Иоанн Охлобыстин

Когда это о. Иоанн хоть словом обмолвился, хоть ноткой дрожащей в голосе всхлипнул по поводу «непонимающей Церкви»? Когда это он пытался вызвать жалость к себе, как к голодающему многодетному священнику у «россиян», которые «мимо не пройдут»?!.. Да все же с точностью до наоборот было: именно потому он и вынужден был зарабатывать мирским путем, что гнушался «грамотно вести себя» с паствой!

Рассуждать на тему, хорошо или плохо, что он идет в политику – странно. Мы все – в политике. Куда от нее денешься? Человек приходит в ЖЭК, а там «коммуналка» повысилась на 20 процентов. Или гречка исчезла в магазинах. Разве это не политика?

По сути, Доктрина-77 - это новая глава к запрещенной книге Гитлера. Глава с учетом новых реалий, с отказом от идей, которые однозначно осуждены, но с сохранением всех тех идей, что могут быть терпимы, с новой подачей стержня нации. Теперь это не превосходство, теперь это "инаковость".

Иван Охлобыстин представил 10 сентября в Лужниках свою "Доктрину-77". Крик души или шоу? Политическая программа или коммерческий эпатаж? Приглашаем читателей к обсуждению, и публикуем полный текст Доктрины.

«Я психически нормален как никто», – говорит Иван Охлобыстин. Хотелось бы узнать, насколько нормален этот «никто». Иван Охлобыстин действует как последовательный постмодернист. Он доводит до абсурда сначала идею священства, теперь идею царства, монархии.

Многие сегодня путают актерскую игру и жизнь. Иногда поддаются обыкновенной уловке: сценарий кино принимают за реальность. Многим хочется не просто ум «почесать», а посмотреть 3D кино со средненьким актером в роли провокатора, читающего заученные наизусть «умные» тексты. Правда, даже текст наизусть выучить Ивану Охлобыстину не удалось. Для актера – это большая неудача.

Одни говорят, что если бы антихрист пришел сегодня, он был бы Охлобыстиным, другие готовятся искать его в выборных списках, чтобы отдать за него голос.

При этом что мы можем предъявить Ивану Охлобыстину? Да ничего. Он актер, и актер отличный; он когда-то искренне откликнулся на предложение сыграть по жизни роль сверхсовременного священника, честно попытался слиться с этой ролью, потом честно признался, что ему этот крест не под силу и был запрещен в служении.