«Отказаться от российского газа в пользу угля»
Ольга Коновалова
— Как текущие события влияют на окружающую среду и какие последствия можно видеть уже сейчас?
— С моей точки зрения, максимально отрицательное последствие — то, что во всем мире на фоне политики люди перестали думать про экологию.
Намного меньше уделяется внимание крупным экологическим вопросам, где важны активизм, реакция публики, общественный резонанс — начиная от волонтерства и заканчивая привлечением ученых. Все международное сообщество забыло, что у нас есть глобальное потепление, потребность в зеленой энергетике, и полностью переориентировалось.
С точки зрения окружающей среды, экосистем на территории Украины пока ничего чудовищного не произошло. Локальные проблемы легко восстановимы на горизонте одного года, а вот изменения на международном уровне играют на перспективу, и она не очень приятная. Например, европейские страны готовы отказаться от российского газа в пользу угля.
— Какие минусы в угольной энергетике?
— Уголь на всех этапах оказывает более негативное влияние и гораздо хуже по своим параметрам. Он дает меньше энергии, поэтому его надо сжигать больше, плюс от угля мы получаем сажу, копоть, взвешенные вещества и огромную эмиссию парниковых газов. Транспортировка этого топлива тоже не так проста, от нее всегда облака пыли.
Города, которые отапливаются углем, особенно отличаются зимой, потому что там везде черный снег. Люди дышат сажей, она оседает в легких.
Недавно я была в Корсакове на Сахалине, у них там работает компания «Сахалин Энерджи», которая отгружает сжиженный природный газ — в основном на экспорт. Это огромное количество энергии! При этом в 20 километрах стоит гигантское облако — сам город отапливается углем, просто потому что там старая инфраструктура. В общем, уголь — довольно плохой способ получать энергию, в мире уже давно пытались от него отказаться. Но теперь происходит наоборот.
«Случиться может все что угодно»
— Какие последствия для человека от пожаров, в том числе на нефтебазах и заводах — коксохимических, металлургических, химических, нефтеперерабатывающих?
— Пожары — это в любом случае очень плохо, а техногенные — особенно. Когда горят нефтеперерабатывающие заводы, сырая нефть выделяет в окружающую среду продукты горения — например, сернистый, серный газы и другие. В огромных количествах выбрасываются парниковые газы.
Но распространяется все это не очень далеко, действие довольно локальное. Максимум, если будет сильный ветер, он может разнести продукты горения на 100 километров. Дальше этого радиуса, скорее всего, не уйдет. Для сравнения возьмем лесные пожары в Сибири, там образуются гигантские облака, которые потом переносятся на сотни километров. Но в данном случае нет — если, конечно, не будет экстремальных ураганов.
Здесь самое важное — чтобы в процессе спецоперации не случились какие-либо техногенные катастрофы, вот тогда можно ожидать чудовищных последствий. А случиться может все что угодно: выброс химических веществ, повреждения гидротехнических сооружений и так далее.
Гидротехническая катастрофа может иметь значение для всего Черного моря. Если будет выброс загрязняющих веществ, он скажется на окружающих странах — это, конечно, еще будет зависеть от силы и направления ветра. И самое опасное — если произойдет что-то связанное с атомной энергетикой.
Пока, к счастью, ничего подобного нет. На мой взгляд, все стороны показывают, что пытаются не допустить этого любой ценой. Понятно, что из-за бомбардировок техногенных объектов на территории Украины будет большое загрязнение. Но если не случится огромных выбросов, это полностью можно будет ликвидировать примерно за три-пять лет.
— В СМИ писали, что на территории Украины в почву и воду выделяются тяжелые металлы. Как это происходит и в чем здесь опасность для человека?
— В ходе спецоперации используется много техники, и эту технику просто бросают на поле боя. Понятное дело, что она со временем ржавеет и разрушается. С одной стороны, при разрушении все это действительно попадает в почву и воду, с другой — вопрос в том, сколько продлится спецоперация и какие потом будут приняты меры.
Мы сейчас говорим о горизонте прошедших четырех месяцев. Чем короче окажется спецоперация, тем меньше будет последствий.
Хочется верить, что территории после все-таки будут активно очищать. Но пока это только надежды.
С танка, который лежит в болоте три месяца, может быть, облезет краска, но ничего страшного из-за этого не будет. От боеприпасов, которые содержат не только тяжелые металлы, но и другие вредные вещества, за короткое время тоже мало что останется.
Но в целом от техники большое количество железа поступает в воду и почву, это приводит к каким-то локальным загрязнениям. Все эти тяжелые металлы выходят постепенно — первые несколько лет разрушения техники небольшие. Если, например, у нас танк лежит в болоте, а из болота вытекает речка, на которой стоит деревня, то для людей возникает опасность.
