17 минут вечности
Обычно таких детей лечили медикаментозно. Но чем меньше внутриутробный возраст ребенка, тем выше шанс, что препараты не сработают. Тогда — только операция. Раньше их делали так — хирурги вскрывали грудную клетку, внутрь заводили специальный инструментарий и на проток ставили клипсу. С 1995 года в арсенале эндоваскулярных хирургов появились окклюдеры — их начали ставить и детям, в том числе и недоношенным.
Первую такую операцию в России сделал Ашот Григорьян.
— В России недоношенным детям клипировали протоки, а окклюдеры никто не применял. Для этого требуется визуальный рентген-контроль — нужен передвижной ангиограф, а они есть не во всех роддомах и перинатальных центрах. Проще вызвать из другой больницы кардиохирурга, который приедет с инструментами, наложит две клипсы и уедет. Но в нашей клинике есть ангиографы, есть специалисты. Поэтому мы и смогли прооперировать ребенка таким малоинвазивным эндоваскулярным способом, — рассказывает Ашот Григорьян об операции по закрытию артериального протока у ребенка с низким весом.
Главное, не дать младенцам переохладиться во время операции. Реаниматологи принесли для ребенка специальный матрас с электрическим подогревом. А снаружи маленького пациента согревали специальной манжетой. Его укутали во все, что только можно. Головка, ручки, тело, пятки — все было в специальных носочках-шапочках, чтобы ребенок ни в коем случае не отдавал наружу тепло.
Температуру в операционной подняли до 24 градусов, хотя обычно рентгеноперационная работает при 18. Дышал за малыша аппарат искусственной вентиляции легких. За состоянием ребенка наблюдали два врача-реаниматолога. Один все время находился у его головы, второй следил за тем, чтобы никто не задел трубки, по которым малышу идет кислород.
— Операция с момента пункции до завершения длилась 17 минут, но поверьте, они показались всем вечностью, — вспоминает Ашот Григорьян этот день. — Казалось, очень медленно мы пунктируем, очень медленно проходим через артериальный проток, проводим окклюдер.
Эти 17 уникальных минут уже стали новой надеждой для родителей детей с врожденными пороками сердца. Надеждой на жизнь и здоровье.
Сегодня в Москве и Московской области всего семь хирургов, которые лечат детей с пороками сердца эндоваскулярно
Ни у кого из детей, прооперированных эндоваскулярным методом, не будет шрамов на теле. Ничего не будет напоминать об операции. А вот на ноге самого хирурга Григорьяна небольшой шрам еще остался.
Хотел быть кем угодно, но только не врачом
15-летний Ашот Григорьян завороженно смотрел на то, как под местной анестезией ему зашивают ногу. И понимал, что хочет научиться так же.
Летом 1993 года парень катался на велосипеде, попал в небольшую аварию, повредил ногу. Это было неподалеку от работы отца, к которому как раз в это время случайно заехал товарищ, главврач местной больницы. Он забрал подростка в больницу и зашил раны.
«Я хотел быть кем угодно, но только не медиком. Учитывая, какое количество уколов мне в детстве поставили», — смеется он сегодня. Но штопка собственной ноги произвела на него сильнейшее впечатление. Тем более, любимая бабушка тоже была врачом.
Два года Ашот готовился к экзаменам и поступил во Второй медицинский институт. Уже на 1-м курсе решил стать кардиохирургом.
— Это личная история: у меня врожденный порок сердца, и с детства меня возили по разным врачам, консультировали, нужно или не нужно операцию делать. И я решил себя посвятить лечению пациентов с заболеваниями сердца. Посещал кружки по кардиологии, кардиохирургии. После диплома меня зачислили в ординатуру при Научном центре сердечно-сосудистой хирургии имени А.Н. Бакулева. Я себя, конечно, видел большим кардиохирургом, хотя о кардиохирургии на тот момент мало знал. Считал, что ты просто режешь сердце и все.
И тут на помощь снова пришел друг семьи. Это был уже другой человек — Константин Серегин, руководитель отделения анестезиологии и реанимации. Он устроил молодому ординатору экскурсию по Центру Бакулева. Так Ашот Григорьян попал в отделение рентгенохирургических методов исследования и лечения сердца и сосудов, которое на тот момент возглавлял легендарный советский и российский кардиохирург Баграт Гегамович Алекян.
За пару часов Ашот Григорьян влюбился в рентгенхирургию. Навсегда. В детстве он любил вместе с папой собирать модели из пластмассы — солдатиков, самолеты. И когда увидел, как хирурги снаружи тонкими катетерами проходят в сердце, манипулируют изнутри, вспомнил свое детское увлечение и понял, чем хочет заниматься. Его не пугали ни рентгеновское облучение, ни ношение тяжелых свинцовых фартуков. И за 19 лет Григорьян ни разу о своем выборе не пожалел.
Ашот Григорьян. Фото: instagram.com/doc.grigoryan
Операция через прокол в 5 миллиметров
— Поначалу я занимался исключительно врожденными пороками сердца, мне были интересны операции у детей от рождения и до 18 лет. Некоторые пороки так протекают, что ни родители, ни сам ребенок не понимают, что он болен. Были в моей работе случаи, когда привозили ребенка синего цвета. И ты заводишь проводник, немножко раздвигаешь створки клапана, даешь возможность этому ребенку пережить критический период, чтобы хирурги потом взяли его на более тяжелую операцию, и ребенок у тебя на глазах розовеет.
Однажды привезли буквально черного ребенка, я думал, один из его родителей — темнокожий, — продолжает врач. — Оказалось, что у него крайняя форма тетрады Фалло, при которой выход в легочную артерию практически закрыт. Мы сделали тогда вальвулопластику. У ребенка уже на столе насыщение кислородом стало 70%, после нашего вмешательства ему делали другие операции, и выписывался он с цветом кожи уже розового цвета. И, знаете, когда ты видишь, как помогаешь людям, как быстро проявляется эффект, это огромное профессиональнее наслаждение. Именно это и держит в специальности.
Одно из правил Ашота Григорьяна — говорить с родителями максимально откровенно, не давать ложную надежду, рассказывать обо всех рисках операции. Хотя одно из преимуществ эндоваскулярных операций — минимизация рисков. Это более безопасные операции, чем на открытом сердце. Хирургия сегодня идет по пути минимизации травмы и скорейшего выздоровления.
— Понятно, что лечить детей с пороками сердца начинали с помощью открытой хирургии. И чтобы устранить дефект межпредсердной перегородки, ребенка нужно госпитализировать, взять в операционную, ввести в наркоз, разрезать грудную клетку, подключить аппарат искусственного кровообращения, остановить работу сердца, зашить дефект, запустить сердце. Такой метод может привести к порезу купола диафрагмы, — рассказывает Ашот Григорьян.
Ашот Григорьян. Фото: instagram.com/doc.grigoryan
После искусственного кровообращения есть риск того, что сердце будет работать некорректно, могут быть нарушения ритма, которые потребуют имплантации стимулятора. Пока грудная клетка срастается, нужно носить бандажи или корсеты. И она может срастись с деформацией, может развиться остеомиелит. Останется шрам, мамы девочек по этому поводу особенно переживают.
После эндоваскулярных операций остается маленький прокол в области паховой складки диаметром 4–5 мм. Операция занимает в среднем около часа, не нужно останавливать сердце. Ребенок после наркоза час-два проводит в палате интенсивной терапии или реанимации, а иногда сразу возвращается в палату к родителям. Уже на следующие сутки он может вставать, ходить, через 2–3 дня его выписывают.
— Я люблю студентам говорить, что эндоваскулярные методы лечения пороков сердца делятся на три категории: когда вы радикально вылечиваете больного; когда вы облегчаете его состояние; когда ваша операция носит жизнеспасающий характер, стабилизируя состояние. Не все пороки можно лечить эндоваскулярно, но многие. И если раньше в крупных центрах сердечно-сосудистой хирургии упор делался на кардиохирургию, то с развитием эндоваскулярных технологий тенденция изменилась.
Хотя специалистов не хватает. Сегодня в Москве и Московской области всего семь хирургов, которые лечат детей с пороками сердца эндоваскулярно.
Спасти жизни быстро
Ашот Григорьян уже 5 лет сотрудничает с фондом «Правмир». Наш фонд часто собирает деньги на операции детям с пороком сердца.
Анна Видич
— Чаще всего таким детям предлагают ждать операции, — рассказывает программный директор фонда Анна Видич. — Но, если есть возможность закрыть дефект окклюдером, а не делать операцию на открытом сердце, мы готовы оказать помощь семье и ребенку по той простой причине, что это малоинвазивная операция. Часто уже на второй день детей выписывают из больницы. Бывает так, что операция абсолютно бесплатна, а окклюдера у больницы нет. И тогда фонд помогает купить его либо другие расходники для операции. Также оборудование мы готовы закупить в любой момент.
В этом году с помощью ваших пожертвований фонд «Правмир» оказал помощь 17 детям с пороками сердца. Каждый месяц 2–3 таких семьи обращаются в фонд. И это не только россияне, но и жители Украины, Таджикистана, Киргизии. Все это возможно благодаря общему сбору на программу «Сердце».
«Мы как фонд давно поддерживаем детей-сердечников и готовы им помогать», — говорит Анна Видич. Как и врачи готовы оперировать. Рассказывает Ашот Григорьян:
— Скоро 5 лет, как я сотрудничаю с фондом «Правмир». Я даже помню первого пациента, лечение которого оплачивал фонд. Это была 18-летняя девушка, она готовилась поступать в юридический институт. Ей нужна была справка о состоянии здоровья, и врачи обнаружили порок сердца, открытый артериальный проток. Дорога в вуз ей была сразу же закрыта. Быстро мы подписали необходимые документы и выполнили эмболизацию протока спиралью. А сегодня мы выписали девочку, лечение которой тоже оплачивал фонд. Я знаю, что у «Правмира» большая программа по реабилитации, по лечению детей с онкологическими заболеваниями. Будем надеяться, что и программа «Сердце» будет работать.
Фонд «Правмир» помогает взрослым и детям с врожденными и приобретенными пороками сердца получить необходимое лечение, в том числе доступ к малоинвазивным операциям на сердце. Помочь можете и вы, перечислив любую сумму или подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.