Аббревиатуры — обрубки слов
— Есть ли явление в современной русской речи, думая о котором, вы задаете вопрос: «Да когда же это кончится?!» Есть что-то, что вызывает такие чувства?
Наталья Клушина
— У меня, как у любого лингвиста, очень личностное отношение к языку. Конечно, мы знаем, что язык сам по себе – это коллективное творчество, что в нем, как в янтаре, застывают осколки разных времен, которые исторически оправданы, многие явления удобны, многие тенденции объективны. В языке нет ничего лишнего, нет ничего ненужного. И все же…
Я, например, не люблю аббревиатуры. Это, как говорила, доцент нашей кафедры стилистики русского языка Нина Дмитриевна Бессарабова, обрубки слов. Значения их непонятны, что означают аббревиатуры, можно узнать только из контекста, кроме небольшого количества прижившихся и хорошо известных слов (вуз, МГУ, ВТБ и др.). Некоторые аббревиатуры омонимичны: ЦИК (Центральный исполнительный комитет и Центральная избирательная комиссия), МЖК (Московский жировой комбинат и Московский жилищный комплекс) .
Я знаю только одну красивую аббревиатуру, которая встретилась в стихотворении Анны Ахматовой, — «викжель». Она расшифровывалась в революционные годы как Всероссийский исполнительный комитет железных дорог. И сравните с РЖД.
На моей памяти в перестройку возникла аббревиатура РПЦ (Русская православная церковь). Помню, как священнослужители выступали против такого снижения образа церкви, насильственную ее «инкрустацию» в обыденную жизнь, где ЖКХ, ВГТРК, гэки, жэки и другие аббревиатуры.
После революции был взрыв аббревиатур. Владимир Маяковский иронизировал: « …на заседании абвгджзкома».
Аббревиатуры ярко показывают важнейшую тенденцию языка – сокращение языковых усилий. Но, на мой вкус, они не эстетичны, хотя без них мы обойтись никак не можем. И уже современный интернет-язык поставляет нам множество новых аббревиатур. Вот некоторые примеры моей магистрантки, исследовавшей язык социальных сетей: МЧ (молодой человек), СО (серьезные отношения), ГБ (гражданский брак) и несть им числа. И я прекрасно осознаю, что это никогда не кончится.
— Есть слова (я имею в виду нормативную лексику), которые вы никогда не произнесете? Я, например, знаю людей, которые лучше умрут, чем скажут «молочка».
— Я старательно избегаю канцеляризмов. Они выхолащивают наши чувства, делают нас одинаковыми, застегнутыми на все пуговицы. Канцеляризмы можно произносить только в шутку: «Катя, во избежание попадания в зазоры лестничного полотна…». Они утяжеляют нашу речь, делают ее длинной, стирают выразительность. А вот разговорные стяжения вроде «молочка» мне кажутся вполне безобидными. Ну кто сегодня в здравом рассудке будет произносить «электрический поезд»? Только «электричка».
Лингвисты не присваивают себе язык
— Я сейчас много путешествую по странам постсоветского пространства и вижу, какие в них ведутся языковые споры. Везде одна проблема: обычные носители языка гораздо консервативнее и агрессивнее лингвистов — толерантных и готовых к изменениям. Почему так происходит? Почему обычные люди выступают в роли охранителей и требуют того же самого от лингвистов?
— Лингвисты знают историю языка. Язык менялся всегда. По разным причинам. Изменялась система падежей, например, исчез звательный падеж, он сохранился только в наших молитвах «Отче наш…», было падение носовых гласных. Язык действительно живой. Не меняется только мертвый язык, например латынь.
А «наивные лингвисты», люди, интересующиеся языком, хотят его законсервировать. Их легко понять. Мы еще со школьной скамьи усваиваем, как правильно говорить, расставлять ударения, а тут вдруг мы слышим, что вокруг нас говорят уже по-другому. Я, например, с детства слышала «кулинАрия», а теперь «кулинарИя», слово «нормирОванный» я переучила себя произносить «нормИрованный», потому что первым вариантом очень удивляла своих студентов. Представим себе, что мы живем среди привычных вещей, знаем, где что лежит, а потом вдруг кто-то перекладывает все на свое усмотрение, по-модному, в ногу со временем. Это не может не раздражать. Вернее, это не раздражает только лингвистов, которые, в отличие от обычных носителей языка, не присваивают себе язык, а относятся к нему как к общему достоянию.
— Существует ли литературная норма, с которой вы внутренне не согласны?
— Я все нормы принимаю, я с ними не спорю. Знание норм — это и есть владение литературным языком. Но самыми значимыми для меня, конечно же, являются нормы стилистические. Я никогда не поправлю юриста, произносящего «дело возбУждено», или библиотекаря с его «катАлогом». В разговоре с подругой я буду толерантна даже к «ми-ми-ми» и «обнимашки-целовашки», а в смс сама напишу «ок».
И, наверное, я чересчур снисходительна к распространенной ошибке «самый лучший». Я ее слышу в речи многих известных и образованных людей – от политиков до писателей. Мне эта контаминация сравнительной и превосходной степени прилагательного кажется чисто психологической: желание усилить превосходную степень, ведь «самый хороший» и «лучший», согласитесь, звучит не так экспрессивно.
Фото: Алена Верба / Tut.by
Комиссии не решают важные вопросы
— Нужна ли России языковая комиссия, как в Литве, например? Какие вопросы она должна решать?
