«Моего ребенка избивали за кулисами, а педагог не замечал»
Ангелина, 45 лет:
— У моего сына Коли синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ). Он неусидчивый, его реакции не всегда предсказуемы и понятны окружающим. Если напряжен, может начать бегать, болтать без умолку. При этом добрый, контактный, любит общение с детьми.
Самое страшное для моего ребенка — «посиди на стуле, подумай». В детских садах любят так наказывать. Воспитатели на него часто жаловались: «На утренниках ведет себя безобразно! Захотел — потанцевал, захотел — из зала вышел!»
Сын заговорил поздно, поэтому о том, как воспитатели общаются с ним, я не знала. Ему было почти шесть, когда он спросил: «Мам, а Галина Викторовна сказала, что, если еще раз ударю или ущипну Петю, моих родителей отправят в тюрьму, а меня сдадут в детский дом. Это правда?»
После консультации с нейропсихологом я приняла решение Колю в школу не отдавать, а перевести на семейное обучение. Но без социализации же нельзя. В первом классе ребенок пошел на гимнастику и в театральную студию.
За полгода студия выпустила два спектакля. В обоих сын играл. Это было невероятно. Коля произносил короткий текст почти без запинок, держал схему танца, вовремя выходил на поклон. Самый настоящий успех при его особенностях. Так что я очень была довольна. А уж он как любил театр!
В нашем доме культуры совсем небольшое фойе. Там почти нет места, поэтому родителей на время занятий просят выйти погулять. Максимум пару бабушек остается. Педагог забирает группу перед уроком и возвращает к определенному часу. Может, поэтому я не догадывалась о стычках между детьми. Занятия два раза в неделю по часу. Когда успеть поссориться? Хотя по некоторым фразам, которые проскальзывали, могла бы догадаться.
Однажды педагог пожаловался, мол, на занятиях Коля хулиганит: «Я ему говорю: “Сядь и молчи, не мешай. Я тебя наказал. А он скачет”. Детям объяснил, чтобы на него не обращали внимания и спокойно занимались. Сделайте с ребенком что-нибудь».
— «“Сядь, молчи” с ним не работает. Он сильнее станет дергаться, — объясняла я. — Не замечать значит игнорировать, и это может вызвать реакцию. Лучше похвалить, пусть даже за маленькие успехи. Продемонстрируйте уважение к ребенку».
Я пыталась объяснить, что атмосфера в коллективе всецело зависит от педагога. Он определяет, как происходит коммуникация. И если дети ссорятся, это его недоработка. Родитель сделать точно ничего не сможет.
О том, что сына зажимают в углу, держат толпой, пока один бьет, я тоже узнала случайно.
Я встретилась с семьей обидчика. Провела примирительную беседу, помогла детям услышать друг друга. Казалось, конфликт исчерпан и больше травить и унижать сына никто не будет.
За год Коля подрос. Стал усидчивее, спокойнее, адекватнее. В новом учебном году коллектив студии почти полностью поменялся. Но пришел парень, у которого общение с моим сыном не задалось. Травля продолжилась. Коля снова стал мальчиком для битья. Однажды ему заехали сапогом по лицу, в другой раз избили за кулисами.
Режиссер придерживается принципа «не вмешиваюсь, мое дело — качественная постановка». Обычно сидит в зале и смотрит на сцену. После одного из уроков предъявил мне, что сын сам избил одного из ребят во время репетиции. Разбираться в том, что конфликт начался до занятия, педагог не собирался: «Мне не надо, чтобы у меня всплывали эти вещи!»
Мы не сбежали посреди года, дошли до конца. Сын выступил в итоговом спектакле.
Честно признаюсь, я не смогла победить травлю. Старалась, но не сумела донести до режиссера театральной студии, что только он может остановить происходящее своим авторитетом. Психолог рекомендовал просто сменить театральную студию, раз сыну так нравится театр. Так и сделаем осенью.
«Сын молчал, что весь класс над ним издевается»
Мария, 39 лет:
— Иногда учитель не справляется с одним из детей в классе и невербально дает сигнал остальным: «этого» надо успокоить. Перекладывает на детей ответственность за дисциплину. Так было у нас с приемным сыном.
С первого класса с ним учился хулиган, который делал мелкие пакости, которые сходили ему с рук. Забирал у детей печенье, например. Зачем одному 27 штук? Первый учитель держал его в узде. Второй справлялся хуже. Когда в третьем классе опять сменился педагог, дисциплина окончательно поплыла.
Буквально на первом собрании учительница заявила, что пришла на замену. До конца года детей доведет, а потом покинет школу. Она игнорировала конфликты между ребятами, не справлялась с хулиганом. Моего сына начали обижать.
Однажды учитель отлучилась на минуту и сосед по парте вылил ему воду на голову. В другой раз мой ребенок попытался ответить на какую-то колкость. Получил по уху так, что кровь пошла. Педагог сообщила о конфликте по телефону и попросила дома обсудить ситуацию. Мы допускали, что сын мог нарываться на ссору, провоцировать. Это связано с его особенностями, мы посещаем невролога и психолога.
В беседе с папой ребенок признался, что его обижают. Как потом оказалось, нам он не договаривал: «Водой все брызгались, в ухо случайно попали». Когда муж предположил, что сын «был в чем-то не прав, вот и получил», тот отреагировал болезненно. Выглядело, будто мы несправедливо обвиняем его в чем-то.
Только третий инцидент заставил нас по-настоящему разобраться в происходящем и начать действовать.
У моего сына есть проблемы с энурезом. Не знаю, как это стало известно классу. Кто-то из ребят разлил сок на полу. «Обсикался», — тыкали одноклассники в нашего мальчика. В лужу полетел его учебник, по книге потоптались. Этого было достаточно, чтобы над сыном ржал весь класс. О последнем эпизоде ребенок рассказал сам.
Я обзвонила родителей детей, которые его травили. Узнала, что некоторые вынуждены примыкать к буллингу из страха, что самим прилетит. Порывалась встретиться с семьей хулигана. Но мама мальчика заявила по телефону, что разговаривать со мной не будет, не хочет психологической травмы у сына.
«Ничего себе, травмы боится, — подумала я про себя. — У моего кровь из уха течет, а у твоего травма будет!»
Я злилась и ловила себя на мысли: если встречусь с этим ребенком, не смогу сдерживаться. Мы столько лет занимались реабилитацией приемного сына, столько вкладывали сил, буквально по крупицам собирали ребенка. А тут какой-то невоспитанный малец в секунду это обнуляет?
Травля разворачивалась не сразу, постепенно. Увы, родители не могут попасть в школу, поэтому о том, что там происходит, мы узнавали по отголоскам. Поговорила с учителем. И кроме подробностей о драке услышала нелепые обвинения в мелких провинностях. То черную ручку принес вместо синей, то с телефоном сидел на уроке. У него и телефона-то нет. «Да он у вас вообще не работает в классе!»
Дома у нас был такой разговор:
— Почему ты на уроке не работаешь, сынок?
— Не хочу, чтобы все видели мои двойки и тройки.
— А как ребята о них узнают?
— На интерактивной доске оценки показывают. Все смеются надо мной. Лучше вообще ничего делать не буду.
Я поняла, почему ребенок саботировал учебу. В ответ на это учитель демонстрировал свое отношение к нашему сыну. Остальные дети считывали: «ату его».
Мы с мужем сами не сразу разобрались, как воспитывать сына, который не боится ничего потерять. У него в жизни все самое важное отняли: кровных родителей. Как быть с ребенком, для которого что поощрение, что наказание — равно? Кнопка управления сломана. Другой нет.
Вторым моим шагом стало длинное письмо учителю: «У нас ребенок государственный. Мы вам его доверили. Вы за него отвечаете. Не справляетесь и не можете защитить, пойдем в компетентные органы за подмогой».
А еще я написала в родительский чат о том, что ребенок приемный. «Несмотря на тяжелое прошлое, сложности характера, несмотря на то, что не белый и пушистый, он достоин уважения и любви!» — писала я. Поделилась мыслями, как говорить с детьми о травле, как учить не примыкать к агрессору. Пыталась донести до взрослых, что усвоенная в детстве модель поведения рискует остаться с детьми навсегда. В любом другом коллективе неосознанно станут искать потенциальную жертву или бояться агрессора.
То, с чем столкнулась, удивило. Мама зачинщика драк ответила, что это ее ребенок жертва. Я не реагировала на эти выпады. Вскоре совместным решением директора и мамы мальчика его перевели на домашнее обучение.
Главным результатом для меня стало то, что травля прекратилась. Но не знаю, надолго ли. Я не стала агрессивно вмешиваться в ситуацию, притормозила. У меня есть четкое понимание, как действовать в ситуации буллинга, как защищать ребенка. За годы, что сын под опекой, мы много пережили вместе.
При этом понимаю: наравне с нашей семьей за его благополучие отвечает школа, органы опеки. Если бы не удалось добиться справедливости на низшем звене — от учителя, родителей, директора, то привлекла бы опеку, министерство образования, прокуратуру. Но думаю, что мера эта все-таки крайняя.
Учительница могла ударить по лбу со словами: «Дурак!»
Наталья, 50 лет:
— Когда сыну исполнилось пять лет, я поняла, что у него талант к музыке. Таких крох берут не везде. Но мы получили приглашение на прослушивание в одну из лучших музыкальных школ страны. В свой класс его взяла заведующая отделением. Как она умудрилась с ходу понять, что он способен извлекать «удивительный звук», не знаю. Мы радовались — прославленный педагог с учениками — призерами международных конкурсов будет учить нашего ребенка!
То, что учительница не вполне адекватна, я заметила сразу. Буквально на втором уроке она закричала: «Да он у вас ни одной ноты не знает! Ну-ка, спойте “ля”». — «Ну “ля”», — сказала я. «Вот, у вас никакого