Е. В. Белякова, Н. А. Белякова
В 1884 году Гессенская принцесса Элла вышла замуж за брата государя Александра III, великого князя Сергия Александровича. В Россию она пришла уже с высокими христианскими традициями семьи родителей — дочери английской королевы Виктории Алисы и великого герцога гессенского Людвига. Еще ребенком она вместе со своими родными регулярно посещала больницы.
Через 7 лет после свадьбы она приняла православие, что было для нее глубоко продуманным шагом. Уже в 1892 году она создает благотворительное общество помощи детям бедных матерей, получившее название «Елисаветинское общество». Комитеты общества были созданы при 224 московских приходах. Елизавета Федоровна возглавила и Дамский комитет Красного Креста. С начала русско-японской войны она организовала Особый комитет помощи воинам. Ей пришлось занимать более 150 почетных должностей в разных организациях.
После гибели мужа в 1905 году великая княгиня делает следующий шаг в делах милосердия, решаясь изменить свой образ жизни: 10 февраля 1909 года в Москве была открыта Марфо-Мариинской обитель милосердия, ставшая основным делом ее последующей жизни. Елизавета Федоровна стремилась к объединению двух способов служения: монашеского и сестер милосердия.
Брат Елизаветы Федоровны Эрнест в своих мемуарах писал, что Элла годами наблюдала жизнь русских монахинь и пришла к заключению, что монахини в монастырях, кроме рукоделия, никакой другой практической работой не занимаются, а сестры милосердия настолько свободомыслящие, что многие к ним относятся отрицательно. Поэтому она решила основать нечто среднее между монастырем и учреждением сестер милосердия1. Как недостаток в деятельности обителей сестер милосердия Елизавета Федоровна отмечала тот момент, что в них очень много зависит от личной настроенности руководства и самих сестер и «вся сила полагается в практических занятиях по уходу за больными и прочих видах благотворения, мало сознавая истину учения Христа Спасителя о недугах греховных как причинах недугов телесных и всякого страдания и зла. По этой же причине забыт и путь истинных врачей в подвигах святых целителей и истинных сестер милосердия, явленный в диаконисском служении»2.
Елизавете Федоровне был хорошо известен западно-европейский опыт диаконис, который широко освещался и в русской церковной прессе. О необходимости использовать этот опыт привлечения женщин в деле внутренней миссии было заявлено на Предсоборном Присутствии 1906 года в докладе протоиерея А. П. Мальцева, настоятеля Берлинского кафедрального собора, «О внутренней миссии за границей, в том числе и диакониссах как одном из органов этой миссии»3. Протоиерей Мальцев подробно рассказывал о вкладе приходских священников Швейцарии, Норвегии, Австрии, Англии, Италии, Греции в служение наименее обеспеченным слоям населения, организации приютов, школ. Мальцев отмечал, что православной Церкви следует усвоить те здравые и полезные идеи, которые на Западе принесла реформация, например, систематизацию христианской благотворительности.
Протоиерей Мальцев сообщал об активном участии женщин в деле благотворительности, которые по сходству своего служения со служением в Древней Церкви получали название диаконис. Он считал важным то, что «сестры, поступающие из всех сословий на это служение ближнему, отнюдь не связываются никакими ни вечными, ни временными монашескими обетами безбрачия, добровольной нищеты или бедности». А. П. Мальцев считал, что «освобождение от обязательности этого рода обетов, особенно обета безбрачия, даваемого нередко без совершенного знания жизни, создало бы и у нас, среди женских обителей, целый класс таких самоотверженных тружениц для великого служения делу любви и ближнему у постели бедных больных женщин, беспризорных и заброшенных детей и т.д., который мог бы широко раскинуть сеть своей деятельности на глухие деревни и села, чтобы заменить усталую и больную мать, поддержать престарелых и наблюсти сирот… Не подлежит сомнению, что с возрождением “прихода”, с восстановлением церковной общины, все подобные учреждения получат необычайный подъем и развитие, чем поднимется и общественное значение Церкви, в которой дело любви должно иметь значение не меньшее, чем дело веро-и-нравоучения»4.
