Cвященник Андрей Кордочкин
– Отец Андрей, расскажите, как живется на Западе православным мирянам и священникам, которые принадлежат к разным юрисдикциям?
– Мне кажется, что для тех, кто находится в, условно говоря, «православных странах», где можно жить годами и не сталкиваться с другими православными традициями, общеправославное единство – это если не условность, то, по крайней мере, не видимая реальность. С другой стороны, когда возникают сложности между православными Церквями, они не затрагивают людей напрямую. На Западе же и единство, и разделение переживаются иначе.
Приведу пример. Православный храм на Canterbury road в Оксфорде был построен в 1973 году для двух приходов – Троицкого прихода Константинопольского Патриархата и Благовещенского прихода Московского Патриархата. Два десятилетия клирики совершали богослужения по очереди, чередовались языки, а общину, которая собиралась в воскресенье, составляли англичане, греки, русские, сербы – кого только не было. Где, как не в таком храме, радоваться единству Церкви?!
И вот в 1996 году, как раз в период моей учебы, было разорвано евхаристическое общение между Константинопольским и Московским Патриархатами. Между епископами в Оксфорде была достигнута договоренность о том, что мирян разделение не коснется, и они будут причащаться вместе, как и прежде. Однако клирики были вынуждены подчиниться церковной дисциплине, и не могли сослужить друг другу.
Сказать, что это было трагедией – это ничего не сказать. Было непонимание, недоумение – как это возможно? Сколько это продлится? Или это навсегда? Спустя несколько месяцев общение было восстановлено, но осадок остался. Впоследствии разрывалось общение между Иерусалимским и Румынским Патриархатами, затем между Иерусалимским и Антиохийским. Как всё это понимать? Нам ведь нравится противопоставлять себя западной христианской традиции, мы рассказываем католикам и протестантам про соборность, а они радостно качают головами.
Журнал православно-англиканского содружества свв. Албания и Сергия, который издается с 1928 года, называется по-английски – Sobornost. Так понравилось слово, что его решили не переводить. Что же это за загадочная sobornost, в чем она проявляется, и почему ее так легко уничтожить росчерком пера?
– Какие вы могли бы привести примеры сосуществования с другими православными юрисдикциями – с греками, сербами, румынами?
– Вообще следует отметить, что Константинопольский Патриархат (по крайней мере, в Испании) – это не «греки», как принято говорить в России. К примеру, в списке клириков Константинопольского Патриархата в Испании – две греческие фамилии и пятнадцать украинских. В Португалии – три португальские и двенадцать украинских. Сама епархия была создана «на вырост», и явно, что не за счет греков. Здесь на всю страну – всего 4 тысячи греков, согласно статистике. Многие клирики – в прошлом священники «Киевского патриархата», заново рукоположенные греческим епископом.
Примеров межправославного общения много. Есть и радостные, и печальные, и курьезные.
Однажды, когда у нас еще не было храма, к нам обратился священник Грузинской Православной Церкви, который тогда служил в Риохе, и попросил совершить крещение и венчание в нашем храме. Мы с радостью согласились. Потом он приезжал еще несколько раз, и попросил о том, чтобы совершать Литургию у нас по субботам. Мы тоже согласились, со временем грузинская община окрепла, священник переехал в Мадрид и основал свой приход. Так что грузинская община, можно сказать, выросла на наших руках.
Мы сами совершали богослужения как в грузинском приходе в Стране Басков, так и в румынском приходе в Рокетас дель Мар (Альмерия). Вообще с румынами у нас очень добрые отношения. У них очень активная деятельность, они дали нам толчок к созданию своего молодежного братства, которое уже живет яркой, насыщенной жизнью.
Но бывают, конечно, и другие примеры. Однажды я встречался с католическим епископом Сантьяго де Компостела, и попросил о том, чтобы был выделен храм для наших богослужений. Он предложил старинный храм в центре города, и я договорился с настоятелем о первом богослужении. Он попросил меня позвонить за пару дней, чтобы напомнить.
Я звоню ему ближе к делу, и он спрашивает: «А вы о. Василий? – Нет. – Мне вот звонил о. Василий, священник Русской Православной Церкви, он совершил Литургию, а кто вы такой, я не знаю, разбирайтесь с епископом» (уже потом я узнал, что это украинский священник, который сейчас принят Константинопольским Патриархатом, кем он был на тот момент – уже не могу сказать). Я к епископу, а он в отъезде. Я пришел к давнему знакомому, настоятелю кафедрального собора, где пребывают мощи апостола Иакова, и объяснил ситуацию. Он всё понял, разрешил нам совершить богослужение в соборе, а у того храма стоял наш прихожанин, который перенаправлял всех в собор.
С тех пор мы так и служим в Сантьяго в кафедральном соборе. Через некоторое время мы подарили в собор икону апостола Иакова. Однажды я встречаюсь с настоятелем. «Всё в порядке? – Нет, не всё. – Что случилось? – Икону украли». Я начинаю узнавать, кто еще служил в этом приделе – выяснилось, что это был священник одной из братских поместных Церквей (позвольте не уточнять, какой именно). Набираю его номер. «Мы думали, что если это православная икона, то мы можем ее забрать». Я дал ему 48 часов до того, как напишу заявление в полицию.
Икона вернулась, но сейчас она в другой часовне, уже под замком. Когда я рассказал об этом нашему благочинному, он утешил меня рассказом о том, что после служения «собратьев» той же юрисдикции у него исчез серебряный напрестольный крест, Евангелие и облачение.
Такие истории тоже бывают, увы. Но, в общем и целом, мы можем друг на друга рассчитывать.
– Если Всеправославный Собор не состоится – станет ли это трагедией для православных людей на Западе?
– Не думаю. Я думаю, что во всём есть смысл. Конечно, меняются исторические реалии. Соборы собирались политической волей императора, на них рассматривались серьезные богословские вызовы того времени. Ныне императоров нет, собирать собор, условно говоря, некому и, в известном смысле, незачем, ибо угрозы уклонения в тотальную христологическую ересь, слава Богу, тоже нет.
Конечно, мы теряем лицо перед инославными, когда рассказываем про соборность, а сами не можем договориться о том, в каком порядке мы можем сесть, и даже собраться вместе не можем, не говоря о том, чтобы произнести общее свидетельство.
Я несколько лет назад прочел новость:
«Были изучены пожелания Польской и Албанской Православных Церквей о достижении единообразия в размещении их Предстоятелей в священных диптихах автокефальных Православных Церквей. Комиссия предложила учесть эти просьбы и рассмотреть вопрос о внесении соответствующих изменений в диптихи.
На заседании комиссии были также высказаны мотивированные просьбы Грузинской Православной Церкви об усвоении ей шестого места в священных диптихах всех Православных Церквей и Кипрской Православной Церкви об усвоении ее Предстоятелю более высокого места в священных диптихах. По этим вопросам достижение общего согласия в настоящее время не оказалось возможным».
– и был поражен. Старцы, умудренные богословским образованием, преемники апостолов, подобно братьям Зеведеевым, не могут договориться о том, кто за кем должен стоять. К чему мы пришли? Мы вообще понимаем, как это всё выглядит со стороны?
У о. Александра Шмемана в дневниках есть запись от 13 мая 1981 г.: «Ужин в Syosset: опять патриарх Александрийский. На этот раз он мне показался очень симпатичным старичком – я сидел рядом с ним. Но остается вопрос: для чего нужен патриарх Александрийский? И горе Православия в том, что вопрос этот просто никому не приходит в голову…»
Историческая инерция не дает возможности переосмыслить современную реальность. Поэтому, когда я читаю о споре между Иерусалимом и Антиохией и о том, кто из них должен ставить епископа в Катаре, мне вообще не хочется думать о том, кто из них прав. Я думаю – а зачем вообще нужен епископ в Катаре? И стоит ли ради этого шага ставить под вопрос единство Церкви?
Однажды я был на Крите во время визита Константинопольского Патриарха. Было шумно и весело, кругом висели византийские флаги. И в какой-то момент я сказал себе: стоп. Приезжает епископ несуществующего города. Висят флаги несуществующего государства. Что это? Ролевая игра, историческая реконструкция? Тогда почему ее воспринимают всерьез?
Поэтому, если Собора не будет, это не будет трагедией. Будем немного честнее, перестанем задирать нос, и с меньшим придыханием будем рассказывать иностранцам о том, что такое sobornost.
Митрополит Сурожский Антоний говорил, что торжество Православия – это не наше торжество над кем-то другим, а торжество Православия над нами. Сила Божия совершается в немощи, а не во внешнем торжестве перед телекамерами. Если рассуждать в этих категориях, многое будет более понятным.