На автобусной остановке у больницы полная женщина средних лет с крупной родинкой у виска говорит в телефон: «Никакой вакцины я никогда делать не буду! Смерти не боюсь. Умру так умру».
За ее спиной — 52-я больница. Здесь на втором этаже в реанимации лежит юноша. Ему 21 год. Растрепанные русые волосы, голова неестественно повернута к окну, кожа очень бледная. Легкие больше не работают. Он в коме. По трубкам от бумажно-белого тела густая темная кровь движется к аппарату ЭКМО. Там она напитывается кислородом и по трубкам возвращается к молодому человеку. Помпа качает густую кровь в резервуар. Маленькие черные капельки окаймляют край резервуара. Машина дышит за юношу. Это машина последнего шанса.
Некоторые пациенты подключены не только к ИВЛ, но и диализным аппаратам. При ковиде нередко возникают проблемы с почками
«Болезнь пришла за молодыми»
— У нас в реанимации лежат пациенты в тяжелом и крайне тяжелом состоянии, которым необходима искусственная вентиляция легких, — рассказывает заведующая отделением реанимации № 7 Елена Филимонова. — Когда ИВЛ не помогает, следующая ступень в респираторной поддержке — это экстракорпоральная мембранная оксигенация (ЭКМО). Фактически полное протезирование функции газообмена легких. У нас самое большое количество пациентов на ЭКМО.
Пациентам требуется постоянный мониторинг. Ухудшение может произойти внезапно
Последний месяц мы наблюдаем, что пациенты в крайне тяжелом состоянии с ковидом помолодели, — продолжает врач. — У нас были пациенты 18-ти лет. Если весной прошлого года это были люди возрастные, то сейчас коронавирус пришел за молодыми. У 21-летнего мальчика крайне тяжелое состояние. Пациенты на ЭКМО в принципе исключительно тяжелые. Это длительно болеющие пациенты с тотальным поражением легких. Позже присоединяется полиорганная недостаточность (перестают работать сразу несколько органов. — «Правмир»). И даже если удается этих пациентов спасти, потом следует долгий период реабилитации.
У мальчика мы не выявили никаких сопутствующих заболеваний. Вполне себе сохранный был пациент. За две недели это с ним произошло.
Но есть и те, кто за 2–3 дня после поступления был переведен на ЭКМО.
Все пять отделений реанимации больницы заполнены почти на 100 процентов. В марте, когда казалось, что в битве с вирусом произошел перелом и враг отступает, клиника вернулась к обычному режиму работы. Врачи снова стали просто хирургами, кардиологами, гематологами. Некоторым удалось снять СИЗы. Но надежда на мирное время продлилась всего месяц, пришла новая волна.
В СИЗе начинаешь обливаться потом через две минуты. Пот льется по спине, ногам, заливает глаза. На улице жара. И это делает СИЗовы муки адовыми.
17 марта 2020 года в 7-е отделение реанимации поступил первый пациент с COVID-19. Все медсестры и врачи здесь переболели. Одна из медсестер провела в этой реанимации три недели. Ее спасли. В 52-й за полтора года умерли от ковида двое медиков.
Некоторые пациенты в 7-й реанимации подключены к двум машинам. Толстые ребристые фиолетовые трубки от горла ведут к аппаратам ИВЛ, трубки потоньше — к аппаратам диализа. У тяжелых пациентов с ковидом часто отказывают почки.
Больные проводят здесь в среднем около 20 дней, некоторые — по три месяца.
— Конечно, мы не можем сказать, что мы победили ковид, — признается Елена Филимонова. — Как можно об этом говорить? Но мы многое о нем поняли. У нас в больнице настолько тяжелая категория больных, что 23 часа 50 минут может быть все хорошо и стабильно, а какие-то 10 минут решат исход. Тут в любой момент может случиться какая-то острая катастрофа, которая сведет на нет все усилия. Выживают единицы со 100 процентами поражения легких. Никакого чуда не происходит — это ежедневная тяжелая борьба.
Чистота и тишина здесь стерильные. На высокой койке посередине палаты умирает пациент. Никакой суеты и звуков. Врачи в аквариумной немоте и сосредоточенности пытаются его реанимировать. На голубой простыне кровь.
Приемное отделение
Молодая девушка в черной футболке и джинсах сидит в приемном отделении. Врач в защитном комбинезоне заполняет анкету.
— Возраст?
— 31.
— Хронические заболевания есть?
— Нет.
— Привиты?