Тяжелые металлы оказывают, например, гепатотоксическое действие, то есть влияют на печень. Но накапливаются в организме они долго, почему я и говорю, что все это вопрос времени. В целом в организме человека, который живет в большом городе, тяжелых металлов довольно много.
— Эксперты связывают повышение радиационного фона на территории Украины с перемещениями тяжелой военной техники, которая подняла в воздух загрязненную пыль — радиация в ней сохранилась еще с 1986 года. Стоит ли нам опасаться?
— Это локальная вещь. Я не знаю, насколько фиксируют повышение, но в целом временное повышение радиационного фона даже в десять раз от обычного не очень сильно влияет на человека — это тоже накопление, долгий кумулятивный эффект.
Например, когда человек летит в самолете, на него тоже действует большая радиация, поэтому делать больше 50 перелетов в год, может быть, не очень полезно, но меньше 50 — вообще никак не заметно. И здесь, вероятно, такая же история.
«Сточные воды сливают в море без очистки»
— Какой ущерб текущая ситуация приносит морям и рекам?
— Из того, что можно наблюдать — заметная смертность дельфинов, на побережье Черного моря их нашли несколько тысяч. Конечно, многие связывают это со спецоперацией. Но, насколько я понимаю, единой точки зрения на этот счет пока нет.
Возможно, дельфинов дезориентирует шум, но активность кораблей как будто бы не выше обычного.
Возможно, это как-то связано с минами или, действительно, из-за локальной активности судоходство могло стать более хаотичным — и у дельфинов теперь нет какого-то спокойного прибежища.
Выбрасывание морских обитающих на берег происходит по самым разным причинам, и пока что достоверных версий нет.
— Были разрушены очистные сооружения в поселке Верхняя Криница и здания канализационной насосной станции в Васильевке. Пишут, что теперь сточные воды попадают в Днепр без какой-либо очистки. К чему это может привести?
— Все, что сливается с техногенных объектов и не только, попадает в реки, а Черное море и так достаточно загрязненное и очень судоходное.
Но у нас, например, сточные воды сливают в море вообще без очистки — очень редко их действительно очищают. В целом стараются, но на этот счет нет каких-то законодательных актов, поэтому в России это дело добровольное. В Санкт-Петербурге, допустим, сточные воды сливали в Финский залив — просто старались подальше, чтобы не загрязнять акваторию города. И у нас во всей России более-менее так, в Черном море повсюду примерно такая же история.
Если сточные воды из Украины попадают в реку, они идут ниже по течению. Но ситуация здесь зависит и от качества очистки воды в каждом конкретном городе. Допустим, у нас есть водозабор, вода проходит двух-трехступенчатую очистку. Тогда все, что сейчас сливают, будет уходить. Опять же, зависит от сроков воздействия.
Три-четыре месяца загрязнения для реки — это не очень много, потому что все выносится в море, а там экосистема достаточно стабильная, чтобы все в течение года переварить. Если это будет продолжаться дольше и будет действительно влиять на водозабор, тогда да, это опасно. Краткосрочно — вода будет плохая, жителям придется ее очищать самим. В любом случае — работает время.
— Можно ли сказать, что восстановление территорий Украины нанесет дополнительный ущерб экологии? Комплексное строительство ведь требует природных ресурсов.
— Строительство на разрушенных территориях уже не наносит большого ущерба. Оно же в основном вредит тем, что разрушает природные территории. Экологи, когда считают ущерб, смотрят, например: «Так, у нас был лес, в лесу растения, животные. Сколько мы уничтожим леса для того, чтобы построить дорогу, и для подсобных территорий, которые будут использовать в процессе строительства?» Так фактически полностью или частично уничтожается часть экосистемы.
Из-за спецоперации у нас экосистема уже уничтожена, и строительство не нанесет дополнительного ущерба, выбросы останутся примерно на том же уровне — при строительстве они меньше, чем при эксплуатации промышленных объектов.
Конечно, скорее всего, образуются большие свалки, и ситуация будет зависеть от того, насколько эффективно они будут ликвидированы.
До года все последствия поправимы — кроме крупных техногенных катастроф. Конечно, надеемся, что их не произойдет и активные действия, которые наносят ущерб окружающей среде, сменятся восстановлением территорий.
Хочется отметить, что наиболее далеко идущие последствия сейчас видятся именно из-за смены ориентиров, отмены предыдущих международных договоренностей и крупных колебаний мировой политики. Охрана окружающей среды — это общее дело, которое и так продвигается довольно туго из-за политических разногласий и различных дипломатических задач. А в текущей ситуации, когда система договороспособности фактически рухнула, экология может оказаться на задворках приоритетов мирового сообщества.
Фото: ГСЧС Украины, spiegel.de, shutterstock.com
