30 июня в зале суда освободили московских чиновниц Татьяну Барсукову и Елену Семкину. Весной они были приговорены к 4,5 и 4 годам лишения свободы — их признали виновными в халатности, повлекшей гибель 14 детей во время летнего отдыха в лагере «Парк-отель “Сямозеро”».
Суд решил, что они не прописали в договоре с лагерем необходимые условия содержания детей и не проконтролировали его исполнение. Однако приговор в законную силу не вступил — чиновницы подали апелляцию. А 18 июня истек срок давности по делу. В результате женщины были освобождены от наказания.
Родители погибших детей возмущены — они требуют пересмотреть УПК и отменить срок давности по преступлениям, повлекшим гибель двух и более человек.
Веру Шестопалову, маму одного из трагически погибших детей, автор «Правмира» нашла «ВКонтакте» благодаря чистой удаче — она общается под именем Андрея Шестопалова. Это страница ее сына. Вообще-то его звали Геннадий Шевадров, но отцовскую фамилию он хотел сменить на материнскую, да и имя Гена ему никогда не нравилось — мечтал в 18 лет поменять документы и стать Андреем.
Вера Шестопалова. Фото: Людмила Заботина
Сегодня могло бы быть 19 лет Андрею Шестопалову — но Гена Шевадров погиб, когда ему было 13. Он боялся воды — никогда не заходил в море или пруд глубже, чем по колено. А в роковой поездке оказался случайно: в последний момент Вере предложили воспользоваться единственной оставшейся путевкой.
Для Веры это стало второй трагедией меньше чем за два месяца — ее муж погиб за 42 дня до трагедии на Сямозере.
Историю гибели своего сына и борьбы за наказание виновных Вера рассказала «Правмиру».
«Я видела, с каким ужасом он смотрит на лодку»
— Нам предложили эту путевку случайно. В конце мая у меня был отпуск, мы с Геной повезли в соцзащиту документы, чтобы продлить статус многодетной семьи. Вообще-то это надо было сделать еще в январе, но у меня времени не было — постоянно на работе. И вот мы приехали, и тут нам говорят: «Есть одна путевка в детский лагерь в Карелии — шикарная природа, прекрасный отдых. Можем предложить вам».
Вера с мужем и детьми. Фото: из личного архива Веры Шестопаловой
Мне раньше никогда никаких путевок не давали. Я сказала, что у меня есть и другие дети, я не хотела бы их разделять, как это — одному дам путевку, а другому не дам? Но место было только одно.
Я спросила сына, хочет ли он поехать. Гена даже не знал, что ответить, пожимал плечами, сомневался. С одной стороны, хотел увидеть что-то новое, с другой — он очень подружился с девочкой из нашего дома, не хотел расставаться.
Гена Шевадров. Фото: из личного архива Веры Шестопаловой
Но потом сам решил, что поедет. У меня уже закончился отпуск, я вышла на работу. Гена один ходил в поликлинику, собирал справки, которые были нужны для лагеря — он у меня был взрослый мальчишка. Все надо было сделать быстро, нам предложили эту путевку буквально за четыре дня.
Никто из родителей не был в курсе, какая будет программа. Нам дали только памятки, какие нужны справки, что взять из вещей. Сказали, что будет однодневный поток с палатками.
О водных мероприятиях речи не шло, Гена бы тогда не поехал — он не умел плавать, боялся воды с раннего детства.
Однажды мы гостили в деревне у бабушки в Тверской области, Гене было годика два, папа учил его плавать и окунул с головой. Ему, видимо, водичка в рот и нос попала, он начал кашлять, сильно испугался — после этого стал бояться воды. Когда мы ездили на море — зайдет по коленку и обратно. В бассейне или аквапарке любил поплескаться в лягушатнике, но в открытой воде находиться не мог. Мы живем в Южном Бутово, здесь есть пруд, пляжные зоны, но Гена никогда не заходил в воду.
Но в лагере детей не спрашивали — хочешь, не хочешь, есть программа — поедешь. Есть видео, как дети садятся в лодку. Я видела, с каким ужасом мой ребенок на нее смотрит.
Фото: vk.com / KareliaOpen
Перед отъездом у меня даже мысли не было посмотреть на сайтах отзывы об этом лагере. В соцзащите мне сказали, что будет шикарный отдых, дети подышат свежим воздухом. Я думала, что раз государство дает мне путевку, оно отвечает за детей. Я была на 200% уверена, что отдаю ребенка в хорошие руки.
Мой брат провожал Гену на поезд 2 июня. Ему сразу не понравилась организация: было непонятно, как обеспечивался сбор детей, никто ни за что не отвечал.
В июне 2016 года 47 детей и 4 инструктора из «Парка-отеля “Сямозеро”» отправились в водный поход на двух каноэ и рафте. Сотрудники лагеря проигнорировали штормовое предупреждение, не передали информацию о походе в МЧС. Из-за шторма каноэ перевернулись, дети оказались в воде, 14 из них погибли.
«Коленочки притянуты к груди»
Я не волновалась до тех пор, пока мне не позвонили в воскресенье, 19 июня.
За 42 дня до этого у меня погиб муж. Я была в трауре. Не смотрела телевизор, абсолютно ничего не знала о том, что происходит — а о наших детях уже рассказывали по всем каналам. Вечером я вышла погулять с племянницей и детьми — охранник нашего дома что-то сказал о том, что на Сямозере трагедия, но я не придала значения.
Спасательная операция на Сямозере, 19 июня 2016 года. Фото: ТАСС
И вот через полчаса после этого, в 18:05, мне позвонили и сказали, что мой ребенок числится в списках ненайденных. У меня подкосились ноги, я вообще ничего не могла понять, дала трубку племяннице. Сказали записать адрес и приехать в департамент социальной защиты.
Когда я примчалась на такси, там уже были люди в погонах, психологи. Назвала фамилию, имя и отчество своего ребенка, мне сразу сказали, что он погиб. Вокруг кричали другие родители — я тоже кричала. Психологи пытались нам как-то помочь — но мне было вообще не до них.
Приехала домой, включила новости — по всем каналам показывали Сямозеро. Только тогда я узнала, что именно произошло.
Фото: Людмила Заботина
Тела всех погибших борт МЧС привез в Москву, уже здесь мы их опознавали. На сыне был спасательный жилет — в три раза больше него, сполз с одной руки, Гена наполовину из него выскочил. На нем не было одного кроссовка, лицо и тело в ушибах — я своего ребенка едва узнала, его побило волнами о камни.
Гену нашли на берегу: он был свернут калачиком, коленочки к груди притянуты, в левой ручке зажат тростник. Он смог выбраться из воды, но умер.
Один из участников похода, 12-летний Всеволод Заслонов, смог дозвониться по номеру 112. Звонок приняла фельдшер Суоярвской больницы Ирина Щербакова. Она решила, что ребенок шутит, и не зарегистрировала вызов.
Директор лагеря и ее заместитель, узнав о том, что дети терпят бедствие, решили не звонить в МЧС — понадеялись, что смогут решить проблему своими силами и скрыть происшествие.
Что с нами было дальше — это не жизнь. Гена был старший, кроме него у меня еще четверо детей — им тогда было от четырех до десяти лет. Они только-только потеряли папу, и тут трагедия со старшим братом. Это было ужасно.
Я не могла оправиться. Ко мне тогда переехал брат со своей семьей, поддерживал меня и детей. Спустя две-три недели мне назначили психотропные препараты, чтобы я более-менее успокоилась — все время только рыдала. И как-то так получилось, что вечером я сгоряча выпила их все. Когда меня нашли в полуобморочном состоянии, вызвали скорую.
Фото: Людмила Заботина
Меня положили в Алексеевскую больницу, там я пробыла две недели. Я поняла, что не должна делать хуже своим детям.
Сейчас я нашла хорошего человека, вышла замуж, у меня еще двое детей от него. Начала как-то выкарабкиваться. До этого, конечно, была не жизнь, а ад.
Вообще департамент должен был бы организовать реабилитацию родителям погибших детей, но, мне кажется, им не нужны были боеспособные потерпевшие.
Директора лагеря Елену Решетову и ее заместителя Вадима Виноградова приговорили к 9,5 годам лишения свободы, фельдшера Ирину Щербакову — к трем годам. Одного из инструкторов лагеря, бывшего в походе — к 8 месяцам лишения свободы. Однако его освободили за истечением срока давности.
«Это убийство 14 детей»
Свою вину за гибель 14 детей признал только Виноградов. Решетова говорила, что ни в чем не виновата.
Была бы я судьей, я бы дала им пожизненное. У каждого вожатого был телефон. Они могли вызвать МЧС и всех бы спасли. Но почему-то позвонили Решетовой и Виноградову, которые дали четкие указания никого не вызывать.
Фото: Людмила Заботина
Барсукова и Семкина, виновные в гибели наших детей, вышли на свободу, не понеся заслуженного наказания за это преступление. Думаю, решение Мосгорсуда несправедливо. Наказание должно быть не только направлено на исправление виновных, но и показывать, что будет, если не соблюдать закон.
Мы до последнего надеялись, что суд увеличит срок давности, засчитает дни, когда дело не рассматривалось из-за коронавирусных ограничений и болезни подсудимых — Барсукова постоянно приносила какие-то справки. Они все это время были дома, под стражу Барсукову взяли где-то в апреле, а Семкину — в мае.
Фото: Людмила Заботина
Это они организовывали тендер на организацию летнего отдыха детей, в котором выиграл лагерь «Сямозеро». Они должны были проверить его. Барсукова говорила, что представитель департамента приезжала и осматривала «Парк-отель “Сямозеро”», и никаких нарушений не было. И мы, родители, в один голос: «Как не было?»
Барсукова говорила, что ни в чем не виновата, очень уверенно держалась. Семкина, наоборот, сидела все время с поникшей головой, даже на судью глаза не поднимала. Я так хотела рассмотреть ее лицо, но не удалось, она все время смотрела в пол.
Они обе свою вину так и не признали. Никто перед нами не извинился.
Мы не можем прийти в себя на протяжении шести лет судов, постоянно возвращаемся в тот момент, когда погибли наши дети. Снова и снова переживаем боль, которая ничем не купируется.
Когда Барсукову и Семкину освободили, это было еще одним ударом. Мало того, что мы как родители детей не сберегли, отправили в этот лагерь, так еще и виновные ушли от ответственности. Мы все пребываем в шоке. 14 детей погибло — и чиновников просто отпустили.
Фото: Людмила Заботина
Мы создали петицию, чтобы поменять УПК, отменить срок давности для преступлений, когда погибло двое и более лиц. Тогда контроль и безопасность, по нашему мнению, в разных сферах станет выше. Иначе чиновники будут знать, что есть уловки, уйти от суда и следствия можно, им ничего не будет.
