«Августу единоначальствующу на земли, многоначалие человеков преста; и Тебе вочеловечшуся от Чистыя, многобожие идолов упразднися. Под единым царством мирским гради быша, и во едино владычество Божества языцы вероваша. Написашася людие повелением кесаревым, написахомся вернии именем Божества, Тебе вочеловечшагося Бога нашего. Велия Твоя милость, Господи, слава Тебе», — эти слова рождественской стихиры, составленной монахиней Кассией, и по сю пору звучат в наших храмах, и в ней ясно сопоставляются вера в Единого Бога и подчинение единому кесарю.
А в разговорах о политике периодически упоминается византийская симфония властей как идеальное для православных устройство государственной и общественной жизни. Канонизированный император Юстиниан определил его в VI веке так: «Величайшие дары Божии, данные людям высшим человеколюбием — это священство и царство. Первое служит делам Божеским, второе заботится о делах человеческих. Оба происходят из одного источника и украшают человеческую жизнь. Поэтому, если первое поистине беспорочно и украшено верностью Богу, а второе украшено правильным и порядочным государственным строем, между ними будет доброе согласие (симфония)».
Император обладал в Церкви огромными правами. Достаточно сказать, что Вселенские соборы созывались им и проходили под непосредственным его руководством, не исключавшим и силового вмешательства при нежелательном ходе событий. Император, равно как и патриарх, представал перед византийцами одушевленной иконой Христа. Не воплощением, а именно иконой, что подразумевает почитание скорее самого института императорской власти, чем ее конкретных носителей, среди которых нередко встречались люди недостойные.
Напомню, что сами византийцы не знали, что живут в Византии: они называли себя римлянами, а свою империю — Римской, как оно, собственно, и было. И церковное, и политическое устройство империи было непосредственным продолжением римских традиций. В языческом Риме император «по должности» был и божеством (divus Augustus), и верховным жрецом (pontifex maximus) одновременно. Византийцы переосмыслили эту традицию, воспринимая царя как икону и тщательно отделив священническое служение от царского.
Отступления от идеала были, конечно, обычным делом. Наиболее известен конфликт Св. Иоанна Златоуста и императорской четы, Аркадия и Евдокии, но таких конфликтов было немало. На Рождество 814 г. святой Феодор Студит (даже не иерарх, а игумен монастыря!) бросил императору-иконоборцу Льву V в. храме Святой Софии на Рождество такие слова: «Не отнимай у церкви ее дара; ведь апостол сказал: имеем различные дарования, иные апостолы, иные пророки и иные евангелисты, иные имеют служение или учительствуют во исповедание веры. Но он не упомянул императоров. Тебе, император, вручены политическое правительство и армия. Блюди их и оставь церковь ее пастырям и учителям, как заповедал апостол».
Именно императоры-иконоборцы, носившие по знаменательному совпадению одно и то же имя Лев, пытались себе присвоить право распоряжаться и в церковной сфере. Так, Лев VI, нарушив все обычаи и законы, вступил в четвертый брак — и патриарх Николай Мистик на Рождество 906 г. (всё тот же праздник Воплощения Спасителя!) закрыл перед императором двери собора Святой Софии. Затем последовала апелляция императора к Риму, арест и отречение патриарха. Смута прекратилась только со смертью императора в 912 г., после чего законный патриарх вернулся на престол. Отметим этот эпизод: государь может силой выбить из церковных структур одобрение своим прихотям, но… очень ненадолго. И уж совсем трудно представить себе, чтобы это одобрение «действовало» в вечности.
Еще один эпизод противоборства светской и церковной власти связан с именем императора Михаила Палеолога, ослепившего в 1261 г. своего формального соправителя и единственного законного наследника престола Иоанна IV, тогда еще ребенка. Этот было не только зверство, но еще и клятвопреступление, поскольку при коронации Михаил поклялся не причинять вреда мальчику-наследнику. Церковь не могла благословить такого поступка; император после долгих споров низложил сперва законного патриарха Арсения (1265 г.), потом и собственного ставленника Германия (1266 г.), но все же в 1267 г. ему пришлось публично каяться в своем грехе перед третьим патриархом, Иосифом.
Византия отнюдь не была Царством Божьим на земле, но все же сравним эту историю с бесконечной чередой дворцовых переворотов Петербурга XVIII в., после которых никому и в голову не могло прийти предложить победителям публично покаяться. После смерти святого митрополита Филиппа, обличителя Иоанна Грозного эта традиция нелицеприятной святительской оценки государевых поступков, по сути, пресеклась на Руси. Патриархи попытались брать политическую власть в свои руки при царях Михаиле и, особенно, Алексее Романовых, но кончилось это, как мы помним, довольно печально — великим расколом и петровским упразднением патриаршества.
И семена упрощенного понимания церкви как еще одного государственного института, ответственного за идеологию и воспитание подданных, которые были заронены в «симфоническую почву» еще во времена позднего Рима, дали у нас обильные всходы. Мать Мария (Скобцова) оценила это так: «Римский император победил Христа не на аренах цирка, не в катакомбах, а в минуты своего признания Царя Небесного, в минуты начавшейся подмены христианских заповедей заповедями обмирщенной государственности».
Крайне странно видеть, как именно такую подмену сегодня обычно и рекламируют в качестве «византийской симфонии». Зачем использовать слова и внешние оболочки из средневековой истории для оправдания того, что не имеет к этой самой истории ни малейшего отношения?
Мне кажется, что перед нами стоит куда более интересная и сложная задача, которая одновременно может быть продолжением византийской традиции по ее сути, а не только по внешней форме. Некогда политическое устройство языческого Рима было переосмыслено и переустроено на христианский лад. Сегодня мы живем в государстве, основанном на совершенно других принципах — надо ли делать вид, что на самом деле мы живем в некоей квазиправославной квазимонархии? Не лучше ли, не интереснее и не честнее ли постараться наполнить новым, христианским содержанием демократическую форму государственного устройства, принятую сегодня во всем «цивилизованном мире», как некогда была в нем принята власть кесаря Августа в качестве лучшей альтернативы хаосу многовластия?
Кстати, Кассия, сочинившая ту стихиру, с которой началась эта статья, прежде была царской невестой. Но император не выбрал ее в жены — она показалась ему при личном собеседовании слишком умной и не слишком покорной. Каким, пожалуй, вечно кажется живое и настоящее христианство политическим правителям…
