Священник Сергий Круглов
Порождение кризиса идентичности
Об уличных молодежных группировках Казани и других городов Татарстана как о сенсации много писали и говорили в СМИ в 90-е годы. Тем, кто интересуется вопросом, могу порекомендовать добротное исследование — книгу «Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х годов» Роберта Гараева. Ее автор, журналист, писатель, сотрудник Еврейского музея в Москве, в юности сам был участником такой группировки. В сериал он был приглашен как консультант, и о предложениях запретить сериал высказался в одном из интервью так: «Я считаю такие запреты хорошей рекламой. Знаете, последние дни меня не отпускала мысль о том, что режиссер настолько тонко снял кино, что напряжение с каждой новой серией возрастает не только в нем, но и вокруг. Значит, это точное попадание в суть проблемы».
В своей книге Гараев скрупулезно собирает свидетельства бывших участников уличных группировок Казани, год за годом представляет историю «казанского феномена», от первых спортивных клубов-качалок 70-х годов, куда собирались подростки с улиц, до того времени, когда СССР развалился окончательно и в жизнь общества властно вторглись деньги, коммерция, наркотики, а УПГ стали ОПГ, то есть уличные группировки пацанов окончательно превратились в банды, главной идеей которых стала нажива. Кроме того, что важно, Гараев старается исследовать идеологию УПГ, показать суть явления и те его корни, на которых выросли всем известные страшные плоды.
Пишет он и о том, что эти корни идут гораздо глубже, чем может представиться напуганному обывателю, и что УПГ — не столько сами по себе корни зла, сколько — плоды, выросшие из корней советского общества.
Одна из сторон существования УПГ, о которой взахлеб писала пресса в 90-е — их идеология, устав, жесткая иерархия, законы, сделавшие уличные ватаги своеобразным «государством в государстве», достаточно эффективно организованным. Идеология УПГ проста: в этом отстойном мире мы, близкие по общей улице — сила, мы — семья, один за всех и все за одного, наша правда — самая правильная, и только мы, кто «пришился к улице» — люди, причем высшего сорта, а вокруг нас — враги, чужаки. Чужаки — все, кто не с нами: милиция, общественность, родители, учителя, власть. Мы среди них — иные, мы — новый народ, мы идем искать свою землю обетованную, ибо имеем на это право, и раз нам это право не дают добровольно — мы возьмем его силой. Говоря другими словами, УПГ — порождение того, что мы называем кризисом идентичности.
Человек — не просто творение, образ Божий вложен в него. Человек устроен очень непросто, эта непростота, мучительность соединения в человеке земного и небесного — результат разбитости Адама грехопадением, утрата человеком своей цельности, вековечный спутник человеческого бытования в падшем мире от рождения до смерти.
Среди главных граней устроения человека, источников его смыслов и упований, а также и его внутренних и внешних страданий и конфликтов, можно видеть и такое деление: человек — существо и личностное, отдельное «я», но и общественное, связанное с другими «я» в некое единство. Поиск человеком смысла жизни не может миновать поиска ответов на вопросы: «Кто я?» и «Кто мы?», «Каков я сам по себе?» и «Чей я?», вопросы о своей индивидуальности — и своей идентичности, то есть принадлежности к чему-то большему, чем я, и сродному мне.
Перекосы и в ту, и в другую сторону чреваты страшными последствиями, и для души человека, и для жизни общества. Перекос в сторону индивидуальности чреват воцарением хаоса, подменой свободы понятием беспредела, когда каждая личность живет по принципу «что хочу, то и ворочу», исчезновением любви между людьми. Но исчезновением любви и свободы чреват и перекос в сторону примата идентичности над индивидуальностью, когда, ведомые «чувством локтя» и поиском «своих», люди сбиваются в стаи, в банды, в секты (к слову, поиск идентичности на религиозной основе — один из самых мощных в человечестве, эти процессы мы наблюдаем прямо сейчас, в бурных и страшных событиях, происходящих со странами и народами XXI века), строят тоталитарные империи, уничтожая в них «не таких, как все».
И тому, и другому противится Бог, желающий научить человека жить в любви и в свободе, желающий спасти его от страшных иллюзий построения рая, всеобщего или «отдельно взятого», на падшей земле.
