Как случилось, что мы верим, веками верим в божественный, единственно решающий смысл этого не сравнимого ни с чем события? Как случилось, что никем в ту далекую от нас эпоху не замеченная религиозная драма, жертвой которой стал бездомный и нищий Учитель, вошла навеки в сердце и память людей, вызвала неслыханный духовный подъем, который, то усиливаясь, то ослабевая, продолжается и сейчас, несмотря на все перемены, революции, войны, «прогресс» и т.д.?
Вот и сейчас перед лицом всего мiра берут неповинного человека и мучают, бьют, сажают в тюрьму или ссылают в глушь. И все это «по закону», все «во имя порядка», для «блага всех». И сколько пилатов умывает руки, сколько воинов спешит исполнить «служебный долг» и сколько таких, кто послушно улюлюкают или, в лучшем случае, молча смотрят на торжество зла.
В одной церковной молитве пост называется временем «светлой печали». И Боже мой, как нужна она нам, эта светлая печаль! Как нужна нам для того, чтобы быть людьми, чтобы восстановить в себе подлинную человечность – как нужно для этого оторваться от окружающего нас отовсюду в мiре грубого самодовольства и самопревозношения, от дешевой гордыни!
Смирение - это прежде всего чувство правды. Это отказ от всякого преувеличения своей роли, от всякого самоприукрашивания, это сознание своей ограниченности, это мужественное приятие себя таким, каков я есть.
Можно написать очень умную книгу о чепухе и быть очень умным в зле. Но ни в зле, ни в страсти, ни в какой частичности, раздробленности и ущербленности нельзя остаться мудрым. Мудрость возможна только там, где есть целостность, где ни зрение, ни сердце, ни совесть, ни сознание не отравлены капризом частичного.
Каждый, вдумавшись в собственную жизнь, немедленно убедится в том, что именно слова — и его собственные, и сказанные ему другими — принесли больше всего страданий, испортили больше всего крови, отравили больше всего минут, часов, дней. Доносы, предательство, клевета, измена, ложь, сплетни — все эти страшные вещи совершаются посредством слова и только слова.
Если нет у человека идеала, принимаемого извне и свыше как непреложное вдохновение и норма, как внутренний и самоочевидный закон, который говорит: «Это — добро, это — зло», тогда рано или поздно такой нормой, таким законом становится он сам. И с этой точки зрения Сталин — не исключение.
Мы работаем, спешим, день и ночь суетимся, но в чем смысл всей этой спешки и суеты? Не бывает ли так, что, когда мы на минуту неожиданно останавливаемся, в наступившей вдруг тишине так ясна становится пустота и бессмыслица нашей жизни?