В Предсоборном Присутствии обсуждалось и другое ходатайство о восстановлении древнего чина диаконисс. Оно исходило от игуменьи Леснинской общины Екатерины5. Лесниннская община была создана в Седлецкой губернии Западной России (ныне Польша) в 1884 году архиепископом Леонтием в целях укрепления православия в униатском крае. Настоятельница мать Екатерина была энергичной и одаренной женщиной, имела медицинское образование и вместе с сестрами общины ухаживала за больными крестьянами. Позднее она организовала школу для детей, где учились 80 детей всех вероисповеданий. Игуменья также выступала за восстановление института диаконис, считая, что благодаря этому институту можно будет решить ряд социальных задач, именно это служение привлечет образованных женщин, которые раньше не шли в монастырь. Игуменья писала: «Вследствие установившегося понятия о монашестве как о жизни узкоэгоистической, имеющей целью спасение собственной жизни через подвиг поста и молитвы, оно находится в полном отчуждении от мира… Немногие интеллигентки, попадающие по каким-либо особенным причинам в монастырь, совершенно потеряны для просвещения общества: неподготовленные к сему, они решительно никакого воздействия на мир не имеют»6.
Женщины могли поступить в созданную Елизаветой Федоровной обитель на определенный срок, после которого они решали, остаться им в обители или выйти из нее. Для того, чтобы иметь возможность оказывать медицинскую и психологическую помощь нуждающимся, сестры обители в обязательном порядке получали медицинское и религиозное образование.
Благодаря авторитету ее высочайшей создательницы обитель быстро росла и открывала новые благотворительные заведения. Как писала Елизавета Федоровна в отчете о деятельности обители за 1910 год, «все виды благотворительности возникли при обители сами собой из тех просьб о помощи, с надеждой на которую ежедневно обращаются в обитель бедные, больные и беспомощные. Эти просьбы требовали и требуют одних посетить на местах их жительства, чтобы воочию увидеть размер нужды и определить потребную помощь, других лечить и кормить, третьих спасать из той ужасной обстановки, среди которой они очутились, дабы дать возможность нравственно окрепнуть и поучиться элементарной грамотности и тому, что должно знать каждому православному христианину. Приходя с посильной помощью этой нужде, обитель постепенно открывала и расширяла служение больничное, школьное и миссионерское, если позволительно так выразиться, разумея под ним то служение святой Церкви, которое несут сестры при посещении домов… не ради лицезрения чужой бедности, иногда вопиющей и ужасной, а ради желания утешить и обласкать чем можно по-братски, похристиански бедного, больного и беспомощного ради примера святых жен-мироносиц и святых подвижниц-диаконисс, которые сами шли к страждущим и заблуждающимся, неся им радость святого благовестия… В одной только Москве насчитывается до 100 тысяч семейств бедняков и до 40 тысяч детей, нуждающихся в общественном призрении… Поэтому посещение сестер принимает само собой характер внутренней миссии, на каковую сестры и посвятили себя, произнесши обеты служения Господу и святой Церкви, ибо, нашедши погибающую душу, послужить спасению ее есть великое дело христианского милосердия и истинный образ ее»7.
Таким образом, вопрос о видах служения, о формах помощи был для сестер обители не предметом теоретизирования, а возник из глубокого понимания российской действительности. Елизавета Федоровна видела контраст между красотой православной традиции и нечувствительности православного мира к горю и нужде ближних. Отсюда и стремление найти формы, адекватные времени.
Сестры обители начали носить особую одежду, и над ними совершали чин посвящения в «крестовых сестер», составленный епископом Дмитриевским Трифоном (князем Туркестановым). 10 апреля 1910 года великая княгиня Елизавета Федоровна была возведена в сан настоятельницы. От имени Марфо-Мариинской обители она обращается с просьбой в Синод: «Дать наименование и звание сестрам этой обители — сестер диаконисс»8. Основательница обители прекрасно понимала, что статус обители держится только на ее личном авторитете, и хотела закрепить в церковном сознании правомочность существования обители: «Это начинание должно занять “определенное место” в Церкви, иначе оно так и будет колебаться и после моей смерти, кто знает, скорее всего будет преобразовано в монастырь или святую общину»9. Елизавета Федоровна не считала нужным восстанавливать литургический аспект служения диаконисс в Древней Церкви, «ибо условия самой церковной жизни изменились. Хиротония древних диаконисс вызывалась участием их при крещении взрослых женщин, а равно участием в оглашении крещаемых и тем древним способом причащения, когда женщина могла входить в алтарь. В настоящее время в этом нет надобности, надобность же есть в том служении древнего диаконата, которое выражалось в проповеди веры Христовой, в церковном благотворении от лица Церкви и ради Христа»10.
