Учение

1. Мужи Апостольские и апологеты

Убежденность в богодухновенности Священного Писания христианство унаследовало от ветхозаветной израильской религии. Когда Господь Иисус Христос и Апостолы цитируют Ветхий Завет, они рассматривают его как слово Божие. Представление о богодухновенности часто встречается в Новом Завете, но особенно ясно выражено в двух посланиях: Все Писание богодухновенно (qeТpneustoj) и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности (2 Тим 3:16), и Ибо никогда пророчество не было произносимо по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым (ШpХ pneЪmatoj Ўg…ou ferТmenoi, 2 Пет 1:21).

Это представление полностью разделяли мужи Апостольские и апологеты. Все они полагали, что Священные Писания не суть плод только человеческой деятельности, но что они вдохновлены Богом. Так, апостол Варнава говорит, что в пророке говорит Сам Господь (Epist., 9.1b)1. Святитель Климент Римский полагает, что пророки были служителями Божией благодати и говорили Духом Святым (di¦ pneЪmatoj Ўg…ou, I Cor., 8.1)2; что Священные Писания истинны и даны Святым Духом (Там же, 45.2). Святитель Игнатий Антиохийский считает пророков людьми “божественнейшими” (oѓ qeiТtatoi profБtai), которые были вдохновляемы благодатью Христовой (Ep. ad Magnes., 8.2)3. По мнению Тертуллиана, пророки говорили следуя не человеческому чувству, но Духу Божию (Adv. Marcionem, V.8)4. Святой Иустин говорит, что изречения пророков произошли не от самих вдохновленных людей, но от приводившего их в движение Божественного Слова (1 Apol., 36.1)5; что они “говорили Божественным Духом”, “были исполнены Святым Духом” (Dia­lo­gus, 7.1)6. Он считает, что Слово Божие есть единый Сочинитель (eЊj Р suggrЈfwn) всех Священных Писаний, от чьего бы лица они ни были написаны (1 Apol., 36.2). Священномученик Ириней Лионский говорит, что Священные Писания совершенны, поскольку они изречены Словом Божиим и Духом Его (Adv. haeres., II.28.2)7; что Святой Дух говорил через Евангелистов (Там же, III.17.1) и т. п.

Несомненное доказательство богодухновенности Священного Писания раннехристианские Апологеты видели, во-первых, в со­вершенной гармонии различных его книг. Так, святитель Фео­фил Антиохийский считал, что святые писатели Закона, Пророческих книг и Евангелий согласны друг с другом, поскольку “все они были движимы Духом и говорили единым Духом Божиим” (Ad Autolyc., III.12; ср. II.9; II.35)8. Вследствие этой гармонии, по мнению святого Иустина, никакое место Священного Писания не противоречит другому (Dialogus, 65.2). Во-вторых, другое доказательство богодухновенности апологеты видели в том, что в Священном Писании содержатся столь возвышенные и Божественные истины, что они не могли быть плодом только естественных человеческих умственных способностей, но были даром свыше (Псевдо-Иустин, Cohortatio ad gentiles, 8). В-третьих, эти возвышенные истины изложены в Священном Писании в простой, доступной и безыскусной манере, а составители его были люди преимущественно неученые, пастухи и простецы (святитель Феофил Антиохийский, Ad Autolyc., II.35, ср. II.12)9. Наконец, в-четвертых, еще одно веское доказательство богодухновенности Священного Писания апологеты видели в исполнении пророчеств. Святой Иустин считал это доказательство “величайшим и истиннейшим” (1 Apol., 30); по его словам, “мы тверды во всем, чему научены от Него (Христа), ибо на деле сбывается то, чему Он заранее предсказал произойти; а это есть дело Божие, чтобы предсказывать, как Он, какое-либо событие, и чтобы оно произошло точно так, как предсказано” (1 Apol., 12; ср. 31; 52; Dialogus, 7)10. Хотя при характеристике Священного Писания как богодухновенного раннехристианские церковные писатели не используют библейский термин qeТpneustoj11, тем не менее они пользуются аналогичными выражениями, такими как pneumati­kоj ‘духовно’, aѓ grafaЂ pneumatika… ‘духовные Писания’, pneuma­to­fТroi ‘движимые Духом’, ™mpneusqБnai ‘вдохновляться’, ™p…pnoia ‘вдохновение’ и др. В латинской христианской литературе Тертуллиан первый ввел слово inspiratus ‘вдохновенный’ как латинский эквивалент греч. qeТpneustoj (De cultu fem., 1.3)12, и с тех пор это слово стало специальным термином для всей последующей западной богословской традиции.

Что касается объема богодухновенности, то есть тех Священных книг, которые раннехристианскими церковными писателями признавались богодухновенными, то прежде всего это были книги Ветхого Завета. Цитаты из Ветхого Завета обычно предваряются у них специальными выражениями, указывающими на его Божественный авторитет, например, “как написано” (жj gљgraptai), “Писание(я) говорит(ят)” (lљgei № graf»), “свя­щен­ное Слово говорит” (fhsЂn Р ¤gioj lТgoj) и т. п. Особенно часто такие выражения встречаются у святителя Климента Римского13, апостола Варнавы14 и святого Иустина Мученика15, реже в Дидахе16, у святителя Игнатия Антиохийского17, в Пастыре Ерма18, еще реже у ранних апологетов, которые в своей полемике против язычников отдавали предпочтение рациональной аргументации. Со временем по отношению к Ветхому Завету становится общеупотребительным слово “Писание(я)” (№ graf»/aѓ grafa…). Часто с этим существительным соединяются соответствующие прилагательные, подчеркивающие его Божественное происхождение и достоинство, например: “Божественные Писания” (aѓ qe…ai grafa…)19, “святые Писания” (aѓ ѓeraЂ/Ўg…ai b…bloi/grafa…)20, “книги Пророков”, “Писания Господни” (aѓ kuriakaЂ grafa…)21, “изречения Божии” (t¦ qeoа lТgia)22 и др. Кроме того, апологеты считали богодухновенным не только еврейский оригинальный текст Священного Писания, но и его греческий перевод LXX23.

Поскольку канон Нового Завета складывался постепенно, указанные выше выражения применительно к тем или иным книгам Нового Завета употребляются мужами Апостольскими и апологетами гораздо реже и встречаются, например, в послании апостола Варнавы (4.14), святителя Климента Римского (2 Cor. 2.4), святителя Игнатия Антиохийского (Ep. ad Philadelph. 8.2)24, святого Поликарпа (Ad Philip. 12.1), святого Иустина Мученика (Dialogus, 17.3; 49.5; 100.4 и др.). Последний называет Евангелия также “воспоминаниями Апостолов” (t¦ ўpomnhmoneЪmata tоn ўpostТlwn, Dialogus, 100.4; 1 Apol., 66.3). Святой Поликарп приводит несколько цитат из Нового Завета и называет их “словами Господа” (t¦ lТgia toа kur…ou, Ad Philip. 7.1–2; 2.3)25. Святитель Феофил Антиохийский приводит свидетельства Евангелий наравне с Законом и Пророками (Ad Autol., III.12), и цитирует Послания апостола Павла как “слово Божие” (Там же, 3.14). Святитель Ириней Лионский идет еще дальше и использует для Евангелий и Апостольских посланий традиционный термин “Писания” (scripturae, Adv. haeres., 3.3). Наконец, у Тертуллиана встречается обобщающее название для книг Ветхого Завета и Нового Завета — “Писание обоих Заветов” (instrumentum utriusque testamenti, Adv. Praxean, 20)26.

