Протоиерей Максим Козлов
О промысле Божьем
— Отец Максим, в Вашей жизни было то, что называют промыслом Божьим?
— Конечно, но это довольно интимные вещи. Начнешь рассуждать о себе, а потом выйдет у тебя какая-нибудь клякса, и что будут стоить эти рассуждения? Клайв Льюис справедливо заметил, что события жизни можно оценить лишь исходя из ее итога, конечной точки.
— И все же с Вами случались вещи на грани чудесного?
— Да, начиная с прихода в церковь в годы «застоя», в совершенно не религиозной семье. Читал Достоевского, слушал владыку Антония Сурожского по Би-Би-Си, была неожиданная для меня самого любовь к моим новорожденным братьям-близнецам… Все это требовалось как-то объяснить, поставить на твердую основу. И такой основой оказалась православная вера. В 1978 году, в пятнадцать лет я тайно от родных принял Крещение.
— Разве в те годы это разрешалось?
— В том-то и дело, что нет. Только с согласия родителей! Таково было указание властей. Но батюшка нарушил это указание. А через пару месяцев родители меня «застукали»: нашли в столе икону и тетрадку с молитвами. Пришлось выдержать неприятный разговор. Но выдержал, хотя аргументации в пользу моей веры у меня тогда было немного.
— Почему Вы поступили в МГУ, а не в семинарию?
— Я рвался в семинарию. Но родители были категорически против, и их можно понять, шел 1979-й год. Обратился к духовнику за благословением: хочу поступить вопреки воле родителей! И вдруг батюшка говорит: «Нет, поступай в университет». — «Но меня потом в семинарию не возьмут!» А он отвечает: «Кто знает, какие будут времена. Образованные люди Церкви пригодятся».
— Так и получилось?
— Да, мой духовник как в воду глядел. В 1985 году я окончил филологический факультет и уже готовился три года работать по распределению (таково было тогда обязательное правило). И тут случилось еще чудо – в издательстве, куда меня распределили, не нашлось вакансии. Мне выдали справку – и я стал свободен! Редчайший случай.
— Как Вы употребили свободу?
— В том же году поступил в духовную семинарию, причем сразу же получил там послушание: преподавать новые и древние языки. Учился экстерном и одновременно был учителем. Все по слову духовника: знания, полученные в МГУ, пригодились церкви.
— А в жизни Ваших близких или знакомых были случаи явного промысла свыше?
— Не называя имен, могу рассказать одну историю. Храм, куда я ходил в юности, посещала прекрасная семья, многодетная, благочестивая. У средней дочери, прекрасной девушки появился жених из Франции, русский, православный, из эмигрантов. Их венчание готовилось как торжество всего прихода. И буквально накануне свадьбы, уже приехав в Москву, он вдруг передумал. Брак не состоялся. У девушки начался нервный кризис, туберкулез. Она долго лечилась. С помощью Божьей вылечилась. Ныне она – настоятельница одного из лучших монастырей, деятельная, активная, возродившая духовную обитель. Так что промысл – штука нелинейная. Как сказано в Писании: «Пути Мои – не пути ваши». Трагическая ситуация – это испытание нашей веры. И если мы доверяем Богу до конца, мы должны принимать Его волю, даже не понимая ее.
— Бывало ли так, что люди, приходящие в Ваш храм, чудесным образом менялись?
— Знаю семью, где муж семь лет провожал свою жену до ограды церкви, но сам веры не имел. Мы не раз с ним говорили, и он признавался: не верю! Семь лет! А потом и он пришел в храм. Другая ситуация: у нас появилась новая прихожанка с дочкой, до этого она ходила в протестантскую секту, где её муж был одним из руководителей. Он пришел ко мне в страшном гневе: как это так, моя жена изменила нашей вере! Мы с ним не раз беседовали — непробиваемый человек! Но хороший. И вот через три года Господь привел и его в ограду православной церкви. А за ним потянулась целая группа бывших сектантов. Это чудо Божье!
О труде и терпении
— Что в Вашем священническом труде требует самого большого терпения?
— Если священник – не глава прихода, то самого большого терпения у него обычно требует настоятель. Но у меня получилось так, что я довольно скоро сам стал настоятелем, поэтому теперь другим приходится терпеть меня.
— А что самое трудное для настоятеля?
— Необходимость совмещать слишком много функций. Нужно быть администратором, менеджером, разбираться в марках цемента, иметь художественный вкус и прочее. И при этом не забывать, что главное – предстоять у престола и заниматься душепопечением. Такое совмещение – тягостная вещь, мешающая молитве, мешающая сосредоточиться на главном. Когда ты в алтаре и знаешь, что сразу же после службы надо ехать туда-то, встреча во столько-то, надо решить вопросы с финансами, материалами…
— Можно ли сказать, что человек, имеющий явное призвание к священству как молитвенник, но не обладающий задатками менеджера, обречен быть аутсайдером в церковной иерархии?
— Нет, проблема в другом. Если это молитвенник и к нему тянутся люди – ему вряд ли дадут остаться тем, кто он есть. Его заметят и выдвинут. Хотя по призванию ему, может, как раз хорошо бы служить третьим священником (пусть и зарплата небольшая, но народ в беде не оставит). А ему дадут новое послушание: администратора, миссионера, социальное служение. И будут не довольны, если у него что-то не получится.
О грехах и раскаянии
— Случается ли, что Вы не допускаете людей к причастию?
— Бывает. И дело не в категории греха, а в отсутствии раскаяния. Например, на исповеди некто мне говорит: «У меня любовница. Я ее люблю. Но жену не брошу, у нас дети». Пытается усидеть на двух стульях. Как допустить такого к причастию? Говорю ему: «По правде надо остаться с женой, а не можешь – не обманывай ни себя, ни других, прими решение!» Или человек ворует. Не из чьих-то карманов, но по сути. И он это понимает и признает, но менять ничего не хочет, потому что привык к красивой жизни. Что ж его, допустить? Нельзя! Говорю: «Ходи, молись, но, чтобы причаститься, тебе нужно решиться! Хотя бы начать меняться!»