Разумеется, это начинание сразу повлекло обвинение в протестантизме. Но Елизавету Федоровну поддерживал митрополит Московский Владимир (Богоявленский), который также обратился с ходатайством в Синод о присвоении сестрам Марфо-Мариинской обители именования диаконисс. Устав Марфо-Мариинской обители был разослан на отзыв профессорам-канонистам Алексею Афанасьевичу Дмитриевскому и Илье Степановичу Бердникову.
Сохранилась переписка Елизаветы Федоровны с профессором Санкт-Петербургской духовной академии А. А. Дмитриевским. В ответ на письмо Елизаветы Федоровны Дмитриевский заявил о своей полной поддержке и желании разделить диаконис на два класса:
1) на диаконисс-сестер, не посвященных и клиру не принадлежащих и могущих оставлять общину и даже выходить замуж, и
2) на диаконисс в собственном смысле, которые принадлежат к клиру и получают хиротонию»11.
Елизавета Федоровна объясняла А. А. Дмитриевскому в следующем письме, почему она настаивает только на служении «диаконисс-сестер»: «По правде сказать, я совсем не стою за вторую степень, времена теперь не те, чтобы давать женщинам право участвовать в клире, смирение достигается с трудом и участие женщин в клире может внести в него неустойчивость. Ведь уже и был вопрос (в древности) о том, что они хотели сами крестить? Мне же достоверно известно, что когда шла речь о восстановлении диаконисс, многие церковные люди именно смущались рукоположением их и участием в клире, тогда как сущность дела остается та же: диакониссы-сестры делают те же дела милосердия, что и рукоположенные диакониссы. Когда я составила свой устав и показала его многим церковным людям и Иерарху, то они прямо одобрили именно то, что диакониссы не будут в клире, а вместо рукоположения — мантия. Да и в самом деле, поработавши в служении делу милосердия под руководством и покровом Церкви много лет, отрадно иметь возможность посвятить последние годы своей жизни аскетическому молитвенному подвигу вдали от мирской суеты… Если же будущий Собор Русской Церкви признает необходимым восстановление института диаконисс полностью, я, как верная дочь Церкви, готова подчиниться, но это отнимет у нас — усталых тружениц — светлый маяк, т.е. соединение с Богом уже на этой земле в ожидании Вечности»12.
Сохранился также доклад Святейшему Синоду А. А. Дмитриевского «О диакониссах», в котором давался обзор канонов, регламентирующих существование диаконисс, о способе их посвящения.
Литургист считал важным полное восстановление чина диаконисс для посвящения в него с обетом женщин после 40 лет, которые «уже хиротонисуются по чину древнехристианской Церкви, который сохранился в рукописях, и получают установленный крест диаконисс. Как лица, испытанные продолжительным искусом, они избираются на все ответственные должности в обители, несут послушания в храме и алтаре, прислуживая священнослужителям, и посылаются в качестве доверенных и честнейших жен надзирательницами и наблюдательницами за диакониссами первого разряда»13.
Дмитриевский считал правильной идею восстановления статуса диаконисс, поскольку «восстановленный институт диаконисс избавляет вступающих в него тяжелых клятвенных обещаний, требуемых чинами монашеского пострижения, и несения суровых подвигов самоотречения и самоограничения с обязательством не вкушать мясной пищи даже в дни, дозволенные уставом церковным — все это, несомненно, обещает в будущем живучесть этому институту и широкое распространение его особенно среди православных христиан интеллигентных классов»14.
Однако рассмотрение в Синоде 9 ноября 1911 года не было благоприятным, хотя Синод и постановил: «Старшим сестрам Марфо-Мариинской обители, уже посвященным по особому церковному чину и давшим обет диаконисского служения на всю жизнь, усвоить искомое звание… Вопрос же о восстановлении древнего женского служения в Православной Церкви следует разрешить на предстоящем Поместном Соборе»15. Особое мнение высказал митрополит Антоний Вадковский, считавший необходимым отложить решение до Поместного Собора, а епископ Гермоген (Долганев)16 признал постановление Синода антиканоничным17. Дело было передано на рассмотрение императору Николаю II, и он вынес резолюцию: «Всецело разделяю особое мнение митрополита Петербургского Антония»18.
Таким образом, дело было оставлено на рассмотрение Собора, а чин Марфо-Мариинской обители был признан незаконным. Марфо-Мариинская обитель попрежнему имела статус обители милосердия.
Эта неудача не остановила Елизавету Федоровну. Община продолжала свою многоплановую деятельность. Среди направлений — издание книг для детей, а также издание иллюстрированных книг, в изготовлении которых принимала участие Елизавета Федоровна, издание открыток. Особая тема — деятельность Елизаветы Федоровны и ее обители во время Первой мировой войны, помощь раненным, воинам и пленным.
Поместный Собор, открывшийся в августе 1917 года, должен был рассмотреть и вопрос о диакониссах. Этот вопрос стоял в повестке дня Отдела о церковной дисциплине. Председателем Отдела был митрополит Владимир Богоявленский. Владыка подготовил для Отдела доклад о восстановлении чина диаконисс, но мученическая кончина в январе 1918 года прервала его деятельность. Члены Отдела рассматривали текст этого доклада как завет убитого.
В докладе митрополит Владимир давал и свою оценку Марфо-Мариинской обители : «Такие рассадники и общежития (парфеноны и дома диаконис) существовали и в Древней Вселенской Церкви, они появляются и в наше время… В настоящее время вот в этой нашей первопрестольной столице уже на наших глазах возникала подобная обитель милосердия, основанная и руководимая одной из тех Божиих избранниц, которые много скорбным путем крестным из царских чертогов снисходили в смиренные кельи предавших себя Богу подвижниц. Я разумею МарфоМариинскую обитель, которая действует по особому, утвержденному Св. Синодом уставу, близко подходящему к монастырскому и находится под руководством Московского митрополита… Проводя жизнь при монашеском режиме, в труде и молитве и в поучении Слову Божию, сестры этой обители являются всюду, где скорбь и болезни, где несчастье и горе, где бедность, нужды и лишения, являются во имя Христово, как тихие ангелы-утешители и с посильной помощью и с словом утешения. О, даруй Господи, чтобы такие учреждения умножались и развивались в других местах нашей страждущей России. Они могли бы послужить прекрасными подготовительными учреждениями, откуда могут выходить по достижению сорокалетнего возраста опытные и благонадежные диакониссы на служение в наших православных приходах, на служение не в качестве только помощниц пастырям Церкви в миссионерско-просветительном, воспитательном и благотворительном деле»19.
Отдел «О церковной дисциплине» рассматривал вопрос об учреждении чина диаконисс после гибели своего председателя и после ареста основательницы обители диаконисс на третий день Пасхи 1918 года20, а затем мученической гибели в шахте Алапаевска.
И однако именно устав ее обители, написанный духовником обители священником Митрофаном Сребрянским, был положен в основу подготовленного Отделом доклада о восстановлении чина диаконисс21. Доклад так и не был вынесен на Поместный Собор, так как Собор был вынужден прекратить свою работу.
Но начинание Елизаветы Федоровны имело продолжение. Изучение следственных дел дает новые материалы о деятельности диаконисс.
Уже сейчас уфимской исследовательницей Н. П. Зиминой22 выявлены как архивные документы, так и показания современников о том, что и в Ташкенте, и в Уфе в 20-е годы было несколько женщин в чине диаконисс. По-видимому, их поставление и деятельность связана с деятельностью Андрея, епископа Уфимского. Известно о деятельности диакониссы Фивы (Романовой) по организации помощи заключенным. Следственное дело епископа Аввакума (Боровкова), тайно рукоположенного епископом Андреем, содержит Положение о диакониссах, выработанное в Уфе. Женщины продолжали дело христианского служения и в страшных условиях гонений.
