Александр Архангельский
У каждого поколения должен быть свой детский писатель, который говорит на языке этого поколения, помещает героя в те обстоятельства, в которые может себя представить помещенным это поколение. Но это можно делать талантливо и конъюнктурно, как, например, Анатолий Алексин в советское время, можно талантливо и почти без конъюнктуры, как это делали Виктор Драгунский и Николай Носов, а можно так, как будто дети в любую эпоху остаются просто детьми, и никакой идеологии не существует в принципе.
Это очень трудно. Даже такой крупный писатель, как Анатолий Рыбаков, в «Бронзовой птице» и «Кортике» без идеологии не обошелся. А такой великий писатель, как Аркадий Гайдар, на каркасе этой идеологии построил всю свою выдающуюся и мрачноватую прозу.
Владислав Крапивин сумел рассказать о конфликтах этических, человеческих, поколенческих, возрастных, окружив их романтическим ореолом. Конечно, есть школа, есть пионерская организация, но не они важны. Это просто фон жизни. Крапивин сумел пройти узкой тропинкой, когда он создает приключенческую литературу, но приключения — это форма для проявления характера героя.
Он помещает действие в романтические декорации, это уже ясно по названиям. «Табакерка из бухты Порт Джексон», «Та сторона, где ветер», «Трое с площади Корронад», «Рейс “Ориона”», «Мальчик со шпагой» — уже сами названия говорят, что это истории про подростков, попадающих в необычные обстоятельства, удаленные от их обыденного мира.
Что существенно — это проза, написанная писателем, живущим не в Москве и не в Ленинграде. В советская время главная литературная конкуренция на поле детской литературы разворачивалась между ленинградским изданием «Костер» и московским журналом «Пионер». А тут — писатель из Свердловска, а там был только один журнал «Уральский следопыт», где он и работал. То есть, само название журнала подсказывало путь.
И вот так звезды сошлись — когда талантливый человек, живущий за пределами столиц, работающий в журнале, который толкает его на путь приключенческой литературы, стал раскрывать себя в качестве детского писателя, помещающего героев в современность, но за пределами идеологических рамок. Он не воюет, не диссидентствует, но ведь и дети не диссиденты.
Дети — всегда борцы за справедливость. И Крапивин вместе с детьми боролся за справедливость. Он делал то, что делали его герои. Боролся за право ребенка считать себя личностью. За право проявить свои лучшие качества в тяжелых обстоятельствах. За право не считаться с тем, что от тебя в обязательном порядке ждут родители, школа, а считаться только с тем, что ты ждешь от себя сам.
Неслучайно он так дружил с великим советским педагогом Симоном Соловейчиком, для которого основополагающей идеей в педагогике было воспитание в человеке двух основных качеств: свободы и совести.
Все это позволило Владиславу Крапивину перешагнуть границы советской литературы. Ведь когда эта литература закончилась, большинство сюжетов стало отмирать сами собой. Сегодня очень тяжело объяснить детям, про что написан «Кортик», что там за такая страшная «военная тайна», которая ставит ребенка перед выбором между жизнью и смертью. А у Крапивина конфликты понятные, потому что они вечные. Меняются подробности, меняются декорации, но сами конфликты — навсегда.
Поэтому он писал и в 90-е, и в нулевые, и в 10-е годы. И разрывал со своим любимым Свердловском, и уезжал в Тюмень, где ему создали музей, и вновь возвращался в Екатеринбург. Так он и остался провинциальным — в самом высоком смысле провинциальным — русским писателем с большой буквы.