— Нет.
Девушка говорит медленно, у нее высокая температура. Испуганно озирается. С жаркой улицы, где всем невыносимо носить маски, она попала в безличный мир закрытых лиц и белых комбинезонов. Ей странно, что эти скрипящие при ходьбе как снег комбинезоны защищают врачей от нее.
— Количество поступающих увеличилось, — рассказывает заведующая приемным отделением Марина Черемухина. — Это происходит последний месяц. Пациенты гораздо тяжелее, чем весной 2020 года. Быстрее прогрессирует заболевание и тяжелее осложнения. Был пациент, который провел у нас две ночи и один день. КТ у него при поступлении было чистое. Он долго сомневался, госпитализироваться или нет. При этом была картина коронавирусной инфекции — выраженная интоксикация, подкашливание, одышка, чувство нехватки воздуха. Он был настроен ехать домой. Когда мы сделали КТ через день, у него уже было поражение около 30 процентов и множественные очаги. И такие ситуации мы видим часто.
У пациентов теперь очень высокая температура, отмечает собеседница «Правмира»: «Год назад и осенью у пациентов могло быть 37.1, 37.2. Больные даже не обращали на эту температуру внимания. Сейчас они приезжают — у них с первого дня температура 38–39».
— Если раньше осложнения болезни мы списывали на лишний вес, возраст, сопутствующие заболевания, то сейчас молодые, стройные, спортивные лежат пластом, — продолжает Марина Черемухина.
— Это очевидно новый штамм. Если раньше таких молодых больных было 10-20%, то сейчас их 50% точно. Когда ты видишь, что в реанимации половина молодежи — это просто страшно.
У многих больных сейчас выраженное расстройство пищеварения, по словам врача. Оно было и раньше, но сейчас это зачастую стало предвестником начала болезни. Люди думают, что это отравление, а температура — просто простуда от кондиционера. В 52-ю поступает много тех, кто вовремя не обратился за помощью. Некоторые сразу отправляются в реанимацию.
— В моей семье привились все, — говорит заведующая. — Когда мне заявляют, что сомневаются, вакцинироваться или нет, я всегда отвечаю — вам нужно просто прийти в нашу реанимацию и посмотреть.
Белый кокон
Из гигантского аппарата КТ вывозят пожилую полную женщину в кислородной маске. На мониторе видны ее легкие. Они в белых коконах, от которых тянутся паутинные щупальца по всем легким. Эти белые коконы и называют матовым стеклом. У женщины 90 процентов поражения легких.
Поражение лёгких от 5 процентов до 50 может произойти за 2 дня
Врач показывает, как выглядели легкие пациентки три и пять дней назад. Меньше белой паутины, но очень, очень быстро она разрастается, становится густой. Женщину на каталке везут в реанимацию, над виском у нее большая родинка.
Врачи говорят, что ковидная пневмония отличается от обычной так же, как Земля от Марса. Это разные планеты. Обычная пневмония проявляется на КТ затемнениями, ковидная — этими белыми коконами, матовым стеклом.
— Пневмония, воспаление легких — это в привычном для всех понимании — одно заболевание, COVID-19 вызывает в легких совсем другой процесс, — объясняет Ирина Белоглазова, врач-пульмонолог, заведующая терапевтическим отделением №4. — Возникает поражение легких вирусом и чрезмерно активной иммунной системой. Это известное состояние — вирус гриппа, например, также способен поражать легкие. Но у вируса COVID-19 есть свои особенности.
Врачи в конце мая поняли, что с течением ковида происходит что-то не то, рассказывает Ирина Белоглазова.
«У нас появились более агрессивно и скоротечно болеющие пациенты, которые хуже стали отвечать на применяемые до этого схемы лечения, пациенты более молодого возраста», — говорит она. После исследований был выявлен «индийский» штамм, который подтвердил догадки медиков.
— Я надеюсь, что эта ситуация пойдет на спад. Этот ковид очень быстротечен, с серьезными последствиями. Некоторые больные вынуждены дышать кислородом и дома, после выписки, с помощью кислородных концентраторов, — отмечает пульмонолог. — Предположить характер течения болезни у данного конкретного больного не так просто. Если больной поступил и мы видим, что у него не очень легкое состояние, а на следующий день он значимо хуже, значит, это неблагоприятный вариант развития болезни.