Поиск новых форм служения, начатый на рубеже веков, стал особенно актуален в условиях войн и революций.
Еще в 1915 году в Москве под председательством Елизаветы Федоровны прошло совещание настоятельниц женских монастырей для решения вопроса о расширении помощи жертвам войны23.
В 1918 году в Москве был создан кружок православных женщин, считавших, что необходимо объединить разрозненную работу женщин на приходах: «Часто в одном приходе не знают, что делается в соседнем, повторяют ошибки, сделанные другими, не пользуются добытым опытом». В заявлении, подписанным 17 женщинами и представленном в Совет объединенных приходов Москвы, женщины предлагали одобрить создание Союза православных женщин и оповестить через настоятелей церквей и приходские советы о возникающем Союзе. 24 июня было назначено первое общее собрание православных женщин для выборов правления Союза. Совет объединенных приходов Москвы поддержал эту идею24. 24 июня состоялось открытие Союза в Соборной палате Епархиального дома. Заседание было открыто А. Д. Самариным, председателем Совета объединенных приходов, затем выступил член Собора П. И. Астров.
М. Н. Кривоблоцкая разъяснила смысл и основы деятельности Союза, рассказав что мысль об его образовании возникла у слушательниц курсов И. М. ИванцоваПлатонова. Как сообщает источник, «М. Н. Кривоблоцкая высказала пожелания, чтобы работа женщин протекала по указаниям пастырей Церкви, чтобы она была проникнута духом кротости, любви и подчинения, отнюдь не нося в себе признаков борьбы или осуждения, даже если бы для такового и было место. Как основу взаимных отношений членов Союза М. Н. указала христианское “сестринство”, равенство всех работниц Союза, независимо от их общественного, материального положения и образовательного уровня»25 . В докладе С. Д. Самариной были намечены отделы Союза, отражавшие направление работы: 1) сбора сведений о работе женщин в приходах; 2) отдел детского воспитания; 3) отдел обучения и религиозно-нравственного просвещения женщин; 4) отдел сбора книг и библиотечный; 5) отдел помощи нуждающимся пищею и одеждой; 6) отдел помощи заключенным за исповедание веры; ж) отдел разведения шелковичных червей «как лекого, доступного и удобоприменимого в церковных оградах и садах и в то же время важного по большому спросу на шелковичные коконы»26.
О том, что Отдел помощи заключенным начал активную работу, свидетельствует документ из канцелярии патриарха Тихона:
Постановления патриарха Тихона и Высшего Церковного Совета.
24 апреля / 7 мая 1919 года.
СЛУШАЛИ: Отчет Союза Православных Женщин в Москве о деятельности Отдела помощи заключенным в тюрьмы с 16 июля 1918 г. до последнего времени. Отдел оказывал помощь заключенным и деньгами, и продуктами, и бельем и платьем, и книгами для чтения.
ПОСТАНОВЛЕНО: Приняв Отчет к сведению, выразить Отделу помощи заключенных Союза Православных женщин благодарность за оказанную ими помощь заключенным в тюрьмы.
ПОДПИСИ: Тихон, Арсений, Кирилл, Евсевий, Н. Любимов, П. Миртов, прот. А. Станиславский, П. Кулешов27 .
О дальнейшей деятельности Союза сведений пока найти не удалось.
Опыт обители Елизаветы Федоровны приобретает особое значение в современных условиях, когда вновь обострились социальные проблемы и вновь создаются женские общины и монастыри. Пойдут ли эти обители по пути жертвенного служения нуждающимся, станут ли образцом действенной любви или опять на их пути окажутся препятствия, которые они не смогут преодолеть?
