Опубликовано в 2006 г. в gzt.ru
На минувшей неделе в Россию прибыл последний большой караван беженцев из Ливана. Всего посольством эвакуировано около 2 тысяч человек. Многие россияне до сих пор не могут выбраться из зоны бомбардировок. Российских беженок сопровождала специальный корреспондент «Газеты» Надежда Кеворкова.
К десяти часам утра три автобуса у российского посольства в Бейруте были заполнены до отказа. В четвертом еще оставались свободные места – для тех, кого предстояло подобрать по дороге.
Хрупкую женщину с перевязанной ногой вынесли на руках из ворот посольства двое дипломатов. Она с трудом поднялась по ступенькам. Следом шли мальчик и две девочки. В автобусе раненую подхватили водитель и охранник. «Помогайте ей по дороге», – обратились они к пассажиркам. Этого можно было и не говорить. Взаимовыручка тут – норма.
Лариса жила с семьей в Баальбеке – в самом центре страны. Ночью 15 июля в дом по соседству попала бомба. В доме Ларисы вылетели оконные стекла, отвалился кусок стены. Взрывной волной его отбросило в глубь комнаты, и каменная плита рухнула женщине на ногу. «Врач в посольстве не исключает перелом», – буднично говорит Лариса.
В это время ее муж, ливанец, ждет в местном ОВИРе, пока ему продлят паспорт. Ждет и вся автоколонна. Лариса нервничает, потому что телефон мужа не отвечает. Подходят российские дипломаты – они тоже непрерывно звонят мужу Ларисы, но его телефон молчит. Наконец принято решение: колонна отправляется к северной сирийской границе. У Ларисы в глазах слезы. Она просит передать мужу сто долларов: «У него с собой нет денег, как он доедет?» Сотрудники посольства обещают, что посадят ее мужа в консульскую машину, которая догонит автобусы.
Одна надежда – на Россию
«Господи, нас приютили в посольстве, кормили, вывозят бесплатно, буквально носят на руках. Еще и мужа на дипломатической машине подвезут. Вы где-нибудь такое братское отношение видели? Молодец, Россия!» – Лариса плачет от благодарности.
Она русская, гражданка Молдавии.
Молдавское посольство в Сирии требовало с каждого беженца по 550 долларов за перелет в Турцию. А дальше – своим ходом. Для семьи Ларисы это громадные деньги. «Российское посольство всех берет бесплатно, даже если среди членов семьи ливанцы. Без мужа я бы просто не доехала. Мама пока не знает, что я ранена, – говорит женщина. – Русские две недели всех обзванивали. Нам сразу сказали, что нас возьмут и все вопросы решат. Как бы мы доехали? Как мы без России?»
Беженцы рассказывают, что американцы и молдаване вывозили своих граждан за деньги. Канада не выделила средств на транспортировку 20 тысяч своих. У Франции, кажется, тоже проблемы с деньгами: в Ливане остаются 8 тысяч французов, из них 5 тысяч – на юге, откуда выехать без посторонней помощи просто невозможно: непрерывные обстрелы, дороги разбомблены.
«Греки очень помогают. Только Греция и Россия – больше надеяться не на кого. А Кипр отказал нашим в выдаче виз. Сначала хотели везти морем на греческом корабле, а пришлось ехать автобусами через Сирию, – успеваю переговорить с родственниками беженцев, которые обегали все дипмиссии и могут сравнивать. – Украинское посольство вообще в первый же день снялось с места и в полном составе уехало. Конечно, у них главные события – в Киеве, им не до собственных граждан… Они же теперь союзники США. Как им велят, так и делают».
Так что и украинцев вывозила Россия. Граждан Армении, Казахстана, Белоруссии, прибалтийских стран…
Многие убеждены, что на автобусах мы поедем до Москвы. «Как думаешь, сколько дней будем ехать?» – спрашивают у меня соседи. Уверяю их, что при самом плохом раскладе – десять часов до аэропорта в Латакии, а там еще четыре часа лету. «Так мы на самолете полетим? Бесплатно?» – не верят своим ушам девчонки из СНГ.
«Вот и видно, как Россия относится к людям и как – все остальные… – говорят едущие в колонне граждане бывших союзных республик. – Наши власти любят Россию критиковать. А когда доходит до дела, только Россия и помогает!»
Работу российского посольства я наблюдала воочию: дипломаты с изможденными лицами просто валились с ног, по всем телефонам до последней минуты осуществлялась координация людских потоков. Предыдущая колонна – 28 автобусов. 25 июля – последняя. Аренда одного автобуса стоит теперь 12 тысяч долларов. У ливанцев, когда они слышат эту цифру, округляются глаза: она чуть ли не в 12 раз превышает довоенные цены. Телеканалы снимали эвакуацию беженцев, даже не зная толком, о чем у людей спрашивать. А дипломаты, которые переносили на руках полуживых от усталости детей, в кадр не попали.
