8 января — Собор Пресвятой Богородицы
Великий акафист (акафист Пресвятой Богородице, акафист «Взбранной Воеводе…» или просто Акафист) – произведение византийской гимнографии, созданное неизвестным автором не поздне 626 года (возможно, существенно ранее).
Этот гимн нередко называют акафистом на Благовещение – и в самом деле, Акафист тесно связан с этим праздником: достаточно сказать, что первый кондак и первый икос Акафиста одновременно представляют собой кондак и икос благовещенского канона. Однако содержание гимна не исчерпывается одним лишь благовестием архангела Гавриила: в исторической части Акафиста (1-й икос – 7-й кондак) отражены и рождественские сюжеты, и встреча с Симеоном, и бегство в Египет.
Акафист Пресвятой Богородице
Акафист Пресвятой Богородице (текст)
Первое из событий рождественского цикла, нашедшее отражение в Акафисте, – «смущение Иосифа». Вот как говорит об этом Евангелие:
«Рождество Иисуса Христа было так: по обручении Матери Его Марии с Иосифом, прежде нежели сочетались они, оказалось, что Она имеет во чреве от Духа Святаго. Иосиф же муж Ее, будучи праведен и не желая огласить Ее, хотел тайно отпустить Ее» (Мф 1: 18–19).
Византийский же гимнограф, в соответствии с общей стилистикой своего произведения, отходит от простоты евангельского текста, и расцвечивает строфу метафорами и эпитетами:
«Бурю внутрь имея помышлений сумнительных, целомудренный Иосиф смятеся, к Тебе зря небрачней, и бракоокрадованную помышляя…» (4-й кондак).
http://www.dionisy.com
Довольно пространное изложение сна Иосифа, присутствующее в Евангелии, в Акафисте опускается, а в уста Обручника, узнавшего о зачатии Девы от Святого Духа, влагается обычное для Акафиста и акафистов славословие Богу: «Аллилуия!»
В свою очередь Акафист, представляющий собой поэтическое и богословское осмысление евангельских событий, породил целую иконописную традицию. В одних случаях центральное изображение Богоматери окружено клеймами с сюжетами кондаков и икосов, в других (к примеру, икона в Успенском соборе Московского Кремля) – вся поверхность иконы заполнена изображениями, иные из которых относятся даже не к строфе в целом, а к отдельных хайретизмам (например: Радуйся, падшаго Адама воззвание; радуйся, слез Евиных избавление… Радуйс, лествице небесная, еюже сниде Бог; радуйся, мосте, преводяй сущих от земли на небо).
Одним из постоянных сюжетов икон с акафистом является смущение Иосифа. Екатерина Данилова пишет о фреске Дионисия на 4-й кондак Акафиста:
«В предельном лаконизме образного решения Дионисия сосредоточено бесконечное богатство оттенков. Свято хранимая тайна, молчаливое страдание и понимание состояния Иосифа переданы проникающим в душу взглядом и сдержанным жестом руки Богородицы. Сколько трепета, нежности, детской наивности и ангельской кротости в образе Иосифа, бережно очерченном рукой художника».
Но вернемся к тексту Великого акафиста. Следующий сюжет – явление ангелов вифлеемским пастухам и приход пастухов к Младенцу. Как и в предыдущем случае, безыскусственное евангельское повествование (Лк. 2:8–20) украшается в Акафисте тропами и риторическими фигурами. Образ Христа как пастыря (т. е. пастуха), заимствованный из Евангелия от Иоанна (10:1–16), вступает во взаимодействие с образом пастухов, о которых говорится у Луки; с другой стороны, Мессия – заколаемый Агнец (см. Ис 53:7).
В результате столкновения всех этих сравнений и метафор, происходящих из разных ветхо- и новозаветных библейских книг, получается удивительный по красоте поэтический синтез:
«Слышаша пастырие Ангелов, поющих плотское Христово пришествие, и текше, яко к пастырю, видят Сего яко агнца непорочна, во чреве Мариине упасшася, Юже поюще реша: Радуйся, Агнца и Пастыря Мати; радуйся, дворе словесных овец…»
Следующие три строфы (5-й кондак, 5-й икос, 6-й кондак) говорят о поклонении волхвов. Обратим внимание на среднюю из этих строф. Здесь поэтическими средствами изображена парадоксальная ситуация: с одной стороны, Бог – это младенец, находящийся на руках Девы; с другой стороны, Он – Творец, создавший весь этот мир:
«Видеша отроцы халдейстии на руку Девичу создавшаго рукама человеки…»
В этом фрагменте можно увидеть и стремление к аллитерации: греч. херси … хири (руку… рукама) перекликается с постоянно повторяющимся воззванием хере (радуйся).
"Звезда Пресветлая" икона Божией Матери.
В игру вовлекается и образ звезды: если в 5-м кондаке говорится о вифлеемской звезде и о ее сиянии («Боготечную звезду узревше волсви, тоя последоваша зари…»), то в 5-м икосе звездой метафорически именуется уже Богомладенец, а сиянием – Дева: «Радуйся, звзеды незаходимыя Мати, – обращаются волхвы к Марии, – радуйся, заре таинственного дне…»
В последних двух строфах первой (исторической) части Акафиста вспоминается бегство в Египет (6-й икос) и встреча с Симеоном (7-й кондак). Мы понимаем, что на самом деле хронология была иной: сперва – Сретение, затем – бегство (и, кстати, возможно лишь после этого – поклонение волхвов). Но это нарушение хронологической последовательности событий как раз очень хорошо подчеркивает родство иконографии и гимнографии, которая, в свою очередь во многом восходит к библейской поэзии.
Икона двумерна, и на ее единой плоскости могут изображаться разновременные события, один и тот же персонаж может быть представлен дважды, трижды; библейское повествование, как и любой текст, прежде всего линейно, но об одном и том же нередко говорится по два раза, но в разных выражениях – знаменитый библейский параллелизм, получивший свое наиболее яркое выражение в псалмах и доведенный до высшей степени виртуозности в Великом акафисте.
Читайте также:
