаю, что рано или поздно произойдут существенные и значимые перемены и в системе исполнения наказаний. И эта система станет более гуманной. Мне хочется, чтобы эта гуманизация произошла на основе традиционных ценностей, в том числе христианских.
