Об относительности времени, молитвах и настроениях в очереди к Кресту апостола Андрея Первозванного рассказывает Мария Сеньчукова.
фото Владимира Ходакова
-Вы долго стояли? — спросила я у красивой пожилой женщины, выходящей из храма.
Она задумчиво взглянула на меня и медленно ответила:
-А это зависит от того, как считать.
«Ну вот, — мрачно подумала я. — Еще одна жертва новой религиозности». В ее ответе мне почудился оккультный душок.
-Если следить по часам — то я стою здесь с четверти одиннадцатого.
Стрелки приближались к половине четвертого дня.
-А как еще можно измерять время? — не без иронии спросила я.
Женщина улыбнулась тепло и мечтательно и предложила:
-А вы попробуйте его не измерять вовсе.
Тут я растерялась:
-Это как?
-Знаете, — доверительно произнесла моя собеседница, — когда ты идешь навстречу святыне, числа совершенно не важны. Важно, молишься ты или нет.
-А получается? Толпа, усталость, эти перегоны… — чтобы не создавать давку, полиция металлическими заграждениями разделяет очередь на секторы по нескольку десятков человек и постепенно пропускает. Так уже делали полтора года назад, в очереди к поясу Богородицы.
-Что значит «не получается»? — не поняла (или сделала вид, что не поняла) меня женщина. — Какой вообще смысл в этом стоянии, если не молишься? Не молишься — развернись и уйди. А молишься — нет никакой толпы, есть твои братья и сестры.
-А усталость?
Она не стала отвечать — улыбнулась еще раз и пошла дальше.
-А о чем вы молились, если не секрет? — бестактно окликнула я.
Она обернулась на мгновение и ответила:
-За себя — о здоровье. За других — о мире. Мира нам всем не хватает — вам не кажется?
*
Дорогой мой московский читатель! У тебя еще есть два дня, чтобы постоять в очереди к кресту апостола Андрея Первозванного и помолиться у этой древней святыни.
Эта очередь совсем не похожа на очередь к поясу Богородицы. Тут нет ни эйфории, ни страстей, порожденных бессонной ночью и запредельной усталостью. Вход в храм открыт только до полуночи, стоять — самое долгое, те самые пять часов, дни, хоть и холодные и дождливые, но все же летние. И настроение у всех тоже летнее — ловишь себя на мысли, что это похоже не на очередь к святыне, а на какое-то диковинное народное гуляние — тихое, без алкоголя и шумных песен, но с чаем (волонтеры разливают по пластиковым стаканчикам и раздают стоящим) и разговорами вполголоса.
Не буду вводить в заблуждение: таких, как моя пожилая собеседница, вы можете и не встретить. По крайней мере, мне встретилась она одна. Остальные отвечали на вопросы односложно и поспешно, хотя очень доброжелательно и часто даже оживленно — на беседы, даже такие короткие, люди в большинстве своем настроены не были. Но подышать этой атмосферой — очень рекомендую.
Фото Владимира Ходакова
Нашего верующего современника часто обвиняют в бытовом язычестве. Действительно, ни один из тех, с кем мне удалось поговорить в этой очереди, не молился о стяжании дара непрестанной молитвы, даровании ему духовных добродетелей или укреплении веры. А может, и молились — просто не могли или не хотели это сформулировать в ответах. Молились, в основном, о здоровье, дети — о совсем конкретных вещах. Одна белокурая барышня лет пяти шепотом сообщила мне, что будет просить апостола Андрея, чтобы он уговорил ее родителей подарить ей кошечку, собачку и «лазалки». Барышня стояла уже примерно час и честно призналась, что устала. И я не рискну назвать ребенка «бытовым язычником».
Детские желания чисты, и попросить у святого котенка — порой жест более глубокой веры, чем просьба об абстрактных благах. Мир в душе, терпение и смирение руками не пощупаешь, и скептик всегда может пожать плечами и заявить, что это все самовнушение. А котенок или щенок — вот он, теплый, осязаемый и пушистый. Так что девочке желаю, чтобы ее простое желание, которое она передает Всевышнему через апостола Андрея, сбылось.
В конце концов, дети, которых благословлял Христос, вряд ли просили Его изъяснить им тайну Троицы или воплощения Логоса.
Между взрослым трезвомыслием и детской простотой тоже есть определенная разница во времени.