Радость с горчичное зерно. Архимандрит Савва (Мажуко)
Елка по имени Лапа
У входа в нашу церковь стоит елка по имени Лапа. Уж такая она высокая, стройная и раскидистая, что, идя в храм, невольно тянет «пожать» ее пушистую десницу. И пусть десниц у нее немало, но каждая добродушно дарит рукопожатие, после которого хочется самому улечься в эти уютные лапы и дышать ни с чем несравнимым хвойным ароматом.
А ведь я ее помню маленьким тоненьким саженцем. Скорее бывает наоборот: деревья помнят не только наше детство, но и юность наших бабушек, и рядом с елочкой у нас растет столетняя липа, которая старше Никольской церкви. Но в первые годы нашего монастыря мальчики-монахи, как тогда называли нас старушки, любили сажать деревья, и для деревца-малютки нашелся краешек земли.
Их было несколько, елочек-сестричек, но выжила только Лапа. Поднялась и расцвела! Начальство роптало: к чему такая громадина у самого входа? Требуем спилить! Но мы отстояли пушистую елку, и вот она радует всякого, кто идет на молитву, и птицы небесные укрываются в ветвях ее.
Та самая ель. Фото: probelarus.by
Хотя не только птицы. Однажды в утренних сумерках я здоровался с Лапой, и тут из синих иголок в меня воткнулась пара ярких бандитских глаз: дикий кот Мартын устроил в многоэтажной елке личную цитадель и неприступную твердыню, откуда совершались дерзкие вылазки. Ну и пусть! Будь я котом, лучшего пристанища и не найти!
От елки-малышки до огромного дерева — кажется, не так много времени прошло. Евангелие говорит о горчичном зерне, которое человек кладет в землю, и это самое маленькое, самое невесомое из зерен, почти невидимое семечко.
Но вот проходят годы — топкие, вязкие, словно сквозь сон бредущие времена, — и из мельчайшего зернышка незаметно вырастает огромное дерево, крепкое и ароматное, такое уютное и живое, что дарит тепло и кров и птицам небесным, и одиноким путникам, и испуганным и брошенным зверятам.
Когда ангелы сыпались с неба
Живое и статное дерево, выросшее из крошечного зерна — это образ Царства Небесного, радости и жизни, которая начинается с малого и незаметного — встречи, слова, образа, незаметной слезинки на молитве и исповеди. Царство Небесное — это радость, которой надо поделиться, надо разделить, вот почему в день рождения Спасителя, ангельские силы радуются вместе с людьми.
Перечитайте первые главы Евангелия: на Рождество ангелы сыпались с неба, словно спелые яблоки в летнем саду! Вестники Божии кочевали из сна в сон, являлись в храме, уговаривали священников, успокаивали стариков, увещевали пророков и хвалили скромность Девы.
Бесплотные духи не могли усидеть на небе, их распирала такая радость, что всего неба было мало, что вместить ее. Вот почему, оставив на время мудрецов и пророков, хор бесплотных радовал своим пением перепуганных пастухов.
И где же тут не испугаться — вместе с вестником предстало многочисленное воинство небесное. Одного было недостаточно, каждый хотел подать свой бессмертный голос, каждому хотелось петь от великой радости. Ведь ангел так и сказал:
— Не бойтесь! Я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям!
И там, где можно было просто сказать, собор ликующих духов разразился пением:
— Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человеках благоволение!
Это не просто гимн, это пророчество. Ангелы пели из вечности о том, что открылось им как реальность великого примирения в Царстве Небесном: несмотря ни на что, не оглядываясь на океаны горя и слез, на изобретательность злобы — бесовской и человеческой, — однажды все мы, одинокие и раненые, соберемся под главою Христом, и Тот, Кто сегодня только малыш, словно зернышко спрятан в вертепе, разрастется в великое дерево надежды и отрет всякую слезу с лица детей своих.
Радость, рожденная из одного зернышка
Однажды на земле будет мир, потому мир наступит между людьми — именно это значит загадочное «в человецех благоволение» — среди людей откроется любовь, доброта и нежность, взаимное расположение — благоволение. И это будет такая радость, что земля не сможет ее удержать в себе, — она прорвется в небо, и торжество ангельского мира сольется с человеческим ликованием.
И вся эта великая радость, которая добирается до нас лишь несмелым и неясным эхом, родилась из маленького зернышка радости, которое Господь положил в вифлеемской пещерке.
Мы давно живем. Мы слышали много красивых слов и волновались вдохновенными речами. Дева Мария собирала и хранила в своем сердце каждую крупицу откровения о Своем Сыне как великую радость.
Но вдруг заглянешь в свое сердце и не можешь отыскать ни крупицы радости, лишь страх и бесконечная усталость. Поделиться радостью? Где же ее отыскать? А если и найдешь — такая она маленькая, крошечная, словно выгоревший уголек или заморенное деревце.
Мы давно живем, а потому знаем: холод приходит не только на землю, порой зябнет и душа, и сердце остывает.
Померзнет, да и оттает. Если радость со временем стала маленькой-премаленькой, так что сразу и не разглядишь, надо собираться вместе, надо делиться последним, чтобы не остыть по одиночке. Вот почему христиане не могут усидеть по домам в дни торжеств, вот почему литургия — праздник разделенной радости. И глядишь — там, где было две тощие рыбки и корочка засохшего хлеба вдруг вырастает чудный пир, неудержимое веселье, где места и радости хватит всем.
В пасхальную ночь читают слово Златоуста «Аще кто благочестив…»: приходите на мой пир, кто постился и не постился, кто нес духовный подвиг, и у кого совсем не было сил, и праведники, и грешники, и духовные атлеты, и немощные странники, покалеченные жизнью — всех Господь принимает в Свою радость, каждый укроется в уютных ветвях великого древа жизни.
Если радости осталось совсем на донышке, вспомните слово Златоуста и смело идите на пир в честь дня рожденья Сына Божия. Возьмите самое последнее зернышко своей радости и разделите его с другом.
Не все наши зернышки принимаются, не все деревья выживают, но, если прорастет хотя бы одно, оно того стоило!