Великая Суббота — последний день Страстной Седмицы, день покоя, когда Сам Господь почил во Гробе. Это единственная суббота в году, в которую Церковью предписывается пост — в знак скорби о умершем на Кресте Господе Иисусе Христе и в память Его погребения. Погребению Господа посвящена служба Погребения Плащаницы, включающей в себя утреню со чтением 17 кафизмы с особыми припевами (похвалами). По уставу эта служба совершается глубокой ночью с Великой Пятницы.
Источник: photosight.ru
Одновременно Великая Суббота приуготовляет верующих к Пасхе и напоминает о сошествии Христовом во ад для избавления усопших от вечной смерти. В связи с этим в Древней Церкви в этот день совершалось крещение оглашаемых (готовящихся к принятию Таинства Крещения).
Крещение происходило во время Литургии, совершаемой после вечерни в конце дня. На Литургии Великой Субботы читается уже Евангельское чтение, посвященное Воскресению Христову, а священники переоблачаются из темных великопостных одежд в одежды праздничные, белые.
В современной практике Русской Православной Церкви Погребение Плащаницы совершается вечером в пятницу, а Вечерня с Литургией свт. Василия Великого — утром в субботу.
Богослужебные песнопения
Тропарь
Благообразный Иосиф, / с древа снем Пречистое Тело Твое, / плащаницею чистою обвив, / и вонями во гробе нове покрыв положи.
Благородный Иосиф, / с древа сняв пречистое тело Твое, / чистым полотном обвив / и помазав благовониями, / в гробнице новой положил.
Снятие с креста. Мозаика, XV век
Статии (фрагмент)
Жизнь во гробе положился еси, Христе, / и Ангельская воинства ужасахуся, снизхождение славяще Твое.
— Блажени испытающии свидения Его, / всем сердцем взыщут Его.
Животе, како умираеши? / Како и во гробе обитаеши, / смерти же царство разрушаеши, / и от ада мертвыя возставляеши?
— Не делающии бо беззакония / в путех Его ходиша.
Величаем Тя, Иисусе Царю, / и чтем погребение и страдания Твоя, / имиже спасл еси нас от истления.
Ты – Жизнь, Христе, во гробе был положен / и Ангельские воинства поражались, / прославляя снисхождение Твое.
— Блаженны исследующие свидетельства Его, / всем сердцем они взыщут Его.
Жизнь, как Ты умираешь? / И как во гробе обитаешь, / но царство смерти разрушаешь / и из ада мертвых воскрешаешь?
— Ибо не делающие беззакония / пошли по путям Его.
Величаем Тебя, Иисусе-Царь, / и почитаем погребение и страдания Твои, / которыми Ты спас нас от тления.
Ирмосы канона Великой Субботы
Волною морскою / Скрывшаго древле, / гонителя мучителя, под землею скрыша / спасенных отроцы; / но мы, яко отроковицы, / Господеви поим, / славно бо прославися.
Волною морскою / Покрывшего в древности / преследователя-тирана / сокрыли под землею / дети Им спасенных; / но мы, как юные девы, / Господу воспоем: / ибо славно Он прославился.
Тебе, на водах / повесившаго / всю землю неодержимо, / тварь видевши / на лобнем висима, / ужасом многим содрогашеся, / несть свят, / разве Тебе Господи, взывающи.
Тебя, на водах / повесившего всю землю без опоры, / творение увидев висящим на лобном месте, / великим ужасом охваченное, восклицало: / «Нет святого, кроме Тебя, Господи!»
На Кресте Твое / Божественное истощание / провидя Аввакум, / ужасся, вопияше: / Ты сильных пресекл еси / державу Блаже, / приобщаяся сущим во аде, яко Всесилен.
На Кресте Твое божественное умаление провидя, / Аввакум в изумлении взывал: / «Ты пресек, Благой, могущество властителей, / приобщаясь к находящимся во аде, / как всесильный!»
Богоявления Твоего Христе, / к нам милостивно бывшаго, / Исаия Свет видев Невечерний, / из нощи утреневав взываше: / воскреснут мертвии, / и востанут сущии во гробех, / и вси земнороднии возрадуются.
Богоявления Твоего к нам, Христе, / из сострадания происшедшего, / Исаия увидев свет немеркнущий, / от ночи бодрствуя восклицал: / «Воскреснут мертвые, / и восстанут находящиеся в гробницах, / и все, на земле живущие, возрадуются!»
Ят бысть, / но не удержан в персех китовых Иона: / Твой бо образ нося, / Страдавшаго, и погребению давшагося, / яко от чертога от зверя изыде. / Приглашаше же кустодии, / хранящии суетная и ложная, / милость сию оставили есте.
Был объят, но не удержан недрами кита Иона; / ибо нося образ Тебя, пострадавшего и погребению преданного, / он вышел из зверя, как из чертога, / а к страже гроба Твоего взывал: / «Соблюдающие суетное и ложное, / Самую Милость вы оставили!»
Неизреченное чудо, / в пещи избавивый / преподобныя отроки из пламене, / во гробе мертв / бездыханен полагается, / во спасение нас поющих: / Избавителю Боже, / благословен еси.
Неизреченное чудо! / Избавивший благочестивых отроков в печи от пламени / во гробе мертвым, бездыханным погребается, / ко спасению нас, поющих: / «Боже, Искупитель, благословен Ты!»
Ужаснися бояйся небо, / и да подвижатся основания земли: / се бо в мертвецех вменяется в вышних Живый, / и во гроб мал странноприемлется. / Егоже отроцы благословите, / священницы воспойте, / людие превозносите во вся веки.
Изумись в трепете, небо, / и да потрясутся основания земли; / ибо вот, к мертвым причисляется / на высотах Живущий / и в тесном гробе помещается; / Его отроки благословляйте, / священники воспевайте, / люди превозносите во все века.
Не рыдай Мене Мати, / зрящи во гробе, / Егоже во чреве без семене зачала еси Сына: / востану бо и прославлюся, / и вознесу со славою, непрестанно яко Бог, / верою и любовию Тя величающия.
Икона «Не рыдай Мене, Мати»
Не рыдай надо Мною, Матерь, / видя во гробе Сына, / Которого Ты во чреве без семени зачала, / ибо Я воскресну и буду прославлен, / и во славе вознесу, как Бог, / непрестанно с верою и любовию / Тебя величающих.
Стихира
Приидите, ублажим Иосифа приснопамятнаго, / в нощи к Пилату пришедшаго, / и Живота всех испросившаго. / Даждь ми Сего страннаго, / Иже не имеет где главы подклонити; / даждь ми Сего страннаго, Егоже ученик лукавый на смерть предаде; / даждь ми Сего страннаго, / Егоже Мати зрящи на Кресте висяща, / рыдающи вопияше, / и матерски восклицаше: / увы Мне, Чадо Мое! / Увы Мне, Свете Мой, / и утроба Моя возлюбленная! / Симеоном бо предреченное в церкви днесь собысться: / Мое сердце оружие пройде, / но в радость Воскресения Твоего / плач преложи. / Покланяемся Страстем Твоим, Христе; / покланяемся Страстем Твоим, Христе; / покланяемся Страстем Твоим, Христе, / и Святому Воскресению.
Придите, прославим Иосифа, навеки памятного, / ночью к Пилату пришедшего и Жизнь всех испросившего: / «Отдай мне Сего Странника, / Который не имеет, где главу приклонить; / отдай мне Сего Странника, / Которого ученик коварный предал на смерть; / отдай мне Сего Странника, / Которого Матерь, видя висящим на Кресте, / с рыданиями взывала / и по-матерински восклицала: / «Увы Мне, Дитя Мое! Увы Мне, Свет Мой / и Жизнь Моя возлюбленная! / Ибо предсказанное в храме Симеоном в сей день сбылось: / Мое сердце меч пронзил, / но в радость о воскресении Твоем плач претвори!» / Поклоняемся страданиям Твоим, Христе. / Поклоняемся страданиям Твоим, Христе. / Поклоняемся страданиям Твоим, Христе, / и святому воскресению!
Вместо Херувимской песни
Да молчит всякая плоть человеча, / и да стоит со страхом и трепетом, / и ничтоже земное в себе да помышляет: / Царь бо царствующих, и Господь господствующих, / приходит заклатися и датися в снедь верным. / Предходят же Сему лицы Ангельстии / со всяким Началом и Властию, / многоочитии Херувими, / и шестокрилатии Серафими, / лица закрывающе, и вопиюще песнь: / аллилуиа, аллилуиа, аллилуиа.
Да умолкнет всякая плоть человеческая, / и да стоит со страхом и трепетом, / и ни о чем земном в себе да не помышляет, / ибо Царь царствующих и Господь господствующих / приходит заклаться и дать Себя в пищу верным. / Пред Ним шествуют сонмы Ангелов / со всяким их начальством и властью, / многоокие Херувимы и шестикрылые Серафимы, / закрывая лица и возглашая песнь: / аллилуия, аллилуия, аллилуия.
Проповеди на Великую Субботу
Епископ Александр (Милеант)
Еп. Александр (Милеант)
Христос во гробе. Вместе с Ним ученики похоронили, казалось, свою надежду и веру. Они до конца не хотели расстаться с мечтами о славном земном царстве. Но Христос не только не основал этого царства, а Сам погиб, как преступник. Если даже Он оказался бессильным, то зло, очевидно, сильнее всего? Суббота — день покоя. В этом вынужденном бездействии еще яснее становился ужас совершившегося: «А мы думали, что Он Тот.» Как поторопились они делить места и троны! Евангелисты молчат о том, что пережили и передумали ученики в ту пасхальную субботу. Но само их молчание красноречивее всех слов.
Спускается ночь. Дремлет стража у опечатанного гроба. Внезапно подземный удар сотрясает холм. С грохотом отваливается камень. Блеск, подобный молнии, бросает воинов на землю. Гроб пуст. В ужасе бегут стражи. Сошедший во мрак преисподней Христос оказался сильнее смерти.
Кроме строгого поста, провождение дня Великой субботы в древности отличалось особенной внутренней сосредоточенностью и торжественной тишиной в церковной жизни. «Что это? — говорит святой Епифаний в своей беседе на Великую субботу. — Сегодня господствует на земле великое молчание и покой. Глубокое молчание, потому что почил Царь. Земля страшится и пребывает в покое, потому что почивает Бог во плоти и пробуждает от века почивших. Умер Бог во плоти, и ад трепещет. Бог почил на краткое время, чтобы пробудить тех, которые во аде.»
Митрополит Антоний Сурожский
Митрополит Антоний Сурожский
Бывает, что после долгой, мучительной болезни умирает человек; и гроб его стоит в церкви, и, взирая на него, мы проникаемся таким чувством покоя и радости: прошли мучительные дни, прошло страдание, прошел предсмертный ужас, прошло постепенное удаление от ближних, когда час за часом человек чувствует, что он уходит и что остаются за ним на земле любимые.
А в смерти Христовой прошло и еще самое страшное – то мгновение Богооставленности, которое заставило Его в ужасе воскликнуть: Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?..
Бывает, стоим мы у постели только что умершего человека, и в комнате чувствуется, будто воцарился уже не земной мир – мир вечный, тот мир, о котором Христос сказал, что Он оставляет Свой мир, такой мир, какого земля не дает… И так мы стоим у гроба Господня. Прошли страшные страстные дни и часы; плотью, которой страдал Христос, Он теперь почил; душою, сияющей славой Божества, Он сошел во ад и тьму его рассеял, и положил конец той страшной богооставленности, которую смерть представляла собой до Его сошествия в ее недра. Действительно, мы находимся в тишине преблагословенной субботы, когда Господь почил от трудов Своих.
И вся Вселенная в трепете: ад погиб; мертвый – ни един во гробе; отделенность, безнадежная отделенность от Бога побеждена тем, что Сам Бог пришел в место последнего отлучения. Ангелы поклоняются Богу, восторжествовавшему над всем, что земля создала страшного: над грехом, над злом, над смертью, над разлукой с Богом…
И вот мы трепетно будем ждать того мгновения, когда сегодня ночью и до нас дойдет эта победоносная весть, когда мы услышим на земле то, что в преисподней гремело, то, что в небеса пожаром поднялось, услышим это мы и увидим сияние Воскресшего Христа…
Вот почему так тиха литургия этой Великой Субботы и почему, еще до того как мы воспоем, в свою очередь, “Христос воскресе”, мы читаем Евангелие о Воскресении Христовом. Он одержал Свою победу, все сделано: остается только нам лицезреть чудо и вместе со всей тварью войти в это торжество, в эту радость, в это преображение мира… Слава Богу!
Архимандрит Кирилл (Павлов)
Архимандрит Кирилл (Павлов)
Нынешний день стал некогда днем решительной и окончательной борьбы, борьбы не на жизнь, а на смерть между двумя царствами — царством тьмы и зла и царством добра и света. Сатана, посрамленный Иисусом Христом в пустыне, к настоящему времени успел распалить сердца врагов Спасителя самой сильной против Него злобой — до такой степени, до какой человек сам собою никогда не в состоянии и дойти.
Враги Христовы до того поддались влиянию духа злобы, что ярость их против Господа Иисуса вышла совершенно из границ не только умеренности и приличия, но и здравого смысла. Умер Христос на Кресте и похоронен; и, казалось бы, чего им еще нужно, когда они достигли своей цели? Но злоба их на этом не успокаивается, она и Умершему не дает покоя, оскорбляя Его, называя пред Пилатом льстецом и обманщиком, для уверения в чем и гроб Его утверждает печатью и приставляет к нему стражу.
Но гроб и стража не могли удержать Жизнодавца; тогда злоба людская прибегает к подкупу, дает страже деньги — только бы она не говорила правды, решается, таким образом, не только надругаться над правдою вообще и Божественною в особенности, но и вступить в прямую борьбу с нею. Дальше уже идти некуда: иметь все доказательства истинности Воскресения Христова и вместе с тем прилагать все усилия к тому, чтобы не допустить огласиться этой истине в народе, — что может быть гнуснее подобного поступка!
Пока злоба людская ругалась так над высшей правдою и любовью, в то самое время Сын Божий, Сын Девы, окончательно поражал исконного врага нашего — диавола — и всю темную силу его. Лукавый, услышав со Креста вопль Единородного: Боже Мой, Боже Мой! почто Ты Меня оставил? (Мф. 27, 46), в своем безумном ослеплении подумал: «Если бы Сей Иисус был Единородный Отцу, то Отец не оставил бы Его». Поэтому сатана уже торжествовал, предвкушая, что он вот-вот воспримет к себе на вечное жительство в преисподних ада и душу Сего Праведника.
Но пока он так ликует в своем омрачении и ослеплении, темницы ада вдруг освещаются и пред сатаной и всей темной силой является Единородный Сын Божий, соединенный с душой человеческой. Обомлела сила вражия, узрев Иисуса Христа, и поняла свою ошибку. Любовь Божественная восторжествовала наконец над злобою сатанинскою. Сатана, увидев себя и все свое полчище связанным, увидев и узников, выводимых из темницы в райские обители, сильно вострепетал и ужаснулся.
Страшно отселе для демонов имя Иисусово, невыносимо и нестерпимо для них знамение Честного и Животворящего Креста. Правда, и сейчас духи злобы обитают в воздушных пространствах и ищут, кого поглотить (1 Пет. 5, 8), но уже не как князи, а как разбойники. Они имеют влияние лишь на тех, кто добровольно им предается.
Воспоминая сегодня сошествие Спасителя мира во ад и изведение Им оттуда всех ветхозаветных праведников и самую победу над адом, мы должны, дорогие братия и сестры, радоваться, потому что ныне смерти празднуем умерщвление, адово разрушение, иного жития вечнаго начало. Мы должны всегда радоваться о Господе, потому что Христос — наше упование и наша надежда — и в этой, земной, жизни, и в Жизни Будущей, по неложному Его обетованию: Аз с вами есмь во вся дни до скончания века (Мф. 28, 20). Аминь.
Протопресвитер Александр Шмеман
Прот. Александр Шмеман
Великая Суббота — это день, соединяющий Великую Пятницу, т. е. тайну Креста, Страданий и смерти Спасителя с Светлым Воскресением — днем Его восстания из гроба, победы жизни над смертью. Многим непонятен смысл этого соединения, вся необходимость и духовное значение этого среднего дня. В сознании большинства верующих «важны» — Пятница и Воскресение, Крест и Пасха. Но два эти дня остаются как бы разобщенными. Есть. день печали и есть день радости, они полагаются рядом, и радость сменяет печаль. Но по учению Церкви, выраженном в ее литургическом предании, это не так. Церковь учит нас, что Христос «смертью смерть попрал», это значит, что сама Его смерть была спасительной, что в ней и через нее совершилось торжество победы над смертью. Иными словами, что еще до Воскресения совершилось нечто» благодаря чему печаль смерти не просто заменяется радостью Воскресения, но сама печаль претворяется в радость. И вот Великая Суббота и есть день этого претворения, день, в который совершается это прорастание победы, день, когда — до Воскресения — мы созерцаем смерть самой смерти. И все это выражено, больше того, все это действенно совершается каждый год в этой удивительной утрени, в которой вспоминаемое дается нам, действует в нас, становится для нас спасающим и преображающим настоящим.
Когда мы собираемся в храме, только что завершилась Великая Пятница. Это был день, когда мы вспоминали крестные страдания, смерть и погребение Спасителя, а также восстание на него всей злобы мира, поругание его людьми, хуление, глумление, предательство — все торжество зла над добром… Всеми службами Церковь подчеркивала нам не только всю действительность этих страданий, но также и весь ужас этого отвержения миром своего Господа, ничем не смываемый ужас распятия людьми Бога. «К своим пришел и свои Его не приняли…» И вот, посередине храма возвышается Плащаница — образ всего этого — и страданий, и одиночества, и отвержения и, наконец, смерти, как последней победы зла. «Положиша мя в рове преисподнем, в тени и сени смертней…».
Этот гроб, эта печаль Великой Пятницы — исходная тема утрени Великой Субботы. Она начинается, как надгробная служба, как плач над мертвецом. После пения погребальных тропарей и медленного каждения духовенство выходит к Плащанице. Мы предстоим гробу Господню и мы созерцаем Его смерть. Поется псалом 118 и к каждому стиху его припеваются особые «похвалы», в которых выражается ужас всей твари перед смертью Господа, сострадание, жалость, печаль. «О горы и холмы и человеков множества! Восплачитесь и вся рыдайте со мною. Бога вашего Матерью…» Но с самого же начала к этой первой теме — печали, ужаса и недоумения, прибавляется другая, которая звучит все сильнее и сильнее. Она выражена, прежде всего, в самом псалме 118 — «Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем…» Этот псалом поется у нас теперь только при погребении умерших и звучит поэтому как погребальный. Но в древности его пение составляло центральную часть воскресного бдения, и смысл его не печальный, а радостный. Это — один сплошной порыв любви к Закону Божьему, это значит — к замыслу Божьему о человеке и об его жизни. В соблюдении этого закона, в знании его, в вечном углублении в него — подлинная жизнь человека. «На пути постановлений Твоих я радуюсь, как о великом богатстве…». Христос есть образ совершенного соблюдения этого закона, ибо вся жизнь Его в одном исполнении воли Отца. Поэтому Церковь издревле разумела этот псалом, как слова Христа о Самом Себе, особенно же, как обращение Его к Отцу из сени смертной: «Посмотри, как я люблю повеления Твои, Господи… вступись в дело Мое, оживи Меня и избави Меня». Христос смерть принимает вольно, из послушания — как чашу, данную Ему Отцом. И начало Его торжества. Его победы именно в этом послушании и смирении до конца. Отец хочет этой смерти, Сын принимает ее, и это принятие есть вера в совершенство воли Отчей, в то, что и в отдаче Сына Единородного на смерть исполняется благой замысел Отца.
В чем же этот замысел? На этот вопрос отвечают «похвалы», вставленные между стихами псалма. Все явственнее, все сильнее в тему плача вступает и все громче звучит в ней другая тема — о смерти Спасителя как сошествии во ад и разрушении его. Адом («шеолом») называется в Библии место, где пребывают мертвые, это царство безнадежности и мрака и это тоже твердыня диавола, ибо торжество в мире смерти, которой Бог не сотворил, есть торжество греха и диавола («…грех вошел в мир, и грехом смерть». Рим. 5:12). Смерть царствовала в мире от Адама… (5:14), и весь мир стал ее царством, обрекся на тление, распад и увядание. Поэтому смерть есть последний враг (1 Кор. 15:26), и разрушить его державу и пришел Сын Божий. В этой встрече со смертью лицом к лицу был смысл того часа, про который Христос говорил, что «на сей час Я и пришел» (Ин. 12:27).
И вот Сын Божий сам спускается в смерть, вкушает смерть. В предании, у Отцов Церкви этот момент всегда описывается как некий поединок. Эта смерть должна была быть или последним и самым страшным торжеством диавола, или же его столь же решительным поражением. Внешне торжествуют смерть и зло: Праведника предают на Крест, Он умирает, оставленный всеми, позорной смертью. Он вкушает «ада». Но — и в этом весь смысл смерти Христовой — Тот, Кто умирает на Кресте, имеет Жизнь в Себе, т. е. имеет жизнь не как дар извне, а как Свою сущность, ибо Он Сам есть Жизнь и источник всей жизни: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков». Умирает человек Иисус, но этот человек есть Сын Божий. Как человек. Он может реально вкусить смерти, но в Нем смерти прикасается, в царство смерти вступает Сам Бог, Жизнь и источник жизни. В этом единственность, ни с чем не соизмеримое значение смерти Христовой: в ней — умирающий человек есть Бог, или, еще точнее. Богочеловек. Бог есть «Святой Бессмертный» и только в «неизменном, неслиянном, неразлучном и нераздельном» соединении Бога и человека во Христе человеческой смерти может вкусить Бог и ее изнутри разрушить и преодолеть. «Смертью смерть поправ…» Бог восхотел спасения человека не актом Своего всемогущества, не извне («или думаешь, что Я не могу теперь умолить Отца Моего, и Он представит Мне более, нежели двенадцать легионов Ангелов?» Мф. 26:53), не как насилие, хотя бы и спасительное, а в той любви, свободе и вольном отдании Себя Богу, для которых Он сотворил человека. Поэтому спасение совершается Богом в соединении с человеком, в Богочеловеке Иисусе. В Нем человек восстанавливает то послушание, ту любовь, ту полную самоотдачу Богу, которые были попраны в грехе. В нем изживается все зло, все грехи, все измены человека: «Он мучим был за грехи наши» — «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни…» И чтобы это спасение, это восстановление «образа неизреченные Славы», каким создан был человек, было полным, нужно было, чтобы и смерть была не просто уничтожена Богом, но изжита и разрушена, преодолена изнутри, чтобы было воочию явлено, что она есть «жало греха», и чтобы это жало было разрушено и уничтожено человеком же. «Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых» (1 Кор. 15:21). Христос принимает смерть, отдается смерти вольно; про жизнь Свою Он говорит: «Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее» (Ин. 10:18). И отдает ее не без борения: «и начал ужасаться и тосковать…». Здесь исполняется совершенная мера Его послушания, Его самоотдачи, здесь разрушается прежде всего нравственная основа смерти, как «жала греха». Христос действительно до конца живет Божественной жизнью. Богом, как Жизнью, и вот эта Жизнь преодолевает смерть, разрушает ее, ибо смерть и есть отказ от Жизни, недостаток Жизни, распад существования, оторвавшегося от единственного источника Жизни… В смерти Христовой, потому что она сама есть не что иное, как совершенное послушание, совершенная любовь, совершенная отдача себя Богу («Отче! в руки Твои предаю дух Мой…» Лк. 23:46) совершается смерть самой смерти: «смертью смерть поправ».
Священник Георгий Чистяков
Священник Георгий Чистяков
Пост пока не прекращается, но Пасха уже наступила. Странное чувство охватывает в это время, наверное, каждого. Странное, ибо радость в нём смешивается с болью, сливается с нею воедино. Смешивается так, что уже не знаешь, чего же здесь больше — радости или горя, торжества или боли, печали или света. Но это и есть настоящая Пасха Христова. Не тот фольклорный праздник, который выливается на улицы и наполняет их безудержным весельем и ликованием, а удивительный миг прикосновения к тайне.
Об этом в своём «Толковом Типиконе» писал проф. М. Скабалланович, подчёркивая, что для христиан первых веков Пасха была «полупечальным, полурадостным торжеством, иначе сказать — настолько же радостным, насколько печальным». Встречалась она строгим постом. Скабалланович показывает, что и сегодня богослужебный чин не противопоставляет радость печали, но синтезирует плач у Креста с радостью о Воскресшем в одно парадоксально единое целое.
Атмосфера Страстной седмицы далека от абсолютного мрака. Так, в чин Погребения включается пение воскресных тропарей «Ангельский собор удивися», где прославляется Воскресение. Но и Пасха не чужда боли: в, казалось бы, чисто пасхальном гимне «Воскресение Христово видевше» далеко не последнее место занимают слова о поклонении Кресту, попавшие сюда, конечно, из чинопоследования Великой пятницы.
Слова «Кресту Твоему поклоняемся, Христе, и святое Воскресение Твое поем и славим» из греческого гимна Воскресшему практически дословно совпадают с латинским чином поклонения Кресту — Сrисеm Тuam аdоrаmus. При этом в латинском песнопении, которое звучит в Пятницу во время Крестного пути, последние слова говорят уже не о боли, а о радости, которая через крест приходит в мир.
Здесь, без сомнения, есть над чем задуматься. Латинский чин поклонения Кресту почти полностью включается в греческий воскресный гимн, поющийся в православных храмах не только в пасхальную ночь, но и каждую субботу во время всенощной. Боль Страстной пятницы не исчезает в миг Его Воскресения, а только преображается или переосмысляется, но продолжает жить в нас и, быть может, даже становится сильней и пронзительней…