Катерина – луч или не луч?
В каждой детсадовской группе, в каждом классе всегда есть хотя бы один ребенок, который мешает педагогу работать, а иногда даже жить. Ребенок этот ни в какую не хочет делать то, что делают другие дети: не выполняет требования и правила, не радуется праздникам, не сидит спокойно на своем месте, дерется и обзывается (нередко матом и иногда на учителя). Для такого поведения придумали красивый и почти романтический термин «девиантное», а дети с чьей-то легкой руки, точнее – с чьего-то языка стали называться «трудными».
Плохой термин. Потому что за всю свою педагогическую жизнь «легких» детей я не встречала. У каждого – своя жизнь, свои проблемы, свои беды и радости, свой взгляд на мир. Лично мне гораздо труднее было с отличницами с первой парты, которые сидели с ровной спиной, аккуратно выполняли домашние задания и всегда – всегда! – говорили только то, что, по их мнению, от них хотели услышать.
— Катерина – луч света в темном царстве. Так сказал критик Белинский.
— Ты с этим согласна?
-Да, конечно!
-А я вот не уверена…
— Ой… ну, вообще-то, не луч… или луч? Я тоже не уверена!
— Почему?
— Ну, потому что… ну как…
На этом месте диалог я всегда прекращала, потому что сил не было смотреть, как мучается ребенок, пытаясь понять, что именно я хочу услышать. Таким детям в голову не приходит, что можно иметь свое мнение, которое вообще не должно совпадать с моим или критика Белинского. Что главное, что я хочу услышать и чему хочу научить – это иметь собственную позицию и уметь её аргументировано доказывать и отстаивать. Опираясь на текст. Или на собственный жизненный опыт…
«Ты молчишь как рыба, я ставлю тебе тройки за красивые глаза»
Но сейчас речь не о таких детях, а о «трудных» в общепринятом смысле этого слова.
Вовка Туркин был именно таким. Классический Вовочка из анекдотов. Этот 8 класс мне дали в 1994 году. Вовка сидел за последней партой и разговаривал с одноклассниками так, как будто меня не было, вслух, и местами на очень русском языке. Он был на голову ниже одноклассников, но от него всегда пахло никотином, что, по Вовкиному мнению, должно было красноречиво говорить людям о том, что перед ними – взрослый чувак. Тетради и учебники он не носил от слова «совсем».
Папа у Вовки давно сгинул в пьяной драке, отчим отличался от папы разве что цветом глаз, которые никогда не были трезвыми, а мама радовалась, что такой мужчина взял ее с Вовкой на руках. Вовкин дом был единственным на улице не газифицироанным домом, потому что денег на это благо цивилизации в семье не было. Все это я узнала позже от первой Вовкиной учительницы. А пока передо мной сидел взъерошенный подросток, который проверял меня на вшивость и заодно самоутверждался.
Я приняла решение, за которое мои институтские преподаватели педагогики лишили бы диплома. После уроков я задержала Вовку в классе и сказала: «Я веду у вас 2 предмета. Как известно, две двойки – второй год. Год я как-нибудь продержусь, а потом – до свидания. Предлагаю договор. Ты молчишь как рыба, я ставлю тебе тройки за твои красивые глаза и тишину».
Через урок я говорила: «Туркин, три» и ставила тройку в журнал. Он неизменно подавал мне дневник (у него появился дневник!!!). 8 «Б» не мог понять, за что такие пироги, но вопросов не задавал. А на уроке по «Алым парусам» Вовка закричал с последней парты:
— Конечно, что ему было не сбыть мечту? У него бабла-то сколько было? Без бабла фиг бы он купил 2000 метров тряпки на паруса!
На том уроке мы говорили о том, откуда у капитана Грея взялись деньги на алый шёлк. О том, как он отказался от отцовского наследства в пользу своей мечты. О том, какой путь пришлось ему пройти прежде, чем стать капитаном. И о том, что такое настоящие чудеса… А Вовка получил пятерку. Первую в жизни. Не за то, что знает текст – Грина он прочитал после урока. Чтобы убедиться, что мы ему не врали и капитан Грей всего добился сам. А за то, что начал говорить. Думать. Спорить. Доказывать свою точку зрения.
Еще через несколько месяцев мы с Вовкой стали одним экипажем на алтайской реке Бия. Мы проходили речные пороги и пели у костра песни про Алые паруса. А на следующий год один из катамаранов нашей флотилии вел по реке капитан Вовка Туркин.
