«Если за окном не Англия, ее надо создать»
— При словах «подготовка к ЕГЭ» меня передергивает.
— Почему?
— Нет такого предмета — подготовка к ЕГЭ. Уже год я на курсах учу преподавателей, как готовить к ЕГЭ, чтобы у детей были хорошие результаты. И каждый понедельник я не устаю им повторять, что надо продолжать учить язык, а уже потом вставлять его в рамки экзамена, осваивать формат.
С ними я проделываю ровно те же упражнения, которые на уроках использую со своими детьми. И не для того, чтобы обучать этих преподавателей языку, а для того, чтобы они на себе прочувствовали, где дети могут ошибиться, что у них вызовет трудности.
Справка:
Юлия Раскина — заведующая кафедрой иностранных языков московской школы № 67, директор Лингвистического центра Language School 67. Много лет была экзаменатором Кембриджского университета.
— Какой у ваших учеников средний балл за последние годы?
— По школе был 85, в гуманитарном классе были годы, когда 90. При том, что и сдающих много.
— В чем секрет? Много часов?
— Часов очень мало, всего три в неделю, в гуманитарном классе четыре. Если кто-то занимается у нас в Language School 67, это еще два раза в неделю по полтора часа.
Но в Language School мы в основном готовимся к кембриджскому экзамену, а ЕГЭ сделан по образу и подобию экзамена FCE (Первый Кембриджский сертификат. — Прим.ред.). Поэтому тем, кто занимается на кембриджских курсах, гораздо легче: у них уже логика хорошо работает и языка много.
В 11-м классе у детей есть мотивация: сдать ЕГЭ, чтобы поступить. Но моя главная мотивация — чтобы им было интересно, чтобы английский их зажигал, чтобы они ставили проблемные вопросы, чтобы можно было поспорить, порассуждать, насладиться языком и чтобы вообще хотелось прийти ко мне в кабинет.
— С каким уровнем вы их берете?
— Ко мне они приходят в 8-м классе с уровнем B1, сдают вступительный экзамен, а дальше мы учимся.
Уроки — это не просто открыл учебник на такой-то странице. Приходя сюда, дети начинают общаться на языке.
— Поэтому у вас в кабинете столы стоят кругом?
— Конечно! Надо в глаза друг другу смотреть, а не разговаривать со спинами. И потом это столы, а не парты. Мне важно, чтобы дети не чувствовали себя зажато. На уроке английского большую роль играет настроение, поэтому я столько внимания уделяю своему кабинету, здесь должно быть красиво. Чтобы хорошо работали оба полушария, надо, чтобы было и образно-эмоционально, и логично.
Нельзя прямо из коридора прийти и заговорить на иностранном языке. Надо расслабиться, поиграть во что-то английское, например. Есть разные методические приемы, которые помогают. Если за окном не Англия, эту Англию надо создать.
«Ни по каким русским учебникам работать не буду»
— По каким учебникам вы занимаетесь?
— Это всегда очень-очень важный вопрос. Я пришла в школу 25 лет назад и сразу поняла: ни по каким русским учебникам работать не буду.
У англичан замечательная методика: грамотно расписаны уроки, продумано, какое упражнение за каким, хорошие рекомендации учителю. Они обучили своему языку весь мир, и этим методикам можно доверять. Поэтому, когда к нам приходят работать выпускники после института, я всех посылаю на курсы по методике преподавания английского Teaching Knowledge Test.
Учебники мы меняли, одни устаревают, выходят новые. Сейчас у нас линейка Solutions с 5-го по 11-й класс — там очень хорошая лексика, отрабатывается грамматика. Плюс у меня много кембриджских и оксфордских учебников по подготовке к экзаменам. Ну и читаем хорошие художественные книги, делаем много упражнений из учебника Мерфи (самый популярный в мире учебник по английской грамматике Раймонда Мерфи. — Примеч.ред.).
— До сих пор старый добрый Мерфи?
— Лучше него никто не сделал. Кстати, Мерфи был у нас, в этом кабинете. Много лет назад я давала для него урок, показывала, как мы тут по его грамматике занимаемся.
Дело в том, что он писал этот учебник для своих учеников, поэтому у него и язык такой живой, и структура отличная. Он никогда не смешивает, пока не оттренирует один аспект. И никаких заумных объяснений, все на примерах.
— Теперь в школе вводится единая программа, почти по каждому предмету будет один учебник. Как с английским?
— Единая программа уже существует. Можно сказать, что это ФГОСы для разных уровней — мы на них ориентируемся на разных этапах обучения, особенно когда готовим детей к ОГЭ и ЕГЭ. Главное — результат, а достигать его можно разными средствами. Можно иметь официальный учебник и пользоваться дополнительными материалами…
Проблемные вопросы
— Как вы добиваетесь, чтобы дети не забывали слова? Есть же кривая запоминания, многое уходит в пассивный запас.
— Только употреблять. Именно поэтому я даю им так много заданий. Вот они читают в оригинале «Великого Гэтсби», а вот список слов и выражений, которые я выделила. Они должны выписать в тетрадь примеры из текста и параллельно из словаря. Когда приходят на урок, я даю синонимы, а дети откликаются нужным словом. Потом друг другу эти примеры из текста читают и вместо слова из списка произносят «beep» — нужно угадать, что пропущено.
Несколько человек сели спиной к доске, остальные смотрят на доску и по-английски объясняют им слова, которые там написаны, а те должны угадать. Потом они получили задание с текстом, в котором пропуски: список слов могу дать, а могу навредничать и сначала заставить подумать и вспомнить. Но потом всегда даю проверить себя по списку или по оригиналу — ведь мне же важно, чтобы они запомнили, а не поймать на незнании.
А на заключительных занятиях мы берем обычную шляпу, оттуда они тянут карточки со словами и выражениями и друг другу их объясняют. Предположим, что такое to be on the point of collapse? Дети уже настолько хорошо к этому моменту знают контекст, что сразу вспоминают: отец Гэтсби, когда он приехал на его похороны, был on the point of collapse, едва держался на ногах. Иногда, чтобы начать урок, я каждому на лоб могу приклеить стикер со словом. Я же не знаю, что у меня на лбу, сосед может помочь и объяснить. Это все приемчики, которые хорошо работают. Нельзя ожидать, что дети запомнят все слова, но большую часть — да.
— А как понять, какая лексика тебе пригодится на ЕГЭ? Есть ли такие пособия, где она прямо собрана, чтобы ты все выучил и со спокойной душой пошел сдавать?
— Все эти слова мы набираем за четыре года вот такой работы. Да и просто так огромный список слов не выучишь, нужен контекст. Скажем, нельзя взять и выучить все слова про спорт. Мы их собираем из разных источников, а дальше слушаем аудирование на тему спорта, где эти слова крутятся, читаем тексты, делаем задания — пишем эссе или работы по тексту.
Или вот я привожу из поездок открытки с репродукциями. Дети на уроках их сравнивают — сейчас же в ЕГЭ есть устное задание сравнить картинки. Ренуар, Климт, Ван Гог, Бэнкси — сравни, что общего, что разного. Какой посыл? Какая атмосфера? Что чувствуют люди, которых ты видишь на картинке? А где бы ты хотел оказаться и почему?
— По-русски бы сначала сообразить…
— Так это и замечательно. Я люблю, когда детям есть о чем подумать, и обязательно ставлю проблемные вопросы. Вот мы читаем рассказ Джойса «Эвелин». Бедный отец пьет, мать умирает, совершенно сойдя с ума, и берет с дочери Эвелин обещание, что та возьмет на себя дом. А у Эвелин появляется бойфренд-моряк, он зовет ее с собой в Аргентину. Она всей душой к нему рвется, бежит на пристань. Корабль уже отплывает, но Эвелин в каком-то затмении держится за поручни и не идет.
Сначала я прошу детей поставить себя на место Эвелин. Что бы я сделал? Остался? Выбрал свое личное счастье вопреки обещанию матери? И потом надо написать две концовки.
— По-английски?
— Естественно. Эвелин уплывает, как складывается ее жизнь? А вот она остается, что потом?
Когда мы читаем «Великого Гэтсби», размышляем, почему Фицджеральд убивает Гэтсби и что было бы, если бы Гэтсби остался жив. Одновременно я тренирую тему conditionals (условное наклонение. — Прим.ред.), смотрю, как лексика усвоилась, и узнаю, что они думают.
Надо постоянно стимулировать детей высказывать свое мнение. Но для этого разговора должна быть языковая начинка.
— Почему большинство детей в обычных школах учат английский с началки, но к 11-му классу им так и не владеют, хотя и времена знают, и слов много, и в журнале стоят пятерки?
— Нужно понимать, для чего ты учишь язык, где ты его будешь применять. Поэтому мои задания всегда осмысленные. Обсудить новости, например. Мы много смотрим в классе. Например, произошло землетрясение в Турции, и мы это разбираем. Или смотрим запись, как Стив Джобс обращается к выпускникам Стэнфорда. Прошла коронация — смотрим ее, разговариваем, берем оттуда красивый английский язык, делаем задания.
Со старшими обсуждаем более детально, маленькие только привыкают. Мы ставим проблемные вопросы, дети очень любят дебаты. Они включаются и уже не думают, на каком языке говорят. Главная цель — так раскрутить мозг, чтобы они писали и мыслили по-английски.
Мышиная нора критериев
— Заучивать топики — это зло? Их любят задавать, чтобы у детей в памяти откладывались красивые конструкции, лексика. А на самом деле это работает?
— Да все работает, когда перед ЕГЭ. Но мы это не любим, Кембридж вообще категорически не приветствует, он за спонтанную речь, потому что главная задача — научить думать. А наизусть лучше стихи учить, пусть отдельные фразы потом всплывут оттуда в нужный момент. Ну и где ты потом применишь этот топик? Разве что напишешь эссе.
Эссе — это самая большая проблема. Какой бы формат разработчики ни придумывали, уже на второй год дети так умеют наловчиться, что пишут по шаблону. Я как эксперт, когда оцениваю работы, ставлю плюсы, потому что там все есть, что просили по содержанию: вы просили в первом абзаце вот это — они все повторили, во втором сказали вот это сделать — они сделали. Но они же просто заучили все нужные фразы! А по сути, эссе пустое с точки зрения языка: негде его показать, рамки мешают мыслить и выражаться красиво.
— Вы различаете, где человек заучил, а где писал сам?
— Конечно, это видно. Я не возражаю, когда мои дети пользуются шаблонами, только я им даю хорошие, которые выбираю сама, и мы их постепенно отрабатываем. Есть книга по письменной части очень достойного российского Translation & Study Centre (TSC), там шаблоны на любой вкус — выбирай, какой нравится, и туда вставляй, что нужно писать в середине.
В английском есть красивые, естественные связки, которые создают логику текста. А шаблонные фразы — это караул. Ну хорошо, пусть ты выучил много шаблонов, но, если у тебя нет языка, ты середину не можешь нормально сформулировать. Поэтому количество грамматических, лексических и прочих ошибок зашкаливает, и я как эксперт не могу оценить содержание.
Мои дети читают хорошие научно-популярные тексты, в том числе на занятиях по Кембриджу. Для них это и есть пример, как надо писать. Такие тексты тоже всегда выводят на очень интересную дискуссию.
— Когда видите шаблон, можете снять баллы?
— По критериям мы можем снижать балл только за конкретные ошибки и в тех случаях, когда они препятствуют коммуникации. Если шаблон применен правильно и к месту — пожалуйста. Они же выучивают в основном грамотные шаблоны.
Мы обсуждали это с моими детьми и пришли к выводу, что на ЕГЭ лучше забыть о творческом подходе, причем не только по английскому. Как только ты начинаешь творчески мыслить, все — ты вышел из формата, баллы будут снижены… Поэтому мы тут и за язык, и за формат.
Сама по себе идея независимого экзамена очень хороша, и правильный взят пример — Кембридж, Первый сертификат, уровень В2. А ведь англичане предлагали нам в свое время продать пакеты заданий, но мы отказались. И дело было не только в деньгах.
— А в чем?
— Разработчики ЕГЭ отвечали, что надо развивать свою методологическую науку. Но англичане этой наукой больше ста лет занимаются, а мы только-только приступили. И все равно мы используем редакторские услуги англичан, очень многие носители эти экзамены составляют — там хорошие материалы, живой язык.
— Мы что-то потеряли, отказавшись?
— Мы могли бы поучиться у них проверке. В кембриджском экзамене другие критерии. Вот принципиальная разница, даже психологически очень важная, когда оценивается письменная работа: communicative achievement — состоялась ли коммуникация, довел ли ты до меня мысль или нет.
Что делаем мы? По шаблону написано, вот это слово есть — плюс, нет — минус. А надо уметь на работу посмотреть с высоты птичьего полета, не из мышиной норы критериев. Сначала ее всю прочитать и понять: ребенок ответил на главный вопрос, у меня сложилось представление, что он хотел сказать? У нас есть критерий оценки содержания, но не в той степени.
Кембридж не считает ошибки. Есть ошибки, которые препятствуют и не препятствуют коммуникации. Ошибок либо много, либо мало, и они либо мешают понимать ребенка, либо нет. Наш подход — скорей посчитать ошибки.
Ошибки разные бывают. Поэтому в целом подход ЕГЭ не в пользу творческих детей.
«Все закончилось на большом взлете»
— Теперь иностранные языки актуальны? Желающих учить и сдавать больше или меньше?
— Я бы не сказала, что по сравнению с последним десятилетием что-то изменилось. Бум был и продолжается, пока еще не закрылась возможность использовать этот язык — в работе (хотя раньше в России было гораздо больше иностранных компаний), в учебе. Дети хотят учиться за границей, особенно если у родителей есть такая возможность, общаться со сверстниками и единомышленниками в соцсетях. Да много где еще можно применить знание английского языка как для дела, так и для удовольствия.
— Как теперь ваши ученики будут сдавать кембриджский экзамен и вообще любые международные?
— Я продолжаю готовить к Кембриджу, но он ушел из России, у нас мы можем сдавать только аналоги. В Москве есть центр, который столько лет принимал Кембридж и получал его материалы, что его преподаватели отлично этот формат знают. Они по образу и подобию сделали свои экзамены и к нам приезжают их принимать. Дети сдают, получают сертификаты — не кембриджского образца, но с подтверждением уровня.
— От них есть толк?
— Конечно, толк есть: стимул заниматься и сдать экзамен, подтвердить уровень языка. Но аналоги не имеют такой ценности, как сами кембриджские экзамены. Те, кому для дела нужен кембриджский сертификат, поедут в Армению, Казахстан, Грузию и сдадут там. Правда, значительно дороже — учтите стоимость перелетов и проживания.
Закончилось все на большом взлете. Мы много лет сдавали эти экзамены, и Кембридж присвоил нашей школе очень красивое звание — посол Кембриджского университета. Программы прекрасные, они дают возможность учить язык на хороших материалах, поэтому мы с упорством продолжаем по ним заниматься…
— У вашей школы раньше была очень активная жизнь: поездки в Англию, в Америку. Как теперь?
— Никак. Уже два года никуда не ездим. Конечно, дети очень расстраиваются. Они ждали этих поездок и жили ими весь год. У нас были группы по 100 человек! У детей открывались глаза, и они уже не умозрительно принимали решения, ехать учиться за границу или нет. Они видели, как живет и учится весь мир. Теперь, к сожалению, все изменилось. Ну, значит, будем учить язык здесь.
«Я хотела говорить с дочерью по-английски, но передумала»
— Почему вы связали свою жизнь с английским? В советское время не самый актуальный предмет…
— Когда я закончила институт, мой красный диплом нигде не спросили, я полгода не могла устроиться на работу.
Английский мне просто легче всего давался в школе, у меня была гениальная учительница: недюжинного темперамента, она могла кидаться чернильницами на уроках. Но даже учась в институте, мы приходили к ней в гости и находили на доске такое количество интересных слов и выражений, что нам даже не снилось.
Когда я окончила пединститут, мой дядя, который работал в Академии педагогических наук, и его друг, который тогда был замминистра образования, меня посадили и сказали: «Ну как же, надо идти в школу!» Я ответила, что в школу еще успею, а сейчас не хочу. Мне нужно было, чтобы они меня освободили от распределения. Я хотела набраться опыта, жизни, языка и с этим прийти в школу. Так оно и получилось.
Сначала я попала на работу в совершенно неинтересный журнал «Общественные науки», потом в еще более неинтересный для меня журнал «Металлоорганическая химия», была редактором. Но потом наступила перестройка, и это было необычайно интересно, потому что я устроилась в одну из первых международных компаний, стала переводить лекции по психологии менеджмента, ездить по всей стране и за рубеж.
— Первый раз за границей — как это было?
— Я впервые увидела Англию, и у меня перехватило дыхание — вот я воочию вижу то, о чем читала в книгах! Я ходила трогать Вестминстерское аббатство. К нему особо не подберешься, но к некоторым постройкам можно было подойти, потрогать стену.
В группе, с которой я приехала, из-за накладок не было гида, а нам нужно было из Лондона, куда мы прилетели, перебраться в Стратфорд-на-Эйвоне. И по дороге, будучи там сама первый раз, я вела экскурсию — так много всего до этого времени я прочитала и знала про Англию.
— А в школу-то когда пришли?
— Сначала меня переманили в консалтинговую компанию. Я тоже много ездила, мы продавали консалтинговые услуги по всей стране, вели огромные проекты на Урале, работали со всеми крупными нефтеперерабатывающими заводами.
Параллельно я четыре дня работала в школе, но там платили копейки. Мне не сразу хватило финансовой смелости уйти из компании, но, когда это уже было невозможно совмещать, ушла окончательно. Душой я была здесь, в школе, меня увлекло все — и уроки, и Language School, и классное руководство, и поездки. Потом наконец за это и деньги начали платить — не только за Language School, но и сами зарплаты стали приличными.
— Многие учителя иностранного языка пытаются вырастить из своих детей билингвов. Вы не проводили таких экспериментов?
— Когда родилась дочь, я хотела разговаривать с ней по-английски и даже готовилась, но очень быстро передумала. Мой муж был гляциологом, все время в экспедициях. А кто же с ней тогда на красивом русском будет говорить? Кто ей прочитает все эти прекрасные баллады и стихи?
Но я довольно рано начала с ней читать стишки и петь песенки по-английски, ради нее сделала маленькую частную группу. Потом она училась в этой школе, правда, уже не у меня. Но, когда я принимала экзамены, сердце таяло: с английским языком все хорошо.
Она окончила журфак МГУ и долго работала на радио, училась в Англии в языковой школе и в университете. А теперь я говорю по-русски со своей внучкой-француженкой: читаю ей стихи, книжки и пою песенки. Дочь уже говорит по-французски.
— В общении учила?
— Да, выйдя замуж и живя там. Причем никаких специальных усилий не предпринимала. Она умная и гуманитарная девочка, выучила язык быстро. А вот в меня он входит трудно. Я учу с нуля уже год, мотивация просто невероятная.
— Взрослый может рассчитывать на уровень C1-C2, если учит с нуля?
— Конечно, я сама очень надеюсь. Просто у меня на это много времени уйдет. Я занимаюсь с репетитором два раза в неделю. Моя проблема в том, что я не могу делать домашние задания. Да и язык взрослым дается гораздо тяжелее. Поэтому я предпочитаю работать с детьми. Я вела взрослые группы, и взрослые частные ученики у меня были, но это менее благодарное занятие.
Дети быстрее впитывают язык и начинают им пользоваться.
Решительная и безумная
— На каком языке вы думаете?
— И на русском, и на английском. Я много слушаю, все аудиокниги в последнее время на английском. Конечно, когда слушаю, я думаю по-английски про то, что происходит. Иногда из-за этого попадаю в ДТП.
— Что вас так захватило?
— «Американская трагедия» Драйзера. Был такой напряженный момент, что я въехала во впереди идущую машину. Слава Богу, не сильно.
Последний, кто меня просто «перепахал», — это Стейнбек, «Гроздья гнева». Я с учениками читаю его книги и вообще стараюсь с ними, начиная с 8-го класса, читать литературу в оригинале. Это очень непростой выбор. Классика в оригинале — сложная. А они уже по возрасту не дети, сказочки не почитаешь. Но, например, сказки Оскара Уайльда и рассказы Киплинга им нравятся.
А еще я из Англии и Америки привозила им книги, которые пишут английские и американские писатели для подростков. Там настоящий английский язык, их читают английские дети — и вот ты, в России, их тоже читаешь. А когда подрастаем, начинаем читать Стейнбека, Фицджеральда, Моэма, Харпер Ли, Сэлинджера, Хемингуэя, Хаксли, Брэдбери и много еще кого.
— Вы как-то описали себя двумя словами — determined and crazy, решительная и безумная. С решительной все ясно. Почему безумная?
— Какой еще учитель приходит в класс и говорит: «Ну, с чего начнем? Кино, вино и домино?» Я люблю безумные идеи и считаю, что детям должно хотеться сюда приходить и заниматься английским.
— Какой самый безумный поступок вы совершали?
— Безумствую я только на сцене с детьми. Я вообще cautious (осторожная. — Прим.ред.). Но, наверное, когда ты едешь с группой детей, примерно человек 50, на экскурсию в Лондон, это безумие. Их нужно разбить по интересам, потому что одна группа с выпускниками идет смотреть стрит-арт, другая хочет классики и идет в Тауэр, а третья хочет на выставку Моне в Национальной галерее. А потом все эти три группы должны как-то встретиться, чтобы вместе сесть на кораблик. При этом в Лондоне мы не единственные туристы, там толпы такие, что у детей всегда была задача не потеряться.
В последние годы мы придумали им зеленые полосатые шарфики. Такой шарфик можно надеть на голову во время дождя, на нем можно сидеть на травке, а главное — он очень заметен. Однажды мы смотрели спектакль на скале на юге Англии и потеряли мальчика. Уже в полной темноте шли к автобусу. Пересчитали всех: «А где Гриша?» Гриши нет. Боже мой, мы побежали искать, и вдруг нам кто-то говорит: «Ваш в полосатом шарфике вон там».
Но безумнее всего было поехать даже не в Лондон, а в Шотландию на Эдинбургский фестиваль. Такого количества людей, сколько в эту пору на The Royal Mile, я нигде в мире не видела. Не такая большая улица, но на ней идут представления, везде хочется остановиться. Когда мы первый раз это увидели, думали: «Как мы их потом соберем всех?»
А с другой стороны, это же так здорово именно в это время туда приехать. С тех пор, если собирались в Шотландию, мы всегда планировали так, чтобы попасть на этот фестиваль, обязательно шли смотреть Military Tattoo — королевский парад военных оркестров. Было время, когда с гордостью объявляли, что приехала группа детей из России — нам все аплодировали и вставали.
Фото: Жанна Фашаян