Один из ярких библейских примеров отношения Бога к человечеству в эпоху подобного кризиса — построение Вавилонской империи, тотального единства, которое стремится распространиться на весь мир и задумывает штурмовать небеса с помощью Вавилонской башни; Бог противится этому, разрушая пагубное единство разрушением языка, то есть того, что связывает монолит масс воедино…
Слепая родительская любовь
Яркий пример построения тоталитарной империи — и «казанский феномен». Империи молодой, не желающей жить по законам империи старой. Нет, молодежь из УПГ — не революционеры, они далеки от идей смены существующего строя, они только желают урвать кусок пирога у этого строя в виде власти, авторитета, материальных благ (считается даже, что среди членов УПГ, как мы бы сегодня сказали, «патриотизм в тренде», что на практике означало чаще всего одно: унизить и избить на улице того, кто одет или пострижен «не по-советски»).
Но эти дети не принимают ценностей, которые пропагандируют родители, учителя, комсорги, сотрудники детской комнаты милиции, дикторы и вожди с телеэкранов. Подростков не обманешь, юность чутка ко лжи и лицемерию, то, что декларируемые ценности старших безжизненны, они чувствуют без слов, и жить по этим ценностям отказываются.
Насилие, захлестнувшее микрорайоны Казани, лишь неизбежное следствие становления этой молодой империи, этого бунта. И не само по себе насилие так пугает обывателя, в конце концов, общество, привыкшее к насилию за времена войн, революций, лагерей и репрессий, этим особо не удивишь. Пугает другое: наши собственные дети пытаются разрушить наш мир, который мы ведь для них же и строили, основу нашей реальности, в которой мы, худо-бедно, но только и умеем жить…
Нисколько не удивляюсь яростным голосам тех, кто сегодня призывает запретить сериал «Слово пацана». Эти голоса звучат не только потому, что, дескать, «дети насмотрятся про насилие и научатся плохому» (как будто источник заразного зла — именно на страницах книг и экранах, а не в глубине сердца падшего человека, как будто побои, издевательства, страдания, разнообразные проявления греха многие дети не видят в собственной семье и на собственной улице). Один мой собеседник об этом сказал по-простому: «Сериал хотят запретить, потому что не хотят узнавать в нем самих себя».
Вычеркнуть, вытеснить, покрыть молчанием и забвением страницы собственной истории, чтобы не было мучительно больно — тактика, противоположная покаянию.
Это та же тактика, которой руководствуется слепая родительская любовь: «Нет, мой сын не такой, он невинный и хороший, он не мог убить и украсть, это виноваты все, только не он, и не мы, родители, виноваты, мы его такому не учили, а это его подонки научили, враги научили, надо просто поймать всех врагов, и проблема будет решена!»
Такая «любовь» бывает более всего слепа ко всему самому близкому и родному: к своему ребенку, к своей родине, к своему сообществу, от партии и коллектива до церковного прихода, слепа — и к себе самому, к своей душе. Чем лечить эту слепоту, где начало прозрения, очень мучительное, но целебное? Именно в покаянии, без него не обойтись: признать свою неправоту, признать, что шел не туда, открыться Богу — и просить у Него помощи: «Я сам не могу вернуться туда, где ошибся в пути, сам не могу исцелиться, не говоря уж о том, чтобы спасти моих ближних!» На что Бог неизменно отвечает: «Но ведь Я — рядом. Ты не можешь — но Я могу. Доверься Мне, давай попробуем вместе». Другого выхода я не вижу.
Где начинается это покаяние? Это что, должно быть некое всенародное покаяние, чтобы все в назначенный час стали на колени посреди площадей? Нет, все начинается в человеке, в личности, в которой живут, борются друг с другом, страдают, ищут новый способ сосуществования и индивидуальное, и общественное. Кто должен подать пример, начинать приносить покаяние Богу во всем, что мы творили и творим на земле? Тот, кто больше всех виноват в тех или иных бедах общества? Нет, скорее всего, как всегда — тот, кто расслышит этот призыв в себе самом и согласится с ним.
Но это уже другая, христианская тема. Тема того нового мира, мира любви, свободы, милосердия и смысла, в котором жизнь человека ли, человечества держится не на слове пацана — на воплощенном Боге-Слове, распятом, победившем смерть и воскресшем, и снова распятом на асфальте Казани 80-х, и снова и снова готовом быть распинаемым, каждый день, нашего ради спасения.
Фото: kinopoisk.ru