Большинство беженцев – женщины с детьми. Редко кто с мужьями. Дипломаты несут их детей, их сумки, приносят воду, четко распределяют пассажиров по автобусам для ускорения пограничного контроля. Работники посольства сопровождают людей до сирийского аэропорта в Латакии и там передают с рук на руки сотрудникам МЧС.
«Мы вернемся»
«Мы остались живы случайно, – говорит Лариса. – Сидели бы в другой комнате, всех убило бы. Мои дети теперь боятся даже звука самолета. Начинают дрожать, у них озноб, хотя такая жара стоит. У всех разная реакция, кстати. Одни прячутся подальше, другие залезают на крышу – смотрят, куда ударило, кому бежать помогать».
Наутро вся семья бросилась прочь из города. «Мы поехали куда глаза глядят. Мне было очень больно, но оставаться было невозможно. Налеты шли один за другим. Добрались до деревни в горах. Это оказалась христианская деревня – там живут католики-марониты, которые поддерживают Жажу». Двадцать лет назад Жажа с его фалангистами воевал против палестинцев и шиитов. Теперь даже он поддержал «Хезболлу», публично призвав своих людей к единству.
Лариса продолжает: «Нас никто не знал, мы никого не знали. Ночь. Немедленно к нам вышел староста, тут же семьи беженцев начали распределять по домам. Люди, у которых мы жили, разместили шесть семей только на первом этаже. На двух других – еще столько же. Они всех кормили, обо всех заботились, детей особенно бережно опекали. Все друг с другом делились, друг другу помогали. Здесь это норма, ничего особенного. Понемногу подходили новые беженцы. Когда места совсем перестало хватать, была налажена связь со всей округой. Людей везли в горы, раненых – по больницам».
«Сколько русских жен в Баальбеке? Да весь город! Наших посольство всех обзвонило. Многие не хотели уезжать. Мы тоже до последнего не хотели. Мы же не навсегда уезжаем. Мы вернемся! Мать моего мужа приехала из Бельгии, чтобы быть со своими детьми и внуками. Боится их оставлять. Ну, месяц, два – и назад. Наш дом здесь. Хотя придется все заново строить. Мы недавно родительский дом целиком отремонтировали. Теперь – руины. Ничего, не впервой». – У Ларисы милая застенчивая улыбка.
«Не победить тех, кто Родину защищает»
«Ударили по дому человека, который состоит в «Хезболле», – от нас через дом. Вообще много было попаданий в дома их людей. Если магазин, бензоколонка, кафе принадлежали людям из «Хезболлы», в первые дни по ним наносились удары».
Это отмечали все женщины, с которыми мы ехали.
«Как пилоты узнавали, где чей дом? – переспрашивает Лариса. – Много ведь оказалось шпионов, несколько десятков людей по всей стране задержали в тот момент, когда они подавали сигналы бомбардировщикам. Ставили маячки, знаки. В городе все друг друга знают. Знают, кто состоит в «Хезболле». Это самые хорошие люди! Приезжайте после войны, я вас с ними познакомлю. Их все уважают. Я так считаю: кто Бога боится, тот плохого не сделает. В одной семье могут быть люди разных убеждений. Один сын – в «Хезболле», другой – в «Амаль», старики – где-то еще. Мы с людьми из «Хезболлы» дружим, общаемся. Конечно, не знаем, кто чем занимается. У них очень четкая специализация, крепкая связь друг с другом. Для меня они – настоящее Сопротивление, как наши партизаны в Отечественную. Их победить нельзя – нельзя победить тех, кто Родину защищает».
«Умеешь в шахматы играть?»
Автобус нагоняет консульская машина. Муж Ларисы, высокий красавец, пересаживается в салон.
«Как мы познакомились? Моя подруга ехала в Одессу, поступать в институт. Я – с ней за компанию. Но я хотела не инженером быть, а на парикмахера учиться. Решила просто так попробовать экзамены сдать. Я поступила, а она нет. Он мне потом сказал, что еще на вступительных меня увидел. А я его не замечала. Как-то подходит и спрашивает: «Умеешь в шахматы играть?» Я говорю: «Научи, тогда посмотрим, умею или нет». Мама приехала, я ей показала мой портрет, который он нарисовал. Мама мне и говорит: «Этот парень тебя любит». А я и не думала даже об этом. Он пошел к родителям свататься. Так мы и поженились. Уже четырнадцать лет живем. В тот же год его брат женился. Он учился в Красноярске. Пошел купаться на Енисей. Начал тонуть. Его девушка спасла. И стала его женой. У моей свекрови девятеро детей. У меня трое: Елена, Мария и Хатим. В России это считается чуть ли не подвигом, а мне кажется – мало».
«Пока море не станет красным»
«Когда упала бомба, пошел такой лекарственный запах. Я даже подумала, что аптеку разбомбило. Внезапно мы все на какое-то время уснули. Сначала казалось, что долго спать не сможем – бомбы ведь падают. А мы заснули. Не знаю, что это было. Не знаю, какое оружие они применяют, какие от него последствия. В больницах многие врачи говорили, что раны необычные». – Лариса зовет знакомых женщин, чтобы и те рассказали, что видели.
Люда работала медсестрой в Баальбеке. «После того как ударили по стекольной фабрике, привезли девятерых филиппинских рабочих в очень тяжелом состоянии. Раны страшные – клочья мяса и ожоги. Один раненый до сих пор в коме. Врачи говорят, что применяется запрещенное оружие. Мы все время жили под бомбежками, все эти годы. Город бомбили, деревни вокруг. В 96-м разбомбили кухню, электростанции. Вертолеты прилетали, бросали шумовые бомбы, чтобы испугать жителей. Но раньше людей все-таки не трогали. А теперь бомбят все подряд: больницу в Баальбеке разрушили, аптеки, контейнеры с вещами, которые наши соседи привезли, обычные люди, не из «Хезболлы». Сирийцы начали присылать лекарства, воду и топливо на зиму. Так цистерны тоже разбомбили. Зимой людям придется сидеть без тепла», – рассказывает она.
Нина жила в Сайде. Там разбомбили не только жилища, но и мечеть, и картонную фабрику.
«С самого начала на юге было зафиксировано падение фосфорных и шариковых бомб. Выжившие дети все точно изрешечены – кожа как мелкое сито. А мертвые сгорают до костей. Черные и серые трупы, как будто покрытые коростой, коркой. Врачи говорят, что это химоружие. Пока не появились такие страшные ранения, люди еще надеялись пересидеть. Но химоружие – это уже выше сил человеческих. Израиль ведь в самом начале объявил, что не остановится, пока море не станет красным от крови, а Ливан не превратится в каменную пустыню. Вот они, наверное, и выполняют обещание», – говорит Нина.
Дым отечества
В Латакии нас ждут работники МЧС. Как и дипломаты в Бейруте, они помогают измученным беженцам, чем могут. Ведь многие в дороге третьи, а то и пятые сутки без перерыва. Сирийские пограничники работают слаженно, хотя проверяют у всех паспорта по пять раз.
В самолете работники МЧС опрашивают всех, кому куда ехать после приземления, составляют списки для посадки в автобусы, которые в Москве развезут людей по аэропортам и вокзалам. Для беженцев обещали предоставить бронь на билеты.
И вот самолет приземляется в Домодедово. МЧС подгоняет автобусы, чтобы люди не стояли на ветру. Холодно, по сравнению с Ливаном перепад температур в 20 градусов. Сотрудники МЧС потребовали, чтобы администрация аэропорта выделила беженцам специальный пост для скорейшего прохождения паспортного контроля.
Но погранслужба играет по собственным правилам.
Проходит час, полтора, очередь еле движется. Офицеры придираются к любой мелочи, то и дело куда-то уходят с паспортами и пропадают надолго. Ливанцев отказываются пропускать в Россию вместе с семьями: у одного то не так, у другого – это. Дети валятся на пол, многие уже не в силах даже заплакать в голос, тихие слезы сами текут по щекам.
Один из пограничников заставляет матерей поднимать каждого ребенка до уровня окошка, а сам долго-долго сверяет лица детей с их паспортными фотографиями. «В глаза смотреть!» – рявкает он. Очередь вздрагивает.
Появляется работник охраны аэропорта, орет: «Всем за красную линию! Я сказал, за красную линию отойти!» Люди покорно отступают.
Женщины боятся спросить, где туалет. Да и что толку – в туалетах нет воды. По контрасту с российским посольством беженцы так поражены подобным отношением к себе, что лишь растерянно переглядываются. Шепчутся друг с другом о том, что паспорта проверяли в Бейруте, всем гарантировали, что членов семей в Россию пустят. А тут встречают как врагов…
И я начинаю понимать, что необходимо срочно что-то предпринять. Скандалить бесполезно – люди за стеклом выполняют приказ. Остается одно – пригрозить, что телевизионщики, которые ждут беженцев в зале прилета, узнают о том, что погранслужба откровенно саботирует работу по вывозу беженцев, которую президент поручил Министерству иностранных дел и с которой посольство блистательно справилось.
Эта угроза действует незамедлительно. Появляется ласковая дама-офицер, тут же начинают решаться проблемы ливанских граждан, найден российский консул, который быстро ставит в паспорта необходимые печати, пограничник теперь сам встает, чтобы сверить дитя с его фотографией. Ласковая дама оборачивается к пограничникам и мгновенно меняет тон на свирепый: «Прекратить ненужные придирки! Прекратить усиленную проверку!» И нежно воркует с измученными беженцами.
На выходе – журналисты, телекамеры, родные, МЧС. Чемоданы и детей снова несут к автобусам…
Они прощаются друг с другом, договариваются о том, что будут возвращаться вместе. Они – это русские жены, свидетельницы преступлений против человечности, которые отпечатались в их глазах и душах.