Учителя категорически отказываются признавать, что нынешние дети – другие
За 20 лет много воды утекло. И дети стали «труднее», гораздо труднее, чем 20 лет назад. Они растут в другом мире, в другом информационном пространстве, а их учителя работают совсем в других условиях. Сегодня 22% учителей заявляют о том, что им не хватает профессиональных навыков взаимодействия с учащимися, имеющими проблемы в поведении (недавний опрос Института образования НИУ ВШЭ ). На самом деле, думаю, таких учителей гораздо больше. И с очень высокой степенью вероятности сегодня, работай я в массовой школе, я оказалась бы в числе этих 22%.
Фото: securportal.ru
На мой взгляд, одна из основных причин появления этих трудностей в том, что нынешние учителя категорически отказываются признавать тот факт, что нынешние дети – другие. На них не действуют старые классические методы. С ними нельзя по старинке, это бессмысленно. Они давно летят на самолете, а мы пытаемся догнать их на телеге, запряженной в птицу-тройку. Надо меняться вместе с ними. Надо меняться раньше, чем они, предвидя эти изменения. Надо ЗНАТЬ, как работать с этими детьми.
Не берусь оценивать качество подготовки студентов в педагогических вузах. По собственному опыту общения с молодыми и не очень молодыми учителями могу сказать – в области знаний педагогики и возрастной психологии оно сильно хромает. В области умений – еще сильнее. За годы присутствия моих детей в детском саду и в школе меня трижды просили подписать коллективное письмо в Департамент образования с просьбой отчислить из нашей группы (класса) ребенка, который мешает жить всем, а больше всего – учителю или воспитателю.
И каждый раз неподдельное недоумение вызывал мой вопрос: есть ли у ребенка диагноз? Потому что если диагноза нет, то воспитатель (учитель) обязан владеть механизмами, которые смогут корректировать поведение любого воспитанника. Потому что именно наличие этих знаний и навыков отличает воспитателя (учителя) от водителя автобуса и ученого-химика. Потому что воспитатель (учитель), не обладающий такими навыками – это все равно, что водитель автобуса, который не умеет быстро и правильно реагировать на сложную ситуацию на дороге. Потому что если воспитатель (учитель) прямо или косвенно инициируют такое письмо, то подписывать надо другое. С просьбой избавить наших детей совсем от другого человека.
Согласно закону, школа сегодня оказывает образовательные услуги. Услуги. Образовательные. То есть учитель сегодня приходит на работу, чтобы дать определенный набор знаний. Как это получается у современной школы – второй вопрос. Но даже в самой формулировке не заложено функции воспитательной. И за время действия этой формулировки учителя это хорошо усвоили. Поэтому многие открытым текстом говорят детям и родителям: «Я не обязана это делать!».
А еще научат бороться с родителями
Но дело не только в этом. Справиться с ситуацией, когда одна из сторон конфликта проявляет проблемы в поведении, может только тот, кто сильнее психологически и эмоционально. А вот именно этого – психологической и эмоциональной устойчивости и не хватает сегодня нашим учителям. А попробуйте сохранить эту устойчивость при том количестве ненужных бумаг, отчетов, проверок и всего того, чем так богата сегодня наша школа! А попробуйте сохранить её при той нагрузке, с которой работают сегодня наши учителя! Помните анекдот: почему учитель работает на полторы ставки? Потому что на одну ему есть нечего, а на две — некогда… Как затюканный, замученный, изможденный человек может справиться со здоровым, полным сил и энергии подростком, даже с учетом опыта и знаний?
А еще, сегодня в обществе сложилась совершенно нездоровая ситуация противостояния школы и родителей. Родители за 20 последних лет тоже стали совсем другими – сегодня своих детей в школу приводят уже не те, кто маршировал под красными знаменами социализма, со всеми вытекающими последствиями. И с ними тоже нельзя по старинке. А как можно?
В прошлом году я, как директор образовательного учреждения, получила приглашение на семинар по теме: «Как бороться с родительским экстремизмом». Вполне себе официальная структура предлагала мне заплатить деньги за то, что меня научат бороться с родителями. Я не только директор, я еще и мама. Прежде всего – мама. И меня мутит от сознания того, что во мне априори видят экстремиста и умных людей учат, как правильно со мной воевать. Потому что оружием в этой войне и её главными жертвами становятся наши дети. Оружие неизменно начинает стрелять, а жертва – защищаться. И пока мы будем воевать, а не сотрудничать, наши дети будут все активнее демонстрировать проблемы в поведении.
Давайте вспомним замечательный фильм Динары Асановой «Пацаны». И посмотрим его еще раз. И поучимся у героя Приемыхова тому, как надо работать с трудными подростками. Как надо видеть в каждом – личность. Как им надо помогать. Как многих из них надо в буквальном смысле слова спасать.
А трудности в работе учителя всегда были и будут. Вопрос в том, как он с ними справляется…
