Город

Говорят, что завод давно бесконечно убыточен и бесперспективен. Мастера ушли в свое домашнее подполье; властям — бремя; криминалу уже неинтересно, больше возни. Говорят, что завод умертвляли иезуитски — из-за долгов отключили электричество, остановилась единственная работающая печь. Стекломасса застыла...

А потом я прихожу, смотрю — у меня на стенах чёрные свиньи нарисованы. Они, наверное, думали, что я мусульманка. Хотели, чтобы я ушла отсюда. А я и не знаю, что делать. Спросила у знакомой, и она посоветовала. Я взяла православный календарь и вырезала оттуда иконы Божией Матери. И наклеила со всех сторон.

Из малых городов уходят остатки молодежи: нет работы. И они остаются своего рода «домами престарелых», где люди будут доживать отпущенное им время.

На Большой Дмитровке закрылся магазин «Молоко». Больше не будет тех лепных потолков, той системы «выбрал у прилавка – выбил на кассе – вернулся к прилавку за товаром» – словом, той ауры, которая в «Молоке» присутствовала всю его долгую жизнь. Действительно долгую, потому что это было одно из последних торговых заведений Москвы, не менявших вид и профиль с царских времен.

Выбираясь "по делам" в город, ощущала, будто дышу другим воздухом, свежим и живительным, будто вокруг совершенно другие, радостные и счастливые люди, и время течет иначе. Будто и нет удушливых выхлопов городских "пробок", ругани у ларьков и бомжей, копающихся в помойке...

Человек, будучи окружен многотысячной толпой, подчас безнадежно одинок. Одинок – но почти всегда лишен уединения. Нас окружают люди на работе, сдавливает людской поток в метро, окликает со всех сторон реклама, мы завалены письмами, комментами, приглашениями. Дома – домашние, а они – известно кто.

60-е годы XX века – это время секуляризации города. Люди хотели выглядеть современными, городскими. Христианство в городе переходит на маргинес общественной жизни. А традиционное христианство остается сильным в селе. Потом христианство возвращается в город. Городские жители вновь обретают веру, но эта вера уже осмысленная. Они прочитали о ней в книгах, услышали из уст просвещенных пастырей.

Что есть город для христианина? Если это Левиафан, который поглощает каждый день новые жертвы, то цель жизни в городе может заключаться лишь в одном – этой жертвой не стать, сбежав, в лучшем случае, на курорт, а в худшем – спрятаться от глаз Левиафана в храме/дома/внутри самого себя, надвинув на брови ушанку/косынку/скуфью.