— В Вашем приходе много молодежи. Что отвечаете, если говорят: у меня есть парень (или девушка), мы близки, но к семейной жизни не готовы, детей пока не хотим, но в будущем разбогатеем и поженимся?
— Увы, целомудрие сейчас редкая добродетель. Тут, как и во всех ситуациях, важно учитывать человека. Не просто припечатать: «ты блудник» или «ты прелюбодей», а помочь ему. Иному, который жил целомудренно, надо сказать: «Нет, ты шел прямым путем и то, что с тобою сейчас происходит, – это искушение, ты должен удержаться». А для того, кто только пришел в церковь, может стать прогрессом хотя бы постоянный союз. Потому что до этого у него были подружки на пару недель. И ему надо осознать: кто она? Любимая? Хочешь жить с ней долго? А «долго» — значит семья. Нужно жениться, венчаться. Это может занять немало времени. Но если есть динамика, духовное движение, абсурдно было бы запрещать причастие по формальному признаку, и сказать: «Блудники! Венчайтесь, а уж потом приходите!» Что произойдет? Уйдут из храма и не вернутся.
— Но нет ли здесь какого-то компромисса с грехом?
— Нет, если люди искренне хотят измениться. Мы должны не отталкивать их, а помочь преодолеть ниспадение, чтобы оно не стало дурным навыком, чтобы в их сознании не отложился опыт семьи как временного партнерства вместо семьи как союза на всю жизнь. Главная опасность — в союзе двух людей по принципу «пока нам друг с другом хорошо». А чуть что не так – разбежались, ищем другие варианты.
— В будущем году 20 лет Вашего священства. Изменился ли за эти годы список грехов, в которых Вам признаются на исповеди?
— Нет, принципиально ничего не меняется. Достаточно почитать «Исповедь» Блаженного Августина, чтобы понять, что грехи во все времена одни и те же. Потому-то и абсолютны Божьи заповеди, что они отражают то, что всегда свойственно человеку. Возникают лишь новые технические средства, которые можно поставить на службу своему греху. Сейчас, например, можно тратить время на компьютерные игры, на блуждание по непотребным сайтам и так далее.
![]()
О душевных болезнях
— Батюшка, бывает ли, что Вы советуете прихожанам обратиться к невропатологу, психиатру?
— Если речь идет о медицинской проблеме – конечно, я ж не чудотворец. С шизофреником бессмысленно заниматься пастырской педагогикой. Есть психопатологические состояния, в которых нужно именно медицинское вмешательство. Представьте: ко мне приходит человек со сломанной рукой, а я мажу ее маслицем и читаю молитвы. Это было бы безответственно. Кстати, у нас в храме дважды в месяц принимает православный психотерапевт.
— А что Вы говорите, когда Вам признаются в мыслях о самоубийстве?
— Господь миловал, за двадцать лет у нас в приходе не было самоубийц. Вообще, «мысли о самоубийстве» — чаще всего дурость. Иногда это шантаж близких, реже — легкий шантаж священника. Человека, который бы всерьез находился на грани самоубийства, в моей практике не было.
О некоторых иллюзиях
— Оцените, пожалуйста, несколько утверждений, которые нередко принимаются за истину. Первое: «Молитва отчасти способна заменить сон и пищу». Человек, который мало спит, мало ест и очень много молится…
— …Рискует впасть в какое-нибудь нервное заболевание. В монастырском быту есть ограничения на сон и особого рода ограничения в питании. Но опыты в духовной жизни могут совершаться только под контролем священника, имеющего собственный опыт прохождения подобного пути. Благоразумнее во всем соблюдать умеренность. Не допускать многоспания, следовать уставам поста – причем традициям его мирского соблюдения, которые сложилась в последние два-три века.
— Восемь часов сна – нормально?
— Не грех.
— Другой тезис: «Вера, молитва, хождение в церковь способны продлить жизнь человека, избавить его от каких-то внешних невзгод, страшных болезней…»
— Ни от чего! В Евангелии об этом нет ни слова! Через веру можно обрести спасение и вечную жизнь, а не хорошую машину и коттедж в Подмосковье. Мы должны оставить мечту о том, что вера в Бога сама по себе гарантирует нам земные блага, что, придя в Церковь, мы успешно социализируемся, найдем себе идеального спутника жизни, у нас появятся чудесные дети, добрый и щедрый начальник… Увы, из Евангелия это никак не следует.
— И еще тезис: «Священник, к которому я обращаюсь за советом, в процессе внутренней молитвы получает знание от Бога, как мне нужно поступить, и потому я должен неукоснительно этому совету следовать».
— Да, если священник – святой. Преподобный Серафим. Паисий Святогорец. Николай Сербский. Тогда конечно. Но, впрочем, это трезвое понимание не должно вести к апологии непослушания. Ошибается тот, кто уверен, что спасаться нужно только по книжкам да своим умом, а принцип послушания сегодня не имеет никакого значения. Это не так. Нужно различать, с одной стороны, объективное послушание преданию, которому мы должны быть верны всегда, и субъективное и ограниченное – священнику. Нужно понимать, что, соблюдая принцип послушания, мы идем путем Богоуподобления. Это путь, которым прошел Сын Божий, будучи послушным Отцу даже до смерти крестной.
В сокращении интервью было опубликовано в московской православной газете «Крестовский мост». Распространяется «Крестовский мост» по храмам и социальным учреждениям столицы бесплатно.
Читайте также:
