— Нет, я тоже человек верующий, в церковь тоже хожу, — витийствовал в курилке лысый педиатр по кличке Бармалей, — но видеть православных не могу. Тьфу! Бармалей победно посмотрел на меня.
— И что тебе в православных так не нравится? — вяло спросил я, уже догадываюсь, что услышу про злых бабок, отсутствие скамеечек в храмах и непонятную строгость постов. Однако ответ был иным:
-Да ты на них посмотри! На людей не похожи! Рожи всегда постные, праздник — не праздник! Я в церковь, может, два раза в год хожу, но всегда с радостью, а эти… В глазах — забитось… И одеты … хрен знает как, юбка — как мешок, свитер на бабах — как на бомжихах, мужики — тоже в рванине… И на все — «ах, искушение!», «на все воля Господня»…
Иеродиакон Феодорит (Сеньчуков)
Далее следовала пространная тирада про полоумных мамаш, заморивших детей постами, про бабок, бросающих сильнодействующие лекарства, где попало, а потом, когда дите съедало пузырек клофелина, ссылаясь на волю Господню, не вызывающих скорую и гробивших тем самым внуков, и прочие издержки православного быта.
Про бабок и мамаш я и сам рассказать могу не меньше, но первая часть пассажа меня задела.
— Это я, что ли, такой забитый с постной рожей (вопрос о рванине я благополучно обошел, так как любимые «Levi¢s” от пятилетней носки позволили бы мне без особых проволочек получить вид на жительство в Христиании)?
-Ну, ты — нет. А другие…
— Ну а кто другие? Отец Владимир (бывший врач нашей подстанции, ныне тоже диакон и врач в службе медицины катастроф)? Или Игорек (Игорь — врач, переваливший за 50-летний рубеж, многолетний алтарник и талантливый художник)? Или, может, Аллочка (мать 4 детей, в прошлом — фельдшер-спасатель МГА, парашютистка, в свои 40 с лишним сохранившая девичью фигуру и умело ее подчеркивающую своими джинсами и элегантными юбками)?
— Ну, нет… Но…
Тут прозвучал селектор, и Бармалей убыл ругаться с тупыми мамашами. Народ, сидевший в курилке, постепенно перешел на разные случаи, когда православные наши сограждане проявляли ревность не по разуму, далее все сошло на вообще разные истории из жизни «скорой».
Наша дискуссия вспомнилась мне недавно, когда ЖЖ запестрел обсуждением интервью Татьяны Белодуровой, данным «Правмиру». Причем, что меня поразило больше всего — обсуждали не столько ее внутренний мир и книги, сколько внешний облик. Вопрос встал очень жестко — имеет ли право попадья носить штаны и коротко стричься? От имени попадей выступил ряд матушек, защищающих традиционный облик попадьи, которым вторил еще ряд блоггеров. Мнения с другой стороны были вяловаты и, в основном, сводились к пресловутым «имеет право» и «штаны спасению не мешают».
Ну, раз звезды зажигают — значит это кому-нибудь нужно. Видимо, традиционный наряд православного прихожанина уже служит не столько отделению от внешних, сколько средством размежевания внутри.
Следовательно, надо разобраться — почему наряд православного представляется нормативно именно таким (не важно — со знаком «+», или со знаком «-»), и насколько это важно.
Я ведь Бармалея не то, чтобы обманул, но применил недозволенный в споре прием. У нас на подстанции есть девочка, соответствующая облику, им описанному (ну, не забитая, конечно), но, вообще, московская «скорая помощь» не совсем то место где «традиционные православные» водятся в большом количестве — сказывается специфика. Если бы мой оппонент вместо дискуссии предложил бы мне выйти во двор, откуда виден больничный храм, то подобных персонажей мы бы увидели гораздо больше. А он живет в Туле — городе крупном, но не в Москве, где любая мода — православная она или нет — несколько отстает. А неформата — меньше. Значит и таких людей там больше.
Начать можно с понятия «матушка», можно с понятия «традиция», можно с понятия «одежда». На мой взгляд, начинать надо с традиции
Традиция — это набор представлений, обычаев, привычек и навыков практической деятельности, передаваемых из поколения в поколение, выступающих одним из регуляторов общественных отношений — гласит «Википедия». Наша русская православная бытовая традиция включает в себя, в частности, эти самые «юбки-платочки». Однако к ним далеко не сводится.
Например, платочки носили крестьянки и работницы. А интеллигентные москвички ходили в беретах. Я застал еще прихожанок нашего арбатского храма, ходивших в этот храм с рождения, которое случилось еще при царе-батюшке — так вот, никаких платочков у них на головах не было. Были эти самые береты, а зимой — зимние шапочки. И юбок-мешков-в-пол на них тоже не наблюдалось — юбки были во-первых — по сезону, а во-вторых — чаще на них были костюмы (юбка с жакетом), которые несколько короче.
Однако, матушка Татиана осуждаема (хорошо — не она осуждаема, а ее одеяние) за то, что на голове ее нет и берета, да и юбка тоже отсутствует, а присутствуют штаны. Эти самые штаны — камень преткновения для нескольких поколений православных. Противники любят ссылаться на слова апостола о запрете ношения одежды противоположного пола, сторонники — на то, что штаны — женские. Да и гречанки, мол, штаны носят почем зря, а платков, наоборот, не носят.
Как мне рассказали греки, гречанки платков не носят из традиции исповедничества — чтоб не принимали за мусульманок. А вот отношение к женским брюкам у них, действительно, иное.
Штаны возникли как одежда всадника, а всадниками, как правило, были мужчины. Так было в Европе. В других культурах, видимо, дело обстояло иначе, поэтому китаянки и вьетнамки носят традиционные брюки, а арабские джентльмены разгуливают в длинных рубахах и без штанов. Но европейские женщины на конях не скакали, посему носили длинные юбки и платья (кстати, тут таится ответ на высказанное кем-то из участников ЖЖ-дискуссии мнение о русских богатыршах, надевавших доспехи на сарафан — ЕМНИП, сражались богатырши в пешем строю). Брюки на женщинах стали появляться в конце XIX века, и были это брюки мужские, символизирующие равноправие женщины. Естественно, что мужская одежда на женщине, христианке никак не подобала.
Однако в ХХ веке ситуация поменялась. Брюки завоевывали позиции, и стали для женщин шиться иначе. На Западе уже никто не вспоминал про суфражистские войны. Но в России вопрос встал своей другой стороной. В штанах (например, галифе) стали щеголять красные комиссарши. Затем штаны появились на комсомолках-работницах, успешно осваивающих прежде мужские профессии. Штаны стали ассоциироваться с безбожной властью, почему церковным народом приняты не были.
А потом Сталин решил возродить «дух Империи». На офицерах появились погоны, а женские брюки стали вне закона. И в 50-х гг дружинники резали на девушках брюки.
А теперь вспомним, кто в 80 гг был хранителем околоцерковных традиций? Бабушки 65-70 лет, т.е. те, чья молодость пришлась на эти самые 40-50 гг. Т.е. те, кто в русле идеологических предпочтений Великого Вождя штанов не носил. Именно эти бабушки и встречали в 90-е воцерковляющуюся молодежь, передавая им сталинские традиции одежды.
Мне неоднократно приходилось беседовать с духовной дочерью нашего бывшего настоятеля, о. Василия Серебренникова, почитаемого многими. Пожилая дама, врач-гематолог по профессии, прожила всю жизнь по монашески — в труде, посте и молитве. Однако одета она была весьма элегантно. Мы познакомились в паломничестве, где женский костюм вольностей не предполагает, однако потом я увидел старую фотографию, где она стояла (видимо, в какой-то турпоездке с коллегами) в свитере и брюках. Меня весьма заинтересовало это обстоятельство, и она объяснила, что о. Василий брюки к греху не приравнивал, а, наоборот, считал, что православный человек не должен эпатировать окружающих своим нелепым внешним видом.
Воцерковляясь в 80-90-е, мы приходили к вере из ниоткуда, и с радостью принимали то, что говорили нам те, кто в этой вере жил уже давно. И часто мы не замечали, как выстраивали стену гетто, сохраняя внешнее, но не погружаясь во внутреннее. Для бабушек -комсомолок 30-40-х эта одежда была естественной, а мы воспринимали ее как знак отличия. Легко надеть длинную юбку мешком, намекая и на свое целомудрие и на нестяжательность, но как сложно стать целомудренным и нестяжательным внутри себя. Мы строили баррикады из тряпок и выкинутых телевизоров, не давали детям играть в обычные игры и читать обычные книжки, и в результате у многих из нас дети отошли от веры. Мы принимали на себя особое, «постническое» выражение лица, и тем отпугнули многих. Отпугнули тем, что радость богообщения мы показать не умели, а наше постничество выглядело сожалением об оставленном мире (помните тему сочинения Арамиса — «Некоторое сожаление приличествует покидающему мир»?).
Да, это болезни роста. Сейчас уже эта проблема так остро не стоит, и в храме рядом молятся студентка в джинсах, дама в дорогом наряде и бабушка в старой вязанной кофте. Но вот на «матушке» система опять дала сбой.
Студентку, скорее всего, простят за джинсы даже пресловутые «злые бабки» — ну, может, поворчат немножко. Дама в строгом брючном костюме тоже, наверное, особого отторжения не вызовет. Но попадья в джинсах — персонаж непривычный.
Однако, бывают матушки, а бывают — жены священников. Матушка — она и есть матушка для всего прихода. Она и на клиросе, она и стол для общей трапезы сготовит, она и в воскресной школе урок проведет, если образование позволяет. Где батюшка — там и матушка. И, конечно, такая матушка просто обязана быть традиционной (хотя бы в традициях своего прихода).
Но бывает и по-другому. У попадьи есть ее собственное дело. Она работает, или как Татьяна Белодурова пишет книги. В храм она ходит просто как обычная прихожанка, и ходит в том, в чем привыкла, тем более, что выбирает она храм, как правило, не мужний, чтобы «не светиться». Естественно, что женщина, более половины своей жизни проходившая в штанах (милиционер, затем фельдшер на «скорой» — не слишком женские профессии), вряд ли изменит своим привычкам. Ну так она в «матушки» и не лезет, просто — супруга священника.
Мы часто, вольно или невольно, воспринимаем Церковь, как заповедник Традиции, причем за эту Традицию принимаем просто локальный обычай (классический пример — многолетний спор на тему: можно ли в пост есть морепродукты). Мы забываем, что Церковь — это Тело Христово, а мы — члены этого Тела. А члены бывают разные. На ноги надевают ботинки, а на руки — перчатки — наоборот поступал только Рассеянный с улицы Бассейной. Не будем же ему уподобляться.
Иеродиакон Феодорит (Сеньчуков)
Читайте также:
