«Русская Голгофа» — так называется новый 12-серийный цикл авторской программы Феликса Разумовского «Кто мы?». Речь в ней пойдет об эпохе гонений на Церковь и веру Христову в годы советской власти, о новомучениках и исповедниках Российских. Премьера состоится 5 сентября, в четверг, на канале «Россия-Культура» в 21:35.
О программе рассказывает автор и ведущий Феликс Разумовский.
Русский ХХ век до сих пор ставит наше историческое сознание в тупик. Слишком полярные точки зрения закрепились в современном российском обществе по отношению к недавнему прошлому. Одна из причин подобного разлада — очевидная неполнота и односторонность исторического сознания. В нём недостаёт ключевой темы — подвига российских новомучеников.
Наш ХХ век был не только богоборческим и вероотступническим, не только веком грандиозного «коммунистического проекта», но и эпохой религиозного возрождения и воодушевления, — невиданного в новейшей истории опыта стояния в вере Христовой. Судя по всему, этот опыт — единственное средство преодолеть разорванность русской истории, бесценная возможность оздоровить наше национальное бытие, парализованное глубоким кризисом русского мирочувствия.
На 1 января 2011 года в Соборе новомучеников и исповедников Российских поименно канонизировано 1774 человека. Между тем, точное число пострадавших за веру в нашем отечестве неизвестно. По некоторым оценкам, это не одна сотня тысяч человек. Только первая волна репрессий (1918-20 годов) унесла около 9000 жизней. Апогеем борьбы против православного народа можно считать 1937-й и 1938-й годы, когда был расстрелян каждый второй священнослужитель. И так одна волна гонений сменяла другую, не прекращаясь ни во время войны, ни после неё, ни в пору так называемой хрущёвской оттепели, — вплоть до самого конца советской власти, до 80-х годов ХХ века.
На самом деле, разговор о новомученниках — не та тема, к которой можно подойти с предложением: «А давайте сделаем программу по поводу!» Много думая об эпохе гонений, я сам никогда бы внутренне не почувствовал себя вправе подойти к этой теме, хотя программа «Кто мы?» — авторская, и все вопросы, которые там затрагиваются, как правило, исходят от меня. Но на этот раз всё было иначе. Сергей Шумаков, главный редактор канала «Россия-Культура» предложил мне сделать этот цикл. Он не сказал: завтра, послезавтра… к следующему сезону. Он сказал — когда и сколько сможешь, когда появятся силы…
Менее всего хотелось бы решать тему новомучеников и исповедников как отображение бесконечной череды жутких эпизодов развязанной большевиками антицерковной войны. Величие и красота подвига новомучеников по-настоящему раскрывается на совсем ином, неполитическом, духовном уровне. Свой крестный путь они начинали и проходили с удивительным смирением, жертвенностью и даже радостью. Отец Иоанн (Крестьянкин) не единожды говорил о времени, проведённом в лагерях, что это были самые счастливые годы его жизни: «Почему-то не помню ничего плохого. Только помню: небо отверсто, и Ангелы поют в небесах!»
Более того, многие подвижники веры, особенно архипастыри и пастыри, возлагали вину за атеистическую вакханалию на себя. С точки зрения здравого смысла это вроде бы противоестественно, однако христианский мир живёт по совершенно иным законам. И потому в теме героизма и жертвенности новомучеников далеко не всё является очевидным и до конца прояснённым. Это касается, в первую очередь, подвига православных иерархов, ответственных за судьбу Церкви и всего церковного народа.
Патриарх Тихон и митрополит Сергий, как Местоблюститель патриаршего престола, не могли предпочесть личное мученичество, они стояли перед иным, гораздо более тяжёлым выбором. Во всяком случае, далеко не сразу их жертву, — компромисс с безбожной властью, — приняла вся Церковь. К 1930 году более 30 архиереев выступили против любых компромиссов с властью, отказавшись от подчинения митрополиту Сергию. Одно из проявлений этого трагического раскола — непоминание Предстоятеля Церкви во время церковной службы. Как и следовало ожидать, для карательных органов движение «непоминающих» оказалось очередным удобным поводом расширить репрессии против верующих.
Кажется, не было таких испытаний, истязаний и мучений, которые не выпали бы в 20-е и 30-е годы на долю людей Церкви; как архипастырей, так и простых мирян. А между тем, эти великие скорби и страдания обрушились на наш православный народ отнюдь не случайно; они были попущены Церкви ради врачевания тяжёлых, застарелых болезней Русского мира. В духовном смысле гонения являлись для России горьким лекарством. И об этом иной раз бесстрашно и прямо говорили простые православные люди своим мучителям на допросах, — о том, что советская власть не вечна, а послана нашему народу в наказание за грехи, для очищения. Здесь — ключ к пониманию Русской Голгофы, как явления трагического, но и — спасительного, животворящего одновременно.
И недаром поведение верующих людей в тюрьме, на этапе, в лагере и ссылке очень отличалось от поведения других узников Гулага. Об этом рассказывается во многих программах цикла. Нередко сами гонители, начиная от больших лагерных начальников до рядовых конвоя испытывали невольное сочувствие к страдавшим за Христа. Но были и прямо противоположные случаи, особенно в первые годы революционной смуты, когда расправы с духовенством отличались особой свирепостью.
В двенадцати сериях цикла речь пойдет о Поместном Всероссийском Церковном Соборе 1918 года, который изберёт Патриарха, главу Церкви, о мученической смерти митрополита Владимира (Богоявленского) в Киеве, об отношениях Церкви и интеллигенции, о церковной оппозиции и о многом, многом другом.