Учение раннехристианских церковных писателей о характере акта богодухновения имеет определенные параллели с античными и эллинистическими представлениями о прорицаниях (“мантике”). Еще Платон считал, что прорицатель в момент вдохновения так охватывается высшей силой, что теряет сознание и не знает того, что говорит27. В Александрийской иудео-эллинистической среде также было распространено представление о вдохновении как о своего рода одержимости. Так, Филон Александрийский считал, что пророки вообще не говорят ничего своего, но являются пересказчиками (или “истолкова­те­лями”, ˜rmhneЪj) того, что вкладывает в них Божественный Дух (De spec. leg., 4.49)28. По его словам, когда пророк воодушевляется, он оказывается в бессознательном состоянии (™n ўgno…v), теряет рассудок, выходит из ума; в этот момент в него вселяется Божественный Дух, Который “приводит в движение весь его голосовой аппарат и производит звуки и тона для отчетливого выражения того, о чем тот пророчествует” (Там же, 4.49)29. Отголоски этого представления можно найти и в христианской литературе II и последующих веков. Так, святой Ерм много говорит о пророческих видениях и прорицаниях, чрезвычайно распространенных в то время среди римских христиан. Он полагает, что настоящего пророка можно отличить от лжепророка на основании его высоконравственной и благочестивой жизни, поскольку тот, кто имеет Дух свыше, “кроток, спокоен, смиренен, воздерживается от всякого лукавства и суетной похоти века сего, считает себя недостойнее всех людей” (Pastor, 43.8), а кто возвышает себя, желает занять первое место, опрометчив, бесстыден, многословен, берет мзду за свое пророчество, у таких пророков “дух земной” (™p…geion tХ pneаma, Там же, 43.12–13). Согласно святому Ерму, инициатива в пророчестве принадлежит Богу, поскольку Святой Дух говорит не тогда, когда человек хочет говорить, но “когда Бог захочет, чтобы он говорил” (Там же, 43.8–9). Описание того, как происходит пророчество в христианской общине, у святого Ерма имеет немало черт, сходных с эллинистическим представлением о прорицаниях, хотя у него нет прямых указаний на экстатический и бессознательный характер пророчества: “Когда человек, имеющий Божественный Дух, приходит в собрание праведных мужей, имеющих веру в Духа Божия, и собрание этих мужей возносит молитву к Богу, тогда принадлежащий ему ангел пророческого Духа исполняет этого человека, и он, исполнившись Святого Духа, говорит к народу, как хочет Господь” (Там же, 43.9–10). Подобно этому, апологет Афинагор утверждает, что ветхозаветные пророки изрекали свои пророчества в состоянии исступления (kat’ њkstasin, Legatio, 9.1)30; что Божий Дух приводил в движение уста пророков как музыкальные инструменты (жj Фrgana, Там же, 7.3) и пользовался ими так же, как и музыкант — флейтой, когда он играет на ней (Там же, 9.1)31. Святой Иустин подчеркивает пассивную роль пророков в передаче Откровения, ибо они “приводились в действие (qeoforoаntai) никем иным, кроме Божественного Слова” (I Apol. 33.9). Святитель Феофил Антиохийский говорит, что Слово Божие передало учение о творении мира “посредством Моисея как посредством инструмента” (жj di’ СrgЈnou, Ad Autolyc., II.10). Святитель Ипполит Римский, как и Афинагор, уподобляет пророков музыкальным инструментам (СrgЈnwn d…khn), а Слово Божие — смычку (жj plБktron), который приводит их в движение, чтобы они возвещали все, что хотел Бог, (De Christ. et antichr., 2)32. Все эти высказывания апологетов, нередко встречающиеся и у последующих церковных писателей, носят явную образно-поэтическую окраску и объясняются их стремлением доказать языческой аудитории, ничего не знавшей о христианстве, неоспоримый Божественный авторитет христианского Писания. Кроме того, эти высказывания следует соотносить с другими, в которых те же апологеты недвусмысленно говорят о роли естественных способностей священных писателей в составлении Священных книг33. Однако эллинистическое представление об экстатическом и бессознательном характере пророчества полностью разделяли монтанисты, лидеры которых — Монтан, Прискилла и Максимилла — пророчествовали именно в бессознательном состоянии. По свидетельству святителя Епифания Кипрского, Монтан также сравнивал человека с лирой (жseЂ lЪra), а Святого Духа (Параклета) — со носящимся над ней смычком (жseЂ plБktron), так что человек усыпляется, а Святой Дух бодрствует (Adv. haeres., 48.4)34. Это учение монтанистов о “новом пророчестве” (nova prophetia) нашло себе ярого защитника в лице апологета Тертуллиана, который присоединился к их секте в поздний период своей жизни (ок. 213–220 гг.). По свидетельству блаженного Иеронима (De viris ill., 53)35, Тертуллиан написал специальный трактат “Об исступлении” (De exstasi), который не сохранился. Тертуллиан называет “исступление” (exstasis), “силой Святого Духа, производящей пророчество” (De anima, 11)36, а “безумие” (amentia) — “духов­ной силой, на которой основано пророчество” (Там же, 21). По сути, он отождествляет эти два понятия, которые вместе означают для него то, что “когда человек находится в духе, и особенно когда он созерцает славу Божию или когда через него говорит Бог, он, осененный Божественной силой, теряет сознание” (excidat sensu, Adv. Marcionem, IV.22; ср. V.8).

В целом Церковь не приняла этого представления о бессознательном и экстатическом характере вдохновения. Эллинистические представления о прорицаниях подверглись критике со стороны Татиана (Oratio adv. Graec., 19.3), святителя Феофила (Ad Autolyc., II.8), Афинагора (Legatio, 27), Минуция Феликса (Octavius, 26–27)37, Тертуллиана (Apolog., 22) и др. Такая же негативная реакция у церковных писателей была и на монтанистическое учение о новом пророчестве. По мнению святителя Епифания Кипрского, уже сам экстатический и бессознательный характер монтанистических пророчеств ясно указывает на то, что они не были вдохновлены Святым Духом (Adv. haeres., 48.4 и далее)38. Евсевий Кесарийский приводит слова одного неизвестного церковного писателя, составившего сочинение против Монтана, где он говорил, что лжепророк находится в “мни­мом исступлении” (™n parekstЈsei), за которым следует дерзость и бесстрашие; что он начинает с произвольного бреда, который превращается в невольное безумие (man…a yucБj); однако нет ни одного ветхозаветного или новозаветного пророка, который исполнялся бы Духа Божия таким образом (Hist. Eccl., V.17.2–3). Евсевий также упоминает, что апологет Мильтиад написал специальное сочинение против монтанистов под названием “О том, что пророк не должен говорить в исступлении” (perЂ toа mѕ de‹n prof»thn ™n ™kstЈsei lale‹n, Там же, 17.1)39. Хотя отдельные апологеты и последующие церковные писатели уподобляли священных писателей музыкальным инструментам, они не ограничивали их роль пассивной и безотчетной передачей того, что тем было открыто Святым Духом. Так, уже апостол Варнава утверждал, что пророки говорили в силу данной им от Бога особой благодати (Epist., 5.6a)40 и приписывал им ясное сознание откровенных истин, ибо, по его словам, “сам Давид пророчествует, боясь и сознавая (foboЪmenoj kaЂ sun…wn) заблуждение грешников” (Там же, 12.10). Святитель Поликарп Смирнский приписывает апостолу Павлу, написавшему послание к Филиппийцам, особую премудрость, которой не может достичь никто другой (Ad Philip., 3.2). Некоторые авторы совершенно определенно говорят об участии естественных способностей святых писателей в составлении священных книг. Так, по свидетельству Евсевия Кесарийского, Папий Иерапольский, ученик апостола Иоанна, полагал, что евангелист Марк был “истолкователем (переводчиком, rmhneut»j) апостола Петра, и с точностью записал то, что запомнил” (Hist. Eccl., III.39.15). В то же время сам Папий приписывает апостолу Марку безошибочность, непогрешимость в составлении своего Евангелия, что было бы немыслимо, если бы это было плодом одних только человеческих сил: “Марк нисколько не ошибся, описав некоторые события так, как он их вспоминал, ведь он заботился только о том, чтобы ничего не пропустить или не переиначить то, что услышал” от апостола Петра (Там же, 39.15). Подобным образом и святой Иустин называет Евангелия “воспоминаниями Апостолов”. По его мнению, пророки хорошо сознавали открываемую им истину, о которой рассказали людям (Dialogus 7.1). Кроме того, святой Иустин не исключает наличия у пророков в момент вдохновения и человеческих чувств, в частности, чувства удивления (Там же, 118.4). Святитель Феофил Антиохийский говорит, что пророки, то есть Божии люди, движимые Святым Духом, были вдохновлены, умудрены (sofisqљntej) и научены Самим Богом (qeod…daktoi, Ad Autolyc., II.9). Святитель Ипполит Римский также считает, что пророки сначала были “верно умудрены (™sof…zonto Сrqоj) Словом [Божиим], затем хорошо научены (proedidЈskonto kalоj) будущему посредством видений, и когда их посылали, они говорили то, что только им одним было открыто Богом” (De Christ. et antichr., 2).

По вопросу о субъекте богодухновенности, то есть о том, действие какого из Лиц Святой Троицы было причиной богодухновенности Священного Писания, мужи Апостольские и апологеты по отдельности указывают на действие Бога Отца (или просто Бога)41, Слова Божия42 и особенно Святого Духа43.

2. Александрийская школа и круг ее влияния

Дальнейшее развитие учения о богодухновенности Священного Писания мы находим у богословов александрийской школы II–III вв. — Климента и Оригена. Если у первого нет еще систематического исследования этого вопроса, то Ориген посвящает ему IV книгу своего главного труда PerЂ ўrcоn (“О началах”)44, которая так и называется PerЂ toа qeopneЪstou tБj qe…aj grafБj (“О богодухновенности Божественного Писания”). Факт богодухновенности утверждается александрийцами в самих названиях священных Книг — № graf», t¦ grЈmmata (“Писание”, Ориген, De princ., I.2; I.5; IV.1), qe…ai grafa…, qe…a grЈmmata (“Божественные Писания”, Климент, Strom., II.245; Ориген, De princ., IV.1), Ўg…ai grafa… (“святые Писания”, Ориген, Epist. Ad African., 4)46, lТgoi/lТgoj toа qeoа (“слова/слово Божие”, Ориген, De princ., IV.6) и др. Кроме того, для описания богодухновенности александрийцы часто используют такие выражения, как qeТpneustoj/мњmpneustoj (“богодухновенный”, Там же, IV.1–8), tХ њnqeon или № qeiТthj tБj grafБj (“божественность Писания”, Там же, IV.6–7), ™p…pnoia (“вдохновение”, Там же, IV.9; Select. In Psalm.47 I.4, PG 12, 1080–81) и др. К доказательствам богодухновенности Священного Писания, приводимым апологетами, они добавляют факт необыкновенно быстрого и широкого распространения христианства по всему миру и его влияние на людей, что было бы немыслимо, если бы христианское Писание не имело Божественного происхождения (Ориген, De princ., IV.1–6). Кроме того, они указывают на опытное, субъективное ощущение “следа Божественного вдохновения” (‡cnoj ™nqousiasmoа) при чтении Священных Писаний (Ориген, De princ., IV.6); это “поистине священнотворящие и боготворящие Писания” (t¦ ѓeropoioаnta kaЂ qeopoioаnta grЈmmata, Климент, Cohortatio, 9.87)48. Имея Божественный авторитет, сами “Божественные Писания” являются твердым критерием истины и неоспоримым доказательством (ўpТdeixij ўnant…rrhtoj, Климент, Strom., II.2). По мнению александрийцев, богодухновенность простирается на все Писание (De princ., IV.7), то есть на весь Ветхий и Новый Завет49. Более того, все Священное Писание даже в малейших частях несет печать богодухновенности. Сам выбор слов находился под влиянием Духа Божия (Ориген, In Gen., Hom.50 XV.1, PG 12, 240). Божественная премудрость распространяется даже на отдельные буквы (mљcri toа tucТntoj grЈmmatoj), так что ни одна йота, ни одна черта из Священного Писания не прейдут без исполнения (Ориген, Select. In Psalm. I.4, PG 12, 1080–81; Климент, Cohortatio, IX.82). В каждой букве (˜kЈstJ grЈmmati) Священного Писания присутствуют следы Божией Премудрости; все Священное Писание исполнено Ею51. Богодухновенные Писания составлены “из священных букв и слогов” (™x пn grammЈtwn kaЂ sullabоn tоn ѓerоn, Климент, Coho­rtatio, IX.87). Эти утверждения, по-видимому, соответствуют вербальному пониманию богодухновенности у александрийцев. Однако при этом следует учитывать тот факт, что александрийцы, как и большинство святых Отцов, в своих толкованиях используют практически только греческий перевод LXX, а не еврейский оригинал, который был известен по крайней мере Оригену; и мы не встречаем у них точных указаний на богодухновенность самого перевода LXX, как, например, у святого Иустина и Иринея52.

Александрийцы различают особое действие трех Лиц Святой Троицы в акте богодухновения. По их учению, Бог Отец как Первоисточник всякой истины справедливо может быть назван Автором Священного Писания. Он есть Бог Ветхого и Нового Завета (Ориген, De princ., I.3). При этом Бог Отец открывал людям Божественные истины посредством Своей Премудрости (Sof…a) — Своего Слова (LТgoj, см. Com. in Joan., I.7; Contra Celsum, III.3553; VI.60). Именно Слово Божие являлось патриархам и пророкам (Климент, Strom. I.17;26; III.6; Cohortatio, I.8; Ориген, Com. in Joan., I.34; II.1; VI.21; De princ. I.1). Особенно же ясно Слово Божие воздействовало на людей во время Своего телесного пришествия (Климент, Strom. II.4;19;20; Ориген, De princ., VI.2;5;6). И после Своего вознесения на небеса Христос говорил в Своих Апостолах (De princ., I.1). Все Священные Писания — это своего рода жилище обитающего в них Слова Божия (Epist. ad Greg. Thaumat., 3)54. Однако освящающий и обоживающий характер Божественного Откровения усваивается людьми только с помощью Святого Духа (De princ., I.3.1). Поэтому Ориген говорит, что “Святые Книги написаны Божественным Духом” (Contra Celsum, V.60; ср. De princ., I.8), “вдохновлены Святым Духом” (De princ., I.3) и суть “слова Святого Духа” (lТgia Ўg…ou PneЪmatoj, De princ., IV.25; In Numer. Hom. XXVI.3). Взаимное соотношение Трех Божественных Ипостасей в акте богодухновения Ориген прекрасно выразил следующим образом: “Священные книги не суть человеческие писания, но вдохновлены Святым Духом (™x ™pipno…aj toа Ўg…ou pneЪmatoj), по воле Отца всяческих (boul»mati toа patrХj tоn Уlwn), через Иисуса Христа (di¦ ‘Ihsoа Cristoа) написаны и переданы нам” (De princ., IV.9). Для передачи Божественного Откровения нужны были также особые, святые люди, ибо только на них распространяется действие Святого Духа (De princ., I.3.5). Александрийцы полагают, что святые писатели, пророки, от полноты Христовой имели особый дар (tѕn dwreЈn) пророчества (Com. in Joan., VI.3.15). Они всегда были движимы Божественным Духом (Contra Celsum, VII.51), или исполнены Святого Духа (De princ., I.1; In Luc. Hom. I). Хотя у александрийцев, особенно у Климента, нередко можно встретить сравнение святых писателей с музыкальными инструментами или орудиями55, тем не менее, они решительно отвергают эллинистическое и монтанистическое представление о бессознательном и экстатическом характере пророчества (см. Contra Celsum, VII.3–4). По мнению александрийцев, природа акта богодухновенности сводится к следующим моментам. Прежде всего, Святой Дух сообщал святым писателям необходимые идеи, научал и “просве­щал” их (fwt…zwn, Климент, Strom., II.15)56. Святые писатели исполнялись премудрости (In Jerem. Hom., 21.2), озарялись (™l­lam­pТmenoi) Божественным Духом настолько, насколько это было для них полезно (Contra Celsum, VII.4). Благодаря “прикос­новению” (ЎfБj) к их душам Святого Духа, они становились более проницательны умом (dioratikиteroi tХn noаn) и светлы душой (tѕn yucѕn lamprТteroi), то есть имели ясное сознание и понимание открываемых им истин (Там же VII.4). В акте богодухновения происходило усовершенствование человека, возвышение его природы к восприятию сверхъестественного через своего рода “божественное чувство” (№ qe…a a‡sqhsij, qeiotљra a‡sqhsij, Contra Celsum, I.48; VII.34). В момент вдохновения святые писатели были в полном сознании и не испытывали никакого умопомешательства или умопомрачения (nullam obtur­bationem vel alienationem mentis, Ориген, De princ., III.4; ср. In Ezech., VI.157; Contra Celsum III.4). После того, как откровение было получено, Святой Дух побуждал волю святых писателей к сообщению этих идей другим (De princ., IV.27). При этом святые писатели пользовались и естественными человеческими способностями, в частности, памятью (Ориген, Com. in Joan., VI.18;34; De princ., III.3, PG 11, 318; Com. in Matth., XVI.12). Поэтому иногда написание священных книг понимается александрийцами как “сотрудничество” Святого Духа и человека (su­ner­goаntoj toа Ўg…ou pneЪmatoj, Ориген, Com. In Matth., XVI.12). Действие Святого Духа не подавляло природной свободы (arbitrii judicium liberum) святых писателей (Ориген, De princ., III.4); они по своему собственному расположению принимали волю Божию к этому служению (Климент, Strom., VI.17) и были полностью свободны в сообщении людям открываемых им истин (Ориген, In Ezech., VI.1). Вместе с тем александрийцы особенно настаивают на том, что святые писатели были застрахованы от каких бы то ни было ошибок (mhdenХj sfallomљnou… mhdќ yeudomљnou, Ориген, Com. in Joann. VI.34).

Большинство последующих греческих церковных писателей и богословов испытали сильное влияние александрийцев в учении о богодухновенности Священного Писания. Сам факт богодухновенности общепризнан. На Втором Вселенском соборе 381 г. было определено, что именно Святой Дух “говорил через пророков” (tХ lalБsan di¦ tоn profhtоn). Термины продолжают использоваться разные, но все чаще начинает употребляться классический термин qeТpneustoj58. Объяснение факта богодухновенности мы находим, например, у святителя Григория Нисского, который наиболее полно усвоил оригеновское наследие: Писание “богодухновенно” (qeТpneustoj), поскольку оно есть “Пи­сание Святого Духа” (Contra Eunomium, III.5.8); все, что в нем сказано, — это “слова Святого Духа” (toа pneЪmatТj e„si toа Ўg…ou fwna…, Там же, III.5.13); “богоносные святые [писатели] были вдохновляемы (™mpnљontai) силой Святого Духа, и все Писание называется богодухновенным, поскольку оно есть учение Божественного вдохновения” (tБj qe…aj ™mpneЪsewj didaskal…a, Там же, III.5.15). Далее было подтверждено мнение александрийцев, что богодухновенность распространяется на все Священное Писание вплоть до букв. Так, святитель Григорий Богослов считал, что “точная забота Духа распространяется “вплоть до отдельной черты и буквы” Священного Писания (mљcri tБj tucoЪshj kera…aj kaЂ grammБj, Oratio II.105)59. Святитель Василий Великий также считал, что “в богодухновенных глаголах нет ничего бесполезного вплоть до слогов” (toа mhdќ mљcri sullabБj ўrgТn ti eЌnai, In Hexaemeron VI.11)60. Вместе с тем богословы IV–V вв. выступали против монтанистического представления о экстатически-бессознательном характере богодухновенности (см., например, святитель Афанасий Великий, Contra Arianos III.37)61. Святитель Кирилл Александрийский отмечал важность личного вклада святых писателей в составление священных книг (In Joann.62, I.10;18, PG 73, 148;176). Однако хотя все греческие церковные писатели и богословы признавали факт богодухновенности, в большинстве своем они не вдавались в детальное исследование вопроса о ее характере или степени воздействия на святых писателей. С другой стороны, в IV в. было четко определено число богодухновенных Писаний. Так, святитель Афанасий Великий в качестве “богодухновенного Писания”, которое состоит из “принятых в канон (t¦ kanonizТmena), переданных и удостоверенных Божественных книг”, перечисляет 22 книги Ветхого Завета (без книг Премудрости, Есфири, Руфи и Товита) и все 27 книг Нового Завета (Epist. Festal., 39). Святитель Кирилл Иерусалимский, подобно апологетам, признавал богодухновенность не только за оригинальным текстом Священного Писания, но и за переводом LXX (Catecheses, IV.34)63, а некоторые — даже за трудами Отцов и учителей Церкви (см., например, святитель Григорий Чудотворец, In Origenem Oratio Panegyrica 15)64, а также за соборными определениями (см. святитель Кирилл Александрийский, Epist. 1, PG 77, 16; преподобный Исидор Пелусиот, Epist. 4.99, PG 78, 1166).

3. Антиохийская школа

Заметный прогресс в изучении богодухновенности наблюдается в антиохийской экзегетической школе IV–V вв., хотя и здесь не возникло подробного систематического учения по этому вопросу. Так, Феодор Мопсуестский, наряду с признанием того, что все Священное Писание, как Ветхого, так и Нового Завета, вдохновлено одним и тем же Святым Духом (In Nahum, I.1)65, полагал, что воздействие Святого Духа на святых писателей было различным. Например, особенный дар, данный пророкам, отличается от дара премудрости, которым обладал Соломон (In Job, PG 66, 697)66. Исследуя характер пророческого вдохновения, Феодор пришел к выводу, что пророчество было связано с экстатическим состоянием, которое отвлекало внимание пророка от окружавшей его обстановки и обращало к страшным и таинственным видениям, которых его удостаивал Святой Дух (In Nahum, I.1; In Osee67, 3.1, PG 66, 143; In Abdiam68, 1, PG 66, 307). Таким образом, первое впечатление, которое получал пророк, было зрительным, а затем его слуху передавалось словесное сообщение. Святитель Иоанн Златоуст, самый известный представитель антиохийской школы, считал Священное Писание богодухновенным, поскольку его послал людям Сам Бог (In Genesim, Homilia 2.2, PG 53, 28)69; в нем говорили пророки, вдохновленные Божественным Духом (In Psalmos 4.11, PG 55, 57)70; их уста были устами Самого Бога (toа Qeoа ™sti stТma, In illud, Vidi dominum, Hom. 2.2, PG 56, 110)*. Подобно александрийцам, святитель Иоанн Златоуст говорит, что в Священном Писании нет ни одной незначительной и лишней буквы или черты (In illud, Salutate Priscillam et Aquilam, Hom. I.1, PG 51, 187)71; даже длинные списки имен и хронологические сведения в Священном Писании имеют глубокое значение (Там же; ср. In illud, Vidi dominum, Hom. 2.2, PG 56, 110). Иногда у святителя Иоанна встречается древнее сравнение святых писателей с музыкальными инструментами (tina lЪran eЩЈrmoston kaЂ liqo­kТllhton), на которых играл Святой Дух (In Joann. Hom. I.172; ср. De Laz. conc.73, 6.9). Однако он делает четкое различие между истинными и ложными пророками: если первые находились под влиянием демонических сил, в результате чего они теряли рассудок и становились подобными бездушной флейте, то истинные пророки, вдохновляемые Святым Духом, сердцем понимали то, о чем они пророчествовали (In Psalmos 44.1, PG 55, 183 и далее). Кроме того, святитель Иоанн не отрицает и участия умственных способностей святых писателей в составлении священных книг (см. In Genesim, Hom. 7.4; 12.1; 20.4). Подобные мнения о богодухновенности можно встретить и у позднейших греческих и сирийских церковных писателей. Так, преподобный Иоанн Дамаскин посвящает Священному Писанию (PerЂ grafБj) 90 главу “Точного изложения православной веры”, где указывает, что все Писание богодухновенно и полезно; в нем содержится неисчерпаемая благодать; хотя оно возвещает о всей Святой Троице, но особое действие вдохновения принадлежит в нем Святому Духу, посредством Которого говорили закон, пророки, Евангелисты, Апостолы, пастыри и учители. Кроме того, он перечисляет канонические книги Ветхого (22) и Нового Завета (27) (Там же). Преподобный Иоанн также повторяет сказанное предшествующей традицией о различии между истинными и ложными пророками: во-первых, истинные пророки были просвещаемы (fwtizТmenon) Святым Духом и преподавали наставления “чинно” (tЈxei didЈskein), а ложные — были одержимы другим духом, бесновались и теряли ясность сознания (kaЂ mainТmenon, kaЂ skotoЪmenon); во-вторых, истинные пророки называли Господом Иисуса, а ложные не только этого не делали, но и, наоборот, проклинали Его (In 1 Cor. 12.2–3, PG 95, 664)74.

4. Латинские отцы Церкви

Со времени Тертуллиана вплоть до святителя Амвросия Медиоланского у западных Отцов и учителей Церкви не наблюдается сколько-нибудь значительного прогресса в учении о богодухновенности. Учение святителя Амвросия, с одной стороны, восходит к александрийской традиции (Оригену и даже Филону), а с другой стороны, имеет специфически западные особенности. Согласно святителю Амвросию, “все Божественное Писание дышит благодатью Божией” (Dei gratiam spiret, Enarr. in Ps 1.4)75, хотя разные его книги могут иметь различную степень важности (богодухновенности). Все Писание называется “бого­духновенным” (qeТpneustoj) потому, что “Бог вдохновил то, что сказал Дух” (De Spiritu Sancto, III.16.112)76. Первичным автором (auctor, греч. a‡tioj) Священного Писания святитель Амвросий считает Слово Божие (Deus Verbum ‘Бог Слово’, Там же, 8.10), но чаще — Святого Духа. Поэтому он говорит, что святые писатели “писали не по [человеческому] искусству, но по благодати (secundum gratiam), которая превосходит всякое искусство; ведь они написали то, что Дух давал им сказать” (Epist. 8.1, ср. Мф 10:20). Подобно апологетам, святитель Амвросий нередко уподобляет пророков “инструменту Божественного гласа” (divinae vocis orga­num), поскольку они “телесными устами выражали небесное пророчество” (Hexaemeron, VI.6777; ср. VI.69; Epist. 58.13). О пророческом вдохновении он говорит как о состоянии внезапно наступающем, экстатическом и близком к умопомешательству: “Когда благодать Божия находит на пророческий ум, она врывается внезапно”, “когда Святой Дух налегал и нисходил (incu­buis­se et cecidisse) на пророков, они приходили в исступление (excessum), смущались, устрашались, и охватывались некой тьмой неведения и неразумности” (De Abraham, II.61)78. Однако о Евангелистах святитель Амвросий говорит, что Святой Дух лишь управлял их деятельностью (divino Spiritu ministrante), так что они полностью завершили свои писания без какого бы то ни было напряжения своих сил (Exp. Luc., prol. 3)79. Кроме того, святитель Амвросий ясно указывает на участие умственных способностей святых писателей (в частности, Евангелистов) в составлении священных книг; они не были чужды “тройной премудрости” (нравственной, физической и логической), и каждый в своей книге, как правило, отражал какой-то один из ее аспектов (Exp. Luc., prol. 2–3; Exp. Ps. 36.1).

Значительного развития учение о богодухновенности на Западе достигло у блаженного Иеронима, который впервые обратил внимание на древнееврейский оригинал Ветхого Завета и подверг сомнению богодухновенность греческого перевода LXX. Прежде всего Иероним основывается на том, что все Священные Писания представляют собой одну Книгу, поскольку все они написаны единым Святым Духом (In Isaiam IX.29.12, PL 24, 332)80. Апостолы в своих писаниях учили не сами, но в них учил Бог (In epistolam ad Galatas, 1:12, PL 26, 322)81. Без Святого Духа Евангелие было бы только человеческим произведением (Там же, 1:12). Пророки настолько тесно были соединены с Богом, что говорили “от лица Бога” (ex persona Dei, Там же, 1:19, PL 26, 345), и даже “от лица Христа” (ex Christi persona, In epistolam ad Ephesios, 4:1, PL 26, 493)82. Нередко у Иеронима встречаются выражения, которые с первого взгляда могут натолкнуть на мысль о вербальном характере богодухновенности. Так, он говорит: “Никто не сомневается, что Закон написан под диктовку Святого Духа” (Spiritu sancto dictante, In Zachariam, lib. I, PL 25, 1442)83. Согласно Иерониму, в Божественных Писаниях “даже отдельные слова, слоги, черты, точки наполнены смыслом” (In epistolam ad Ephesios 3:6, PL 26, 481)84; все установления и законы книги Левит и все слова книги Откровения исполнены таинственного смысла (Epist. 53.8–9). Однако Иероним понимает это вовсе не как обожествление “буквы” Священного Писания, а как поиск его внутреннего смысла, подобно тому, как Апостолы и Евангелисты в переводе тех или иных цитат из Ветхого Завета “искали смысла (sensum), а не слов и не слишком заботились о порядке и строе речей, — только бы ясна была сама мысль” (Epist. 57.9). “Мы думаем, — говорит Иероним, — что Евангелие заключается не в словах Писаний, а в смысле, не на поверхности, а в сердцевине, не в записанных речах, а в глубине понимания” (In epistolam ad Galatas, 1:12)85. Касаясь вопроса о характере акта богодухновения, Иероним выступает с критикой монтанистского представления об экстатическом и бессознательном состоянии пророков: “Пророк не говорит в исступлении (in ™kstЈsei), как безумствуют Монтан, Приска и Максимилла” (In Nahum, prol., PL 25, 1232)86. Пророки были мудрыми людьми (sapientes) и понимали то, что они говорили, и все слова их были исполнены мудрости и смысла (In Isaiam, Там же; ср. In Nahum, Там же). Пророкам подчинялись их “пророческие духи”; в их власти (in sua potestate) было молчать им или говорить (In Isaiam, Там же). До слуха пророков доносился не колеблемый голосом воздух, но Бог говорил непосредственно в их душах (Там же). Кроме того, Иероним подчеркивает, что богодухновенные писатели при составлении священных книг проявляли индивидуальные особенности своего стиля и культурной среды, к которой они принадлежали (In Isaiam, prol.; In Ierem., prol.; In Amos, prol.). Однако в отличие от Феодора Мопсуестского он не проводит четкого различия между откровением и богодухновенностью, а также между богодухновенностью различных книг Священного Писания, так что ставит в один ряд богодухновенность пророческих, исторических и учительных книг.

Наконец, последний взлет западной богословской мысли IV–V вв. в изучении богодухновенности Священного Писания наблюдается у блаженного Августина. Священное Писание представляется Августину “наивысшим авторитетом” (auctoritatis fastigium/culmen, Epist., 28.3; De consensu Euang., II.21.52)87, превосходящим все способности человеческого духа (De Genesi ad litteram, II.5)88. Благодаря этому Божественному авторитету Священное Писание получило широкое распространение во всем мире (Confess., VI.5.8)89. Поэтому Августин утверждает, что содержание Священного Писания было продиктовано людям Самим Богом90. Он дает классическую формулировку этого представления в связи с вопросом о деятельности Евангелистов: “(Христос) посредством воспринятой Им человеческой природы является Главой всех Своих учеников, которые подобны членам Его тела. Поэтому, когда они написали то, что Он делал и говорил, никоим образом не следует говорить, что это написал не Он Сам; поскольку Его члены сделали то, что они узнали, когда им диктовала Глава (membra ejus id operata sunt, quod dictante capite cognoverunt). Ведь то, что Он захотел, чтобы мы прочли о Его делах и словах, это самое Он повелел написать им как Своим собственным рукам” (De consensu Euang., I.35.54). С другой стороны, гораздо чаще авторами (auctores) Священного Писания (De Genesi ad litteram, I.19.39; II.9.20) Августин называет “вдохновенных людей” (homines inspirati, Tract. in Ioann. Euang., I.1)91, в которых был Святой Дух (De civit. Dei, XVIII.43)92, и через которых нам было передано и написано это Писание (Epist. 28.3). Поэтому обычным и наиболее употребительным выражением для описания богодухновенности у него по-прежнему остается тертуллиановское divina inspiratio (“Божественное вдохновение”, De consensu Euang., III.13.48), а также близкое ему по смыслу divinitus suggerere (“Божественное внушение”, De con­sen­su Euang., II.19.44). В отличие от Иеронима Августин признает богодухновенность греческого перевода LXX, который он считает каноническим и предпочитает переводу Иеронима (De civit. Dei, XVIII.42–43). Кроме того, Августин подробно исследовал характер воздействия богодухновения на человека и старался выяснить, какие познавательные способности человека в этом участвуют. Он различал три вида зрения (visio): телесное (corporale genus), духовное (spirituale) и умственное (intellectuale, De Genesi ad litteram, XII.6–7). У разных людей при вдохновении был задействован тот или иной вид зрения, но истинный пророк, по мнению Августина, обладает одновременно и духовным, и умственным видом зрения, то есть “видит в духе обозначающие подобия телесных предметов”, которые Бог посылает ему, и “живо понимает умом их значение” (Там же, 9; ср. 11–12). Августин считает, что Святой Дух по-разному воздействовал на пророков и других людей, через которых Он хотел дать Свое откровение: одним Он посылал телесные видения (rerum imagines), — и это двояким образом: или во сне (per somnium), или в исступлении (per demonstrationem in ecstasi), которое есть “отрешение ума от телесных чувств (mentis alienatio a sensibus corporis), чтобы человеческий дух, одержимый Божественным Духом, предавался образам, которые следует воспринять и созерцать”. Ум других Святой Дух наставлял к пониманию (ad intelligentiam), третьих вдохновлял и тем и другим способом вдохновения одновременно (utraque inspiratione), а четвертых (как в случае с Каиафой) побуждал к выражению Божественных истин без понимания их смысла (De divers. quaest. ad Simplicianum, II, quaest. I.1)93. В этом словесном выражении содержания откровения Бог также всегда сообразовывался с человеческими способностями. По мнению Августина, “Бог говорит через человека по-человечески (more hominum), чтобы и этим способом высказывания нас приобрести” (De civit. Dei, XVII.6.2)94. Святые писатели (в частности, Евангелисты) при составлении своих книг пользовались как своими умственными способностями, так и личными воспоминаниями, а роль Святого Духа состояла в управлении их умами (mentes sanctorum gubernans), в направлении (regens) и побуждении (suggerere) их воспоминаний и в предохранении их от ошибок (De consensu Euang., II.21.51–52; III.7.30; Sermo, 246.1). Поэтому каждый из Евангелистов придерживался своего способа повествования, но все они также опирались на труд предшественников и присоединяли к нему и свой личный труд (cooperationem sui laboris adjunxit), насколько каждый в отдельности получил на то вдохновение (De consensu Evang., I.2.4). Даже апостол Иоанн, любимый ученик Господа, начавший свое Евангелие с утверждения Божественной природы Слова Божия, как человек был ограничен в способе выражения; даже получив вдохновение от Бога, он не сказал всего того, что есть, но сказал только то, что мог (Tractatus in Ioann. Euang., I.1).

5. Выводы

Итак, подведем некоторые итоги тому, как святые Отцы и учителя Древней Церкви I–V вв. представляли себе феномен богодухновенности Священного Писания.

Во-первых, они были убеждены, что все Священное Писание Ветхого и Нового Завета было написано совместным действием Бога и людей (святых писателей); при этом забота Святого Духа распространялась вплоть до отдельных букв и слогов Священного Писания, за которыми сокрыт таинственный духовный смысл.

Во-вторых, святые писатели полностью пользовались своими естественными способностями (такими, как разум, память, воля, чувства), которыми руководил и управлял Бог; при этом их способности возвышались и приобретали сверхъестественную силу и благодать и были свободными от ошибок и неточностей.

В-третьих, сам акт вдохновения не имел бессознательного и безотчетно-пассивного характера (хотя некоторые считали возможным предполагать это для пророческого вдохновения); в момент вдохновения святые писатели находились в полном сознании и не теряли своей природной свободы.

В-четвертых, степень богодухновенности, или Божественного воздействия различалась в зависимости от жанров священных книг (исторические, пророческие, книги премудрости, послания и др.), а также от личных особенностей святых писателей и Божественного замысла о них.

В-пятых, вдохновение было единым действием Святой Троицы, однако особая роль в нем принадлежала Святому Духу. При этом одни полагали, что инициатива в пророчестве всецело принадлежала Богу, а другие — что человеку.

1Послание апостола Варнавы (рус. пер.: Писания Мужей Апостольских. Рига, 1992 г.).

2Первое послание к Коринфянам (рус. пер.: Там же).

3Послание к Магнезийцам (рус. пер.: Там же).

4Против Маркиона. Ср. Псевдо-Иустин. Cohortatio ad gentiles, 8 (Увеща­ние к эллинам, рус. пер.: Святой Иустин Философ и Мученик. Творения. М., 1995).

5Первая апология (рус. пер.: Там же). Ср. Святитель Феофил Антиохийский. Ad Autolyc., II.10 (К Автолику, рус. пер.: Ранние Отцы Церкви. Антология. Брюссель, 1988).

6Диалог с Трифоном иудеем (рус. пер.: Святой Иустин Философ и Мученик. Творения).

7Против ересей (рус. пер.: Святитель Ириней Лионский. Творения. М., 1996).

8ПсевдоИустин. Cohortatio ad gentiles, 8.

9Ср. ПсевдоИустин. Cohortatio ad gentiles, 8; Святой Иустин Мученик. Dialogus, 85.

10Ср. Татиан. Oratio adv. Graecos, 29 (Речь против эллинов, рус. пер.: Ранние Отцы Церкви. Антология); Святитель Феофил Антиохийский. Ad Autolyc., II.9; Тертуллиан. Apolog., 20 (Апология, рус. пер.: Отцы и Учители Церкви III в. Антология. Т. 1. М., 1996); De pudicitia, 21.

11Исключение составляет святитель Ипполит Римский, у которого этот термин встречается два раза (в отрывке De universo (О мире), 130–131 — по отношению к пророкам, и в In Canticum canticorum (Толкование на Песнь песней), V.3 — о Священном Писании в целом).

12Об женском убранстве (рус. пер.: К. С. Ф. Тертуллиан. Избранные сочинения. М., 1994).

13См. I Cor., 4.1; 14.4; 17.3; 23.5; 34.6 и др.

14См. Epist., 4.7b; 5.4a; 6.12a; 11a; 13.2a и др.

15См. Dialogus, 23.4; 37.4; 56.12; 56.8; 65.2 и др.

16См. 4.1 (рус. пер.: Писания Мужей Апостольских).

17См. Ep. 1.5; 2.12.

18См. 7.4 (рус. пер.: Писания Мужей Апостольских).

19См. Святитель Ипполит Римский. De Christ. et antichr., 1 (О Христе и Антихристе, рус. пер.: Отцы и Учители Церкви III в. Антология. Т. 2. М., 1996).

20См. Святитель Климент Римский. I Cor. 43.1; 45.2; Святитель Поликарп Смирнский. Ad Philip., 12.1 (Послание к Филиппийцам, рус. пер.: Писания Мужей Апостольских); Святитель Ипполит Римский. Contra Noetum (Против Ноэта), 9.

21См. святитель Климент Римский в цитате у Евсевия Кесарийского, Hist. Eccl., IV.23.12 (Церковная история, рус. пер.: Евсевий Памфил. Церковная история. М., 1993).

22Святитель Ипполит Римский. De Christ. et antichr., 1.

23См., например, Святой Иустин Мученик. I Apol., 31; Dialogus, 68; ПсевдоИустин. Cohort. ad gentiles, 13; Святитель Ириней Лионский. Adv. Haeres., III.31.

24Послание к Филадельфийцам (рус. пер.: Писания Мужей Апостольских).

25Ср. с известным выражением Папия Иерапольского lТgia kuriakЈ (цитируется у Евсевия, Hist. Eccl., III.39.1).

26Против Праксея (рус. пер.: Альфа и Омега. 2001. № 2(28)).

27См., например, Апология Сократа, 22с; Ион, 533e–534d.

28Об особенных законах.

29Ср. Quis rer. div. haer. (О том, кто наследует Божественное), 249–266 и др.

30Прошение о христианах (рус. пер.: Ранние Отцы Церкви. Антология).

31Ср. ПсевдоИустин. Cohort. ad gentiles, 8.

32Ср. ПсевдоИустин. Cohort. ad gentiles, 8.

33См. ниже.

34Панарий.

35О знаменитых мужах.

36О душе.

37Октавий (рус. пер.: Ранние Отцы Церкви. Антология).

38Ср. Ориген. Conra Celsum (Против Цельса), VII.3 и далее.

39Блаженный Иероним также упоминает о епископе Аполлонии, жившем при Коммоде и Севере и написавшем большой трактат против монтанизма (см. De viris illustribus, 40).

40Ср. Epist. ad Diognetum (Послание к Диогнету, рус. пер.: Ранние Отцы Церкви. Антология), 11.6.

41См. Святой Иустин Мученик. Dialogus, 16; Святитель Феофил Антиохийский. Ad Autolyc., II.9 и др.

42См. Святой Иустин Мученик. 1 Apol. 33; 36; Святитель Феофил Антиохийский. Ad Autolyc., II.10; Святитель Ириней Лионский. Adv. Haeres., II.28.2 и др.

43См. Святой Иустин Мученик. Dialogus, 7; 25; 34 и др.

44Далее — De princ. (рус. пер.: Ориген. О началах. Самара, 1993).

45Строматы (рус. пер.: Отцы и Учители Церкви III в. Антология. Т. 1).

46Послание к Юлию Африкану.

47Избранное из Толкований на Псалмы. Авторство этого толкования спорно.

48Протрептик.

49См. Климент. Strom. IV.11; Ориген. Select. In Psalm., PG 12, 1084; In Jerem. Hom. (Гомилии на пророка Иеремию) XIX.3, PG 13, 501; Com. Matth. (Комментарий на Евангелие от Матфея) II, PG 13, 832; In Luc., Hom. (Гомилии на Евангелие от Луки) I,1, PG 13, 1801; также в цитате у Евсевия Кесарийского, Hist. Eccl., VI.25.

50Гомилии на Бытие.

51См. Ориген. Select. In Psalm. Там же; In Jerem. Hom. 21.2; 39, PG 13, 512; In Numer. Hom. (Гомилии на Числа), 27.1, PG 12, 732; Com. in Joan. (Комментарий на Евангелие от Иоанна), 13.46, PG 14, 481.

52См. выше.

53Против Цельса (рус. пер. кн. I–IV см.: Против Цельса. Апология христианства. Сочинение Оригена, учителя Александрийского. М., 1996).

54Послание к Григорию Чудотворцу.

55См. Климент. Cohortatio, I.5; Paedagog., II.4 (Педагог, рус. пер.: Климент Александрийский. Педагог. М., 1996); III.53; Strom., VI.18; Ориген. Contra Celsum, II.9; Com. Matth. II, PG 13, 832.

56Ср. Ориген. De princ., IV.14;5; In Luc. Hom. XXIII; Contra Celsum I.44; II.2.

57Гомилии на пророка Иезекииля.

58См., например, Евсевий Кесарийский. Hist. Eccl., III.4.7; Святитель Афанасий Великий. De incarn., 33 (О вочеловечении Бога Слова, рус. пер.: Святитель Афанасий Великий. Творения. Т. 1. М., 1994); Epist. Festal. 39 (Праздничные послания, Там же, Т. 3); Святитель Василий Великий. Regulae morales, 26 (Нравст­венные правила, рус. пер.: Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т. 2. СПб., 1911); Святитель Григорий Нисский. Contra Eunomium (Против Евномия), III.5.8.

59Слово II (рус. пер.: Святитель Григорий Богослов. Собрание творений. Т. 1. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994).

60Беседы на Шестоднев (рус. пер.: Творения иже во святых отца нашего Василия Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. Т. 1. СПб., 1911).

61Против ариан (рус. пер.: Святитель Афанасий Великий. Творения. Т. 2. М., 1994).

62Комментарий на Евангелие от Иоанна.

63Огласительные Слова.

64Похвальное слово Оригену.

65Толкование на пророка Наума.

66Толкование на книгу Иова.

67Толкование на пророка Осию.

68Толкование на пророка Авдия.

69Беседы на книгу Бытия (рус. пер.: Иже во святых отца нашего Иоанна Златоустого, архиепископа Константинопольского избранные творения. М., 1993).

70Беседы на Псалмы.

71Беседа на слова: Приветствуйте Прискиллу и Акилу.

72Беседы на Евангелие от Иоанна (рус. пер.: Иже во святых отца нашего Иоанна Златоустого… избранные творения).

73О Лазаре.

*Беседы на Ис 6:1 “Видел я Господа…”.

74Толкование на Первое послание к Коринфянам. Авторство этого толкования спорно.

75Беседы на Псалмы.

76О Святом Духе.

77Шестоднев.

78Об Аврааме.

79Толкование на Евангелие от Луки, пролог.

80Толкование на пророка Исайю.

81Толкование на Послание к Галатам.

82Толкование на Послание к Ефесянам.

83Толкование на пророка Захарию. В другом месте Иероним говорит, что Святой Дух диктовал (dictavit) через апостола Павла (per Apostolum) содержание Послания к Римлянам (Epist. 120.10), однако здесь слово dictare скорее имеет значение “повторять” или “наставлять”.

84Ср. In epistolam ad Philemonem, prol. (Толкование на Послание к Филимону, пролог), PL 26, 602.

85Те же противопоставления “слов” (verba), “речей” (sermones), “букв” (litterae), “последовательности слов” (ordo verborum) и “смысла” (sensus, intelligentia) см. в Epist. 65.11; 106.29.

86Пролог к Толкованию на пророка Наума. Ср. In Isaiam, prol. (Пролог к Толкованию на пророка Исайю), PL 24, 19–20; Epist. 41.

87О согласии Евангелистов (рус. пер. см. Блаженный Августин. Творения. Т. 2. СПб.–Киев, 1998).

88О книге Бытия буквально (рус. пер.: Там же).

89Исповедь (рус. пер.: Там же. Т. 1).

90Enarrationes in Psalmos, LXII.1 (Беседы на Псалмы); Qaestiones in Heptateuchum, VII.49 (Вопросы на Семикнижие), PL 34, 815; De consensu Euang., I.35.54; ср. Святитель Григорий Великий. Moralia in Job, praef., 1–2 (Нравственные толкования на книгу Иова, предисловие), PL 75, 515–517.

91Трактат на Евангелие от Иоанна.

92О граде Божием (рус. пер.: Блаженный Августин. О граде Божием. Т. 4. М., 1994).

93О различных вопросах, к Симплициану.

94Рус. пер.: Блаженный Августин. О граде Божием. Т. 3. М., 1994.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.