— Думаю, что комиссии только бюрократизируют и регламентируют нашу жизнь, а не решают важные вопросы. А вот продуманная языковая политика необходима. Как «продвигать» наш язык, а вместе с ним и нашу культуру, об этом необходимо думать на государственном уровне. И здесь важную роль играют МАПРЯЛ (Международная ассоциация преподавателей русского языка и литературы) и РОПРЯЛ (Российское общество преподавателей русского языка и литературы), фонд «Русский мир», которые проводят масштабные конгрессы русистов по всему миру.
Русский язык сегодня, когда в мире доминирует «глобиш» (так сейчас называют английский язык), это «мягкая сила», позволяющая людям понять Россию, ее ментальность, ее жизнь.
Мы с коллегами только что вернулись из Бани Луки, где проводили конференцию Стилистической комиссии Международного комитета славистов. Члены комиссии свои доклады делали на разных славянских языках. Но, что нам было очень приятно, многие молодые ученые из разных стран стали самостоятельно учить русский язык, потому что им интересна наша страна, ее история, ее культура.
Журналисты обязаны быть грамотными
— Вы исследуете медиатекст и, в частности, речь и стиль журналистов. Что вам кажется основной проблемой языка СМИ сейчас?
— Нивелирование авторского «я». Современные журналисты боятся проявлять свой стиль. Это противоречит сути журналистики. Конечно, сегодня новостной стиль доминирует над авторской публицистикой, короткие новости больше соответствуют нашему информационному веку.
Мы просматриваем ленту новостей, и нам этого достаточно. А настоящая публицистика, с яркими метафорами и другими стилистическими изысками, отошла на второй план. Я просила студентов назвать фамилии любимых публицистов, это была трудная для многих просьба.
— Аудитория часто нападает на журналистов за грамматические ошибки. Справедливо ли требовать правильной речи в условиях, когда журналисты часто не выполняют своих базовых профессиональных обязанностей — не проверяют информацию, публикуют фейки и так далее?
— Журналисты обязаны быть грамотными. Они ответственны за свою аудиторию и должны повышать ее речевую культуру, а не тиражировать ошибки, потому что в российском обществе до сих пор еще довольно-таки высок авторитет печатного слова. Что же это за журналист, который не проверяет информацию, публикует фейки, да еще и безграмотный! И журналист ли это?
— Что вообще важнее — и для журналиста, и просто для носителя языка: соблюдение норм или возможность решить свои коммуникативные задачи, договориться, объяснить?
— Я не вижу здесь противопоставления. Важно и знание норм, и решение коммуникативных задач. Мало того, именно нормы помогают делать нашу коммуникацию легкой, понятной и даже приятной. Правильная речь не раздражает и не затрудняет общение.
Интернет — это новые условия для развития языка
— Можно ли говорить, о том, что русскому языку что-то угрожает? Его постоянно рвутся от чего-то (кого-то) защищать.
— Обычно угрозой языку считают поток заимствований. Но вся история нашего языка показывает, что он с этим потоком справляется. Хотя заимствований, действительно, очень много.
А вот что, на мой взгляд, действительно может очень сильно повлиять не только на наш, но и на любой другой язык, так это интернет. Интернет создал новые технологические условия для развития языка, он видоизменяет написание слов (например, хештеги), пренебрегает пунктуацией, но в то же время усложняет его эмотиконами. Интернет рождает новые жанры, например лонгриды, комменты.
Я провела среди своих магистров лингвистический эксперимент: попросила один из очерков Шкловского дать в формате блога. В тексте сразу же появились фотографии, он оброс комментариями. И сразу стали понятны отличия традиционных и интернет-жанров.
Не надо ничего разрушать, надо длить традицию
— Вы изучаете в том числе идеологемы. Что с ними сейчас происходит, какие появляются, а какие исчезают? можно ли говорить о ренессансе советских идеологем, связанных, в частности, со сталинским временем?
— Идеологемы – очень интересны для лингвистов. Их изучал М.М. Бахтин, из современных лингвистов – Н.А. Купина, А.П. Чудинов, Е.Г. Малышева, Е.А. Нахимова. Это элементы нашего сознания. Они стоят в одном ряду с архетипами сознания, коллективным бессознательным, со стереотипами, мифологемами. Они меняются вместе с изменением массового сознания и в то же время сами изменяют его. Важнейшие, базовые идеологемы, такие, как Родина, государство, православие, духовность и многие другие, были востребованы в любую эпоху, только содержание их варьировалось по требованиям конкретного исторического времени.
Каждое поколение испытывает ностальгию по своей юности. Сегодня поколение, родившееся в советские годы, несколько идеализирует тогдашнюю жизнь и создает позитивную идеологему «Советский Союз». Идеологема «сталинская эпоха» в российском обществе после перестройки закрепила за собой негативную оценку. Но идеологемы – это всегда ментальные схемы, а каждый человек может их принимать или отвергать, развенчивать или утверждать соответственно своему личному опыту, своей идеологии, своим нравственным императивам.
— Какую идеологему вы бы назвали главной идеологемой последних лет в России? Почему?
— На мой взгляд, самая важная сегодня идеологема – это сохранение традиции.
Посмотрите на шпиль Главного здания МГУ. Его венчает крест. Раньше была звезда, теперь над звездой крест. Не надо ничего разрушать, надо длить традицию. Традиция – нить ариадны, которая позволяет не потеряться в изменчивом, как текучие часы Сальвадора Дали, бесконечно новом контексте.
— Какими словами вы успокоите тех, кто думает, что все вокруг неграмотные, а язык постепенно умирает?
— Говорите грамотно, несмотря ни на что. Грамотная речь не умрет, пока вы говорите грамотно.
