Священномученик

 Имя священномученика Илариона (Троицкого), Епископа Верейского, нераздельно связано с именем Патриарха Тихона. Он был одним из главных его помощников в деле управления Церковью в трудный период гонений на Православие и обновленческой смуты. Как и Священномученик Серафим (Чичагов), владыка Иларион сохранил верность Патриарху, и это обратило против него гнев властей. Его так же ожидали ссылки, лагерь, тюрьма и преждевременная смерть. Но все то, с чем трудно смириться, принять, послужило к его прославлению. В нечеловеческих условиях Соловецкого лагеря владыка Иларион для тысяч заключенных был примером мужества, честности и доброты. Внешние обстоятельства не имели над ним власти, но от его присутствия менялись многое:  соузников он ободрял, окружавших его священников побуждал быть более требовательными к себе; лагерная шпана вдруг резко меняла тон, а конвойные и даже лагерное начальство, помимо воли, выказывали к нему уважение. В арестантской одежде, лишенный прав, он оставался Князем Православной Церкви…

Не преклонив главы

…Тяжелая  тишина стояла в бараке. Нехотя, принужденно люди выстраивались один за другим в шеренгу от стены к стене. Были среди них и священники. По всему лагерю на пересыльном пункте в Кеми прозвучал приказ: в момент похорон Ленина почтить его память молчанием в течение пяти минут…В «строе» не было только Троицкого и еще одного заключенного. Оба продолжали лежать на нарах, несмотря на увещающие голоса: «Все-таки, великий человек… влетит вам, если узнают». Тому, второму, было бы страшно, но, глядя на владыку, спокойного, как обычно, не поднялся и он. Чудом миновали «расхода», а не встали. А потом негромко, но отчетливо прозвучало слово: «Подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество».

На  Соловках епископ Верейский был фигурой заметной. По свидетельству Б. Ширяева, к нему одинаково тянулись все. Не только духовенство, профессора, актеры, военные, даже шпанята, «отогревались» возле него, будто давно его знали. Никакого различия в обращении с людьми разных состояний у владыки не было. Он с каждым был приветливым, совершенно естественным, как с равным. В перерывах его можно было увидеть дружески прогуливающимся рука об руку с кем-нибудь из «профессионалов в законе», которого он с интересом расспрашивал об его обстоятельствах и о «специализации». Оказавшийся вместе с ним в заключении священник Павел Чехранов вспоминал, что «многие видели в нем духовного отца, а в отношении душ, уже отравленных неверием, он был миссионером».

Простая манера общения и сама внешность владыки Илариона,  высокий рост, широкие плечи, открытое ясное лицо, на всех без исключения оказывали действие облагораживающее. Борис Ширяев так описал его исключительное положение среди заключенных:

«Силе, исходившей от всегда спокойного, молчаливого владыки Илариона, не могли противостоять  и сами тюремщики: в разговоре с  ним они никогда  не позволяли себе непристойных шуток, столь распространенных на Соловках, где не только чекисты-охранники, но и большинство уголовников считали какой-то необходимостью то злобно, то с грубым добродушием поиздеваться над „опиумом“. Нередко охранники, как бы невзначай, называли его владыкой. Обычно — официальным термином „заключенный“. Кличкой „опиум“, попом или товарищем — никогда, никто».

«Подсудимый революции»

В числе ближайших помощников Патриарха  Тихона владыка Иларион оказался неслучайно. Один из самых образованных иерархов Русской Православной Церкви, уже через три года после окончания Духовной академии, в 1913-м, он принимает постриг в скиту Троице-Сергиевой Лавры, желая всю жизнь без остатка посвятить пастырскому служению. До революции его знали как автора фундаментального труда «Очерки из истории догмата о Церкви», он приобрел большой авторитет и как богослов, и как преподаватель Духовной школы. На его проповеди люди приходили специально. В те годы он по праву считался одним из лучших проповедников.

Обширные  исторические и богословские познания сделали его убежденным сторонником восстановления Патриаршества. Его яркое выступление на Соборе 1917 г. сыграло заметную роль в избрании Предстоятеля Церкви:

«Хочется мне обратиться ко всем, кто почему-то считает еще нужным возражать против патриаршества. Отцы и братие! Не нарушайте  радости нашего единомыслия! Зачем вы берете на себя неблагодарную задачу? Зачем говорите безнадежные речи? Ведь против церковного сознания боретесь вы. Бойтесь, как бы не оказаться вам богоборцами! Мы и так уже согрешили, согрешили тем, что не восстановили патриаршество два месяца назад, когда приехали в Москву и в первый раз встретились друг с другом в Большом Успенском соборе. Разве не было кому тогда больно до слез видеть пустое патриаршее место?…А когда мы прикладывались к святым мощам чудотворцев Московских и первопрестольников Российских, не слышали ли мы тогда их упрека за то, что двести лет у нас вдовствует их первосвятительская кафедра?»

К тому времени у владыки Илариона был уже и опыт свидетельства. Первый раз его арестовали в марте 1919-го. Заключение продлилось три месяца. Прошло немного времени и последовала ссылка в Архангельск сроком на один год. Арестовали его менее чем через два года после епископской хиротонии * . По возвращении из ссылки он был возведен Патриархом в сан архиепископа, и уже навсегда попал в категорию «политически неблагонадежных».

Главной причиной для возбуждения обвинений против епископа Верейского было то, что он занимал твердую позицию в отношении незаконного обновленческого раскола. В течение года по поручению Патриарха он вел переговоры с уполномоченным ОГПУ по церковным делам, отстаивая право Церкви руководствоваться во внутренней жизни каноническими правилами; составляет и редактирует патриаршие послания, выступает с критикой обновленцев.

Борьба  с обновленчеством достигла наивысшей  точки в 1923 г, когда произошло «сражение» за Сретенский монастырь.

5 июля 1923 года под праздник Владимирской иконы Божией Матери владыка Иларион служил в монастыре, захваченном обновленцами, всенощное бдение. Изгнав обновленцев, он заново освятил собор великим чином, присоединив старинную обитель к Церкви. На следующий день в Сретенском служит Патриарх Тихон. Тогда же Патриарх назначил владыку Илариона настоятелем монастыря.

За  июльскими событиями последовали  заявления лидеров обновленческого раскола о «контрреволюционной деятельности» Предстоятеля церкви и его помощника. В сентябрьском номере «Известий» Антонин (Грановский) называл Патриарха Тихона и владыку Илариона «подсудимыми перед революцией».  И вскоре «подсудимый» епископ был приговорен к трем годам лагерей.

Цена  верности

 При всех невзгодах заключения в Соловецком лагере, дышалось там, все-таки, легче, чем «на материке»: меньше было возможности встретить двурушничество. Соузниками владыки оказались многие православные священники, сохранившие верность Патриарху Тихону.  И для них его опыт и личные качества оказались незаменимы.

Владыку неизменно выбирали «делегатом» для проведения переговоров с лагерным начальством по особым случаям. Обычно отказов не было. Ему удалось добиться перевода в 6-ую роту духовенства и перевести большую часть священников на хозяйственные работы, а когда начальство имело возможность убедиться в их высокой исполнительности и честности выговорить некоторые послабления режима и отстоять волосы и бороды священнослужителей.

К «высоким должностям» в лагерной иерархии владыка не стремился. Предложения лагерной администрации отклонял, оставаясь, по-прежнему, «бригадиром рыболовецкой артели».

В «Неугасимой лампаде» Борис Ширяев рассказал о христианском подвиге владыки Илариона. Однажды, когда начальник лагеря, Сухов, по удали вышел в море и оказался отрезан от берега полосой шуги, – рыхлого и острого льда, способного расплющить небольшое судно, – епископ Верейский, несмотря на растерянные протестующие крики охраны, с командой добровольцев отправился следом, «на спасение душ человеческих». Два раза прошли они через шугу, и привезли в лагерь насмерть перепуганного дрожащего Сухова. Редкий случай, когда охране донести о «неповиновении» не пришлось: «начальство» оказалось вне сообщения. Потрясенный случившимся Сухов чуть позже обнаружил перед невольным свидетелем пробившуюся веру в Промысел Божий перекрестился в Пасху возле расстрелянного им самим распятия.

Лето 1925 г. определило дальнейшую судьбу владыки Илариона. Из лагеря его отправили в Ярославскую тюрьму. Здесь сотрудники ГПУ пытались склонить его на сторону григорианского раскола. Обещали свободу, возможность вернуться в Москву. Предложение об измене владыка отверг. Агент ГПУ «участливо» осведомился тогда о сроке его приговора, и, услышав ответ, прибавил: «Три года? Для Илариона три года?! Так мало?» Ценой «несговорчивости» владыки стал добавленный ему срок,…равный предыдущему.

В лагере было проще: «по эту сторону» – свои, «по ту сторону» – начальство, охрана. И «та сторона» иногда на удивление обнаруживала черты человеческие. В 1926 г. владыка сумел добиться у начальника лагеря Эйхманса разрешения служить пасхальную службу. В ветхом кладбищенском храме, не вмещавшем даже духовенство, звучала соборная молитва. Крестный ход, объединивший всех, кто стоял вокруг на кладбище, вышел на улицу. Б. Ширяев написал и об этом:  «…с победным, ликующим пением о попранной, побежденной смерти шли те, кому она грозила ежечасно, ежеминутно… Ликующий хор «сущих во гробех» славил и утверждал свое грядущее, неизбежное, непреодолимое силами зла воскресение». – Что владыке были Соловки? Для него и там была Пасха.

…В 1927-м его привезли в Москву, где архиепископ Григорий просил его возглавить созданный им «высший церковный совет», но и на этот раз он остался непоколебим: «Я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю».

Тогда же, в 1927 г., уже на Соловках владыка сумел собрать вокруг себя пятнадцать епископов, и все они единодушно постановили сохранять верность Православной Церкви, возглавляемой в то время уже митрополитом Сергием (Страгородским).

К свободе

 В 1929-м удвоенный срок закончился. Но отпускать владыку не думали. Осенью он получил еще три года ссылки на поселение в Алма-Ате. На этапе – от одной тюрьмы до другой – его обокрали, в поезде он заразился сыпным тифом, и в ленинградскую тюремную больницу он прибыл уже обессиленным. Во время болезни владыка повторял в полусознании: «Теперь я свободен, никто меня не возьмет».

…Склонившийся над ним врач сказал, что кризис миновал, и он может поправиться, а через несколько минут архиепископ Иларион скончался.

Митрополит  Серафим (Чичагов), занимавший тогда ленинградскую кафедру, добился разрешения предать его тело погребению. Во время отпевания в церкви Новодевичьего монастыря, в белом митрополичьем облачении, лежал совершенно изможденный седой старик. Одна из родственниц, взглянув ему в лицо, упала в обморок. Было ему перед смертью только 43.

В 1999 г. Священномученик Иларион прославлен в Церкви в сонме новомучеников  и исповедников Российских. Мощи его были обретены нетленными (даже облачение сохранилось в сырой петербургской земле, не утратив чистоту мученических одежд). Теперь они почивают в Москве, в Сретенском монастыре – в одном из тех важных для нас мест, где особенно ясно чувствуется, что истина одна, и далеко не все равно, как и во что верить.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.