Иногда пациенты проводят в больнице несколько месяцев
Есть другая категория пациентов, и это в основном пожилые люди, у которых нет бурной клинической картины — запредельной температуры, кашля, они не ощущают одышку, говорят, что чувствуют себя неплохо. И вдруг на 5–6-й день сатурация достаточно резко снижается, мы делаем КТ и там 60–90% поражения легких, — заключает врач.
Теперь больным требуется более жесткий мониторинг, более частый контроль КТ. Причем и анализы не всегда коррелируют с отрицательной клинической и рентгенологической динамикой.
— Мы в доковидной эре привыкли ориентироваться на лабораторные показатели, — рассказывает Ирина Белоглазова. — Если лейкоциты снижаются, С-реактивный белок уменьшается — значит, все хорошо. При ковиде — не тут-то было, он очень коварен — вроде и С-реактивный белок меньше, и сатурация в норме, а мы делаем КТ и там видим прогрессирующее поражение легких. Работа с пациентами стала просто ювелирной. Нам нужно очень тщательно, детально мониторировать их состояние, лавировать по острию болезни приходится с каждым больным, исключительно индивидуальный подход — подбор тактики, комбинации лечения.
В этом отделении лежат два пациента. Толстый и тонкий. Мужчина средних лет с ожирением и спортивный, молодой парень. Мужчина привит. Он постоянно ходит по коридорам, желает общаться и ведет себя крайне энергично. Спортивный, молодой лежит пластом на высокопоточном кислороде и не может подняться. Он не вакцинировался. «Вот, понаблюдайте эффект от прививки в действии, — говорят врачи, — небольшой процент заболевает, но переносят они гораздо, гораздо легче».
«Мы становимся стальными»
Медсестра стоит у лифта с огромным баллоном. В баллоне — гелий и кислород. Она везет смесь пациенту. Молекула гелия очень мала, она проникает туда, куда не может проникнуть кислород. Поэтому некоторым пациентам дают подышать этой смесью и у них сразу повышается сатурация.
Мужчина лежит на боку перед распахнутым окном и жадно вдыхает газ. Медсестра отслеживает, как растет сатурация.
— 93, 94, 96, — говорит она. Потом восклицает радостно: — 98!
Медсестры и медбратья проводят много времени в непосредственном контакте с больными. У них самый высокий риск заразиться. Их смена длится сутки. Они не всегда успевают выйти, чтобы отдохнуть. Некоторые работают сутки через двое, другие — сутки через сутки.
Добредают после работы из своего корпуса в общежитие, которое построили рядом с больницей, падают в кровать, засыпают, а потом снова заступают на смену.
Саша — самый веселый и молодой медбрат отделения реанимации №1.
— Страшно, когда ничем помочь не можешь, — говорит он, — люди пачками умирали, умирали, умирали, руки опускались, потом вроде как получше стало. Сейчас так много не умирают. Сейчас в жару очень тяжело работать, обтекаешь постоянно. Раньше нам спонсоры давали всякие кремы, присыпки. Сейчас чего-то не дают (хохочет).
По словам Саши, самое важное — ободрять пациентов.
— Люди здесь изолированы от внешней среды — они не знают, что там происходит. Поэтому им интересно, когда рассказываешь, какая там на улице погода, что там за птички, как там вообще все, что в стране происходит. Длительные пациенты, которые долго лежат, идут на поправку, их поддерживаешь всякими словами — говоришь «давай — ты молодец, у тебя все получится, тебе уже лучше стало». Пациентка вот у нас сейчас — все за нее переживают — почти полтора месяца лежит. Пошла на поправку, но сейчас ей стало хуже.
Реаниматологи привыкли стоять на рубеже жизни и смерти. «Но сейчас, — как выразился Сергей Петриков, директор НИИ скорой помощи им Н.В. Склифосовского, — мы ощущаем себя на границе какого-то огромного засасывающего жизни портала. Очень много тяжелых больных. Такого потока пациентов, находящихся в критическом состоянии, в нашей профессиональной жизни не было никогда».
— Мы с годами становимся стальными, — говорит старшая медсестра отделения реанимации №1, — но ты не можешь привыкнуть к смерти. Это просто невозможно.
Когда это закончится? У нас уже нет никаких ожиданий. Мы — люди военные, нам родина сказала, значит, нужно идти воевать с вирусом. Конечно, мы привыкли, но и физически, и морально тяжело.
Полную женщину с родинкой над виском привозят в реанимацию, ей будут вставлять трубку ИВЛ в трахею. Датчики прикрепляют к груди. Она тихо стонет.
За ее жизнь будут бороться.