Что случилось?
26 ноября в Прокопьевске Кемеровской области пропал 12-летний мальчик. Мать мальчика сообщила о пропаже сына только спустя ночь и утверждала, что ребенок ушел за углем и не вернулся.
Через два дня мальчика нашли живым в одном из магазинов города, он прятался за коробками. Ребенок выглядел изможденным, в синяках, а его верхняя губа была изуродована шрамами. Выяснилось, что мальчик сбежал из дома из-за издевательств отчима.
По версии СК региона, отчим несколько месяцев истязал пасынка. Он сломал мальчику ногу, рассек губу, а потом пытался зашить ее в домашних условиях. Ребенок мог спать без верхней одежды в холодном помещении, его морили голодом, а в качестве наказания заставляли есть стиральный порошок.
Фото: скриншот НТВ
Мужчину арестовали на два месяца, в отношении него заведено уголовное дело по статьям «Истязание несовершеннолетнего» и «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью». Позже была задержана и мать мальчика, которую обвиняют в истязании, а также неисполнении обязанностей по воспитанию ребенка. Также следователи обвиняют в халатности должностных лиц органов системы профилактики.
Мальчика изъяли из семьи и передали в социальное учреждение. Откуда ребенка поместили в детскую больницу города Прокопьевска, а затем госпитализировали в детскую областную клиническую больницу в Кемерово. После нескольких восстановительных операций мальчик признался, что хочет домой к маме.
Ребенка навестил губернатор Кемеровской области Илья Середюк.
«Кирилл находится в палате интенсивной терапии, врачи оказывают ему всю необходимую помощь. Проведена консультация с федеральными специалистами. Сейчас основная задача — стабилизировать состояние ребенка. На следующем этапе подключатся пластические хирурги», — сообщил губернатор.
Фото: @ilyaseredyuk
Глава Кузбасса узнал, что мальчик любит футбол, и пообещал организовать для него занятия в секции, как только он поправится.
Уполномоченный по правам ребенка Мария Львова-Белова сообщала 5 декабря, что ребенку готовы сделать пластическую операцию в клинике челюстно-лицевой хирургии в Москве. Но окончательное решение, кто и где будет выполнять эту операцию, остается за региональным минздравом.
Врачи отмечали, что губу мальчику резали три раза — с такими ранами ему необходимо две операции: первая для «сборки» губы в нормальное состояние, вторая — для косметической шлифовки.
Жители Кемеровской области высказывают желание усыновить мальчика, но, по заявлению местного минобра, пока это невозможно.
«Ребенок в настоящее время не может быть устроен в замещающую семью, так как находится на лечении в больнице. После окончания лечения ему предстоит пройти реабилитацию у психолога», — отметили в региональном ведомстве.
Пока не начались поиски, большинство соседей не знали, что у семьи есть старший ребенок: люди были уверены, что муж и жена воспитывают лишь двоих маленьких детей. Некоторые соседи общались с семьей и пытались помочь, спрашивали, почему старший ребенок не ходит в школу (мать отвечала, что он на онлайн-обучении), уточняли, прикрепили ли детей к поликлинике (говорила, что скоро это сделает).
«Они уверяли, что у них все нормально, всего хватает. Но было заметно, что это не так. Мы с мужем им помогали по возможности — отдали одежду, диван, детскую кроватку, холодильник, печку электрическую», — говорит одна из соседок. Она отметила, что мать троих детей признавалась ей, что гражданский муж поднимает на нее руку, но была готова с этим мириться. Также упоминала, что супруг меньше любит 12-летнего мальчика, чем младших детей. Но при этом не говорила о случаях насилия или угрозах в адрес старшего ребенка.
«Понимаете, я живу рядом с их домом, но никогда не слышала ни криков, ни стонов, ничего подобного. Остальные соседи, думаю, тоже», — отметила собеседница НГС. По ее словам, примерно за неделю-полторы до исчезновения старшего сына к семье приезжали сотрудники полиции. Они опрашивали пару по поводу невыплаты долга за приобретенный автомобиль. Но ничего подозрительного не заметили.
«Нет смысла осуждать соседей за то, что они не видят сквозь стены»
Елена Альшанская
Елена Альшанская, руководитель благотворительного фонда «Волонтеры — в помощь детям-сиротам»:
— Мы не умеем реагировать на трагическое событие, не пытаясь его рационализировать в меру своих представлений. Мы всегда стремимся найти виноватого. Но эти люди жили — судя по тому, что о них сообщается в новостях, — в частном доме за высоким забором.
Что соседи могли знать о происходящем? Ну да, ребенок не ходит в школу, но мама говорит, что он на домашнем обучении. Таких детей очень много, это абсолютно легально. Есть ли у нас факты, что соседи знали, что детей бьют, но отвернулись, прошли мимо? Только в этом случае мы можем их обвинять. А если таких фактов нет, в чем виноваты соседи — в том, что жили рядом и не могли заглянуть сквозь стену в чужой дом? Мы объективно не можем предъявлять им таких требований.
Кроме того, хочется «обвинить» полицию. Но судя по тому, что пишут СМИ, полиция приходила по другому вопросу. Она не должна реагировать на то, что в доме грязь, беспорядок. Это опасный ход мысли. Полиции-то какая разница, чисто в доме или грязно? Разве это имеет отношение к тому, что должно вызвать подозрения в избиении ребенка? Словно в чистых квартирах детей не бьют, а в грязных всегда бьют. Если на момент визита у детей не было травм, не наблюдалось опасного или подозрительного поведения, то почему они должны превышать свои полномочия, лезть глубже в семью, в которую пришли по другой причине?
Давайте не будем искать, кого бы наказать, это опасный ход мысли. Мы обязательно найдем виноватого, даже если он вообще не виноват. Пока за нами нет постоянной слежки через видеокамеру, изображение с которой передается непосредственно в отдел, пока каждая минута нашей жизни не фиксируется (хотя, возможно, все к этому идет), нам совершенно не за что винить полицию, не заметившую то, что совсем не очевидно.
Как можно оградить детей от такой ситуации? Только воспитывая в себе, в других, в обществе тотальную, на всех уровнях, неприемлемость насилия. Чтобы они не выросли в женщину, которая вступит в брак с насильником и не защитит себя и своих детей. Чтобы не выросли в мужчину, который с кулаками бросается на слабых, срывая на них агрессию.
С раннего возраста нужно объяснять детям, что никого бить нельзя, что все конфликты решаются иначе, и уж тем более в семье.
Учить решать конфликты словами. Учить понимать границы допустимого. И быть нетолерантными к насилию, не проходить мимо.
Женщина упоминала, что муж ее бил, — вот единственное в этой истории, что могло бы дать соседям основания для подозрений. Но они не обратили внимания. А все потому, что ситуация домашнего насилия у нас нормализована. И там, где у людей должна замигать красная лампочка, где соседи должны собраться вместе, всей улицей, постучать в закрытую дверь и сказать: «Еще раз пальцем тронешь ее или ребенка, — тебе хана, мужик, мы все равно узнаем», — на этом месте у нас находится полное принятие насилия: «Не наше дело, их отношения, бьет — значит любит» и так далее.
Поэтому мы охотно обсуждаем, что виноваты полиция и соседи, которые не заметили изувеченного ребенка, хотя, судя по описанию, у них не было возможности это увидеть. А то, что было известно, мы не обсуждаем, ведь это вроде как в порядке вещей. Но потому все и происходит.
Историю с насилием надо сделать неприемлемой. Каждая старушка, узнав от соседки, что муж ее бьет, должна с ужасом махать руками и говорить: «Приходи срочно ко мне ночевать с детьми, а мой сын поговорит с твоим мужем». Ну и, конечно, бить детей должно стать еще больше общественно неприемлемым явлением.
Что касается матери, то в данном конкретном случае она находится вместе с мужем на скамье подсудимых. Судя по тому, что нам известно из СМИ, она действительно не защитила ребенка. Это еще одна большая проблема, связанная с тем, что в сознании многих женщин ценность мужчины выше, чем ребенка. Это какие-то общественные установки, которые надо менять. Но здесь еще нужно понимать, что, судя по всему, женщина — сама жертва насилия. Уже уничтожена ее способность отстаивать себя, свое достоинство. Она находится в ситуации загнанного зверя, и мало шансов, что она сможет постоять за своего сына.
Поэтому, еще раз, нет смысла осуждать соседей, что они не видят сквозь стены. Полицию — что она не заподозрила по грязи насилие над детьми. Если кто-то и виноват, то наши общественные установки, что бить — дело житейское. Возможно, если бы окружающие отреагировали на информацию о том, что муж бьет жену, всего дальнейшего и не случилось бы.
«Как в небольшом городе ребенок может оказаться вне поля зрения школы и больницы?»
Ксения Маникина
Ксения Маникина, юрист благотворительного фонда «Дорога жизни»:
— Первое, что я здесь вижу, — это правовая безграмотность. Возможно, люди не знали, куда обратиться, когда у них возникли подозрения, что ребенок не в порядке. Не было ни одного сигнала, ни одного тревожного звоночка ни в администрацию, ни в органы опеки, которые в таких случаях реагируют сразу и посещают семью, чтобы увидеть, в каких условиях живет ребенок.
И отсюда второе: безразличие людей. Случай произошел не в мегаполисе, а в районе, где был частный сектор, там все примерно друг друга знают. Как не насторожиться, что рядом такие замкнутые люди? Конечно, никто не хочет лезть в чужую жизнь, но при подозрениях стоило бы прийти в этот дом под каким-то предлогом.
Приехала семья с тремя маленькими детьми. Прикреплены ли они к медучреждению? Обращаются ли к педиатру? Если они не появляются в поле зрения врачей, то есть основания заподозрить как минимум недобросовестность родителей.
12-летний ребенок находится на домашнем обучении, это распространенная ситуация. Но он же не может вообще не появляться в школе, не быть в контакте с учителями хотя бы удаленно. Если же никто из учителей его никогда в глаза не видел, если он не посещает уроки, не сдает домашнюю работу, не пишет контрольных, то, возможно, он и к школе не прикреплен? И опять же, как в небольшом городе ребенок может не быть в поле зрения системы образования? Тем более, что, убывая с места предыдущего проживания, они должны были сказать, куда направляются с тремя детьми и где будут жить. Понятно, что никакие органы не станут специально отслеживать дальнейшее местонахождение семьи, но все же какие-то ее следы есть, их не может не быть.
Словом, это совершенно нестандартная ситуация, обычно случаи домашнего насилия так или иначе выявляются. Либо ребенок попал в больницу, либо в школе заметили, либо поступил сигнал с предыдущего места жительства.
Но чтобы семья так долго находилась полностью в слепой зоне — такого лично в моей практике не было.
Что касается дальнейших перспектив для детей, то сиблингов нельзя разделять, и если кто-то захочет установить над ними опеку, то только над всеми троими. С усыновлением еще сложнее — если мать будет находиться в местах лишения свободы, то по закону ее нельзя лишить родительских прав.
Пока что, думаю, они все будут находиться в детском учреждении. Шансы попасть в семью у них есть.
«У нас укоренился миф, что если пожаловаться, то семье придет конец. Это не так»
Мария Беккер
Мария Беккер, психолог благотворительного фонда «Дорога жизни»
— В прошлом году у нас было похожее дело — отчим жестоко обращался со старшим ребенком. Он заставил его засунуть руки в сугроб и стоял над ним, не давая их вынуть. У мальчика было обморожение пальцев.
Есть некоторый соблазн сказать, что, дескать, отчимы часто ведут себя жестоко, но психолог не имеет права на такие обобщения. Во-первых, все мы знаем прекраснейших отчимов. Во-вторых, нужно разбираться с индивидуальными особенностями. Может быть, что человек и сам подвергался жестокому обращению, либо в силу каких-то физиологических особенностей его психические и нервные функции не сформированы, реакция возбуждения превалирует над реакцией торможения, и никто с ним никогда не работал.
Другое дело, что есть категории риска по жестокому обращению, и дети-сироты к ним относятся. Опыт брошенности ребенка и то психологическое состояние, которое у него формируется, гипотетически может спровоцировать взрослых. Дети нередко начинают проверять на стойкость родителя. Это совершенно бытовая, распространенная ситуация, на которую взрослые, теряя терпение, реагируют криками, угрозами, могут дать подзатыльник. Но это — тоже жестокое обращение, и не всегда потому, что родитель изначально злой. Иногда обстоятельства складываются так, что самоконтроль оказывается ему недоступен. Это однозначно недопустимо и не имеет оправданий, но я бы хотела уйти от схемы «отчим бьет чужого ребенка», которая, возможно, у кого-то напрашивается.
Что касается матери, тут тоже надо разбираться. Для нее был запрошен срок в 10 лет, но суд должен проверять, было ли на нее давление, находилась ли она в состоянии аффекта. Повторный брак — это нередко постройка на чем-то изначально неудавшемся. Есть опыт не сложившихся отношений, и во втором браке выстроить их может быть еще сложнее. Чувство страха, чувство вины — очень много аспектов нужно учитывать, чтобы дать трезвую, непредвзятую оценку произошедшего.
Это опять же не означает, что с моральной точки зрения кого-то можно оправдать. Родители должны прежде всего защищать интересы ребенка. Но психологи всегда хотят избежать черно-белой картинки. Поэтому я не готова четко охарактеризовать мать ни как жертву, ни как соучастницу. Но если бы спросили моего мнения о том, нужно ли лишать ее родительских прав, то все-таки нет. А вот что совершенно однозначно было необходимо с самого начала — это сопровождение семьи. Кстати, это направление в последнее время активно развивается, избавляется от формализма и переходит к действенным мерам пролонгированного характера.
Помимо членов семьи, в этой истории есть еще одна сторона: окружающие. У меня много клиентов с приемными детьми, и всегда возникает один и тот же вопрос: почему люди видели или подозревали и молчали? А соседи, наверное, могли бы ответить: «Мы боялись сделать еще хуже».
Однако лично я придерживаюсь позиции, что лучше я буду жалеть о содеянном, чем о несделанном. У нас очень укоренился миф, что если пожаловаться, то семье придет конец. Это не так. Нужна кампания социально-рекламного характера, которая бы рассказывала про работу органов опеки. Тем более, что это ведомство сильно меняется, туда приходят работать неравнодушные и профессиональные люди.
Их задача не разрушить семью, а наоборот, приложить все усилия для ее сохранения.
Есть понимание, что разлучать ребенка с матерью — это всегда очень высокий стресс, который усугубляет состояние, в котором ребенок находится. Если бы мы жили в идеальном мире, то изоляция матери без постоянного отрыва от детей, в условиях, когда они могли бы регулярно видеться, — это лучшее, что можно предложить.
Инструментов и способов оказания помощи должно быть много. Одним из вариантов может быть пансионатная форма пребывания детей, с воссоединением с мамой на выходные; если бы при этом велась бы отдельная терапевтическая работа с матерью и с детьми, все это принесло бы очень ощутимый результат и помогло сохранить многие семьи.
Как заподозрить ситуацию домашнего насилия у соседей и что делать?
- Вы регулярно слышите крики, шум и плач за стеной. Не думайте, что это вас не касается.
- Если соседи упоминают бытовое насилие в отношении себя или других как нечто само собой разумеющееся, не считайте, что это норма. Человек, ударивший один раз, ударит снова, ситуация будет развиваться, пока не дойдет до края.
- Вы увидели у соседей или у их детей травму. Вступите в разговор, задайте вопрос, что случилось. Обычно в случаях, когда никто не виноват, люди охотно входят в подробности. Уклончивый ответ — уже повод заподозрить неладное.
- Если вам говорят «упал», «ударился», «порезался», при этом пытаются прикрыть следы, и подобные травмы вы видите часто, — это повод насторожиться.
- У соседей есть ребенок школьного возраста, которого давно не видно. Вступите с родителями в разговор, спросите, здоров ли он, где учится, нравится ли школа, какие отметки, поделитесь собственным опытом.
- Если по совокупности наблюдений у вас есть малейший повод заподозрить домашнее насилие, обратитесь в опеку или в полицию. Придите лично и расскажите подробно о своих опасениях. Если попросят написать заявление, не используйте категоричные формулировки, просто изложите увиденные или услышанные факты.
- Попытайтесь привлечь к обращению соседей, чтобы не действовать в одиночку, на свой страх и риск.
- Если визит проверяющих не дал немедленного результата, он все равно важен: насильник знает, что он под подозрением.
- Помните: навредить может только молчание и попустительство. Не бойтесь «обидеть» соседей, лучше сделать хоть что-то, чем не сделать ничего. Кроме того, имейте в виду, что сотрудники органов не имеют права разглашать данные заявителей.
- Не верьте мифам про то, что государство заинтересовано в изъятии детей. Задача опеки в обратном: помочь семье, дать ей время наладить свою жизнь и максимально помочь в этом.