Миллер Л. Святая мученица российская великая княгиня Елизавета Феодоровна. М., 1994. С.115. ↩
Елизавета Федоровна, великая княгиня. Пояснительная записка о задачах и целях открывшейся в Москве Марфо-Мариинской обители милосердия // Великая княгиня Елизавета Федоровна. О служении женщин в православной церкви. Н. Новгород, 1996. С. 79–80. ↩
Внутренняя миссия (Die innere Mission). Доклад протоиерея А. П. Мальцева, заслушанный в IV и VII соединенных отделах 20 апреля 1906 г. //Журналы и Протоколы Высочайше учрежденного Предсоборного Присутствия. СПб., 1907. Т. 2. С. 38–45. ↩
Там же. С. 42, 45. ↩
Урожденная графиня Ефимовская, сотрудница известного педагога С. Рачинского. После революции эмигрировала в Сербию, где основала несколько новых монастырей и женских общин. Скончалась в 1925 г. в Сербии. ↩
Докладная записка настоятельницы Леснинского женского монастыря… об основании общины диаконисс, 1905 г. РГИА. Ф. 796. Оп. 445. Д. 340. Л. 2–3. ↩
Отчет обители за 1910 г. //Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1996. С. 199–200. ↩
Великая княгиня Елизавета Федоровна. Пояснительная записка о задачах и целях открывшейся в Москве Марфо-Мариинской обители милосердия // Великая княгиня Елизавета Федоровна. О служении женщин в православной церкви. С. 83. ↩
Из письма Елизаветы Федоровны от 1 января 1912 г. // Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1995. С. 52. ↩
Великая княгиня Елизавета Федоровна. Пояснительная записка о задачах и целях открывшейся в Москве Марфо-Мариинской обители милосердия. С. 83–84. ↩
Переписка А. А. Дмитриевского и великой княгини Елизаветы Федоровны опубликована М. Скляровой в книге: Великая княгиня Елизавета Федоровна. О служении женщин в православной церкви. Н. Новгород, 1996 — без указания источника и в статье Лобикова К. И. А. А. Дмитриевский и великая княгиня Елизавета Федоровна (несколько штрихов к биографии ученого) // Мир русской византинистики. Материалы архивов Санкт-Петербурга. СПб., 2004. С. 249–250. ↩
Великая княгиня Елизавета Федоровна — профессору А. Дмитриевскому // Великая княгиня Елизавета Федоровна. О служении женщин в православной церкви. С. 124. ↩
Доклад Святейшему Синоду Русской Православной Церкви проф. А. А. Дмитриевского «О диакониссах» // Там же. С. 135. ↩
Там же. ↩
Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1995. С. 225 (ссылка на РГИА ф.786. оп. 209. ед. хр. 2565 л. 291–292 об.). ↩
Гермоген (Долганев), епископ Саратовский с 1903 по 1912 гг. 1858–1918. Кандидат богословия. В 1912 г. выслан на покой. В 1917 г. назначен на Тобольскую кафедру. В апреле 1918 г. арестован, в июне утоплен в р. Тура. ↩
Материалы к житию преподобномученицы великой княгини Елизаветы. Письма, дневники, воспоминания, документы. М., 1995. С. 226. ↩
Там же. С. 227. ↩
ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 326. ↩
Подробно о деятельности Отдела о церковной дисциплине см.: Белякова Е. В. Церковный суд и проблемы церковной жизни // Церковные реформы. Дискуссии в Православной Российской Церкви начала XX века. Поместный Собор 1917–1918 гг. и предсоборный период. М., 2004. ↩
Сравнение двух докладов сделано в статье: Белякова Е. В., Белякова Н. А. Обсуждение вопроса о диакониссах на Поместном Соборе 1917–1918 гг. // Церковно-исторический вестник. 2001 г. No 8. С.139–161. ↩
Мы выражаем благодарность замечательной исследовательнице Нине Павловне Зиминой, изучающей церковную жизнь Уфы советского периода за это сообщение. ↩
Православная Москва в начале XX в. Сборник документов и материалов. М., 2001. No 154. С. 474. ↩
Еженедельник Совета Объединенных приходов г. Москвы No 10 от 27 мая/9 июня 1918 г. (гектограф) // Православная Москва в 1917–1921 годах. Сборник документов и материалов. Изд. Главархива Москвы / Сост. Казакевич А. И., Марковчин А. В. и др. М., 2004. No 56. С. 322–323. ↩
Еженедельник Совета Объединеннных приходов No 11 от 12/25 июня 1918 г. С. 324. ↩
Там же. Школа шелководства существовала и при Покровской епархиальной общине сестер милосердия. Здесь обучалось 120 детей. ↩
РГИА ф. 831 оп.1. д.18 л.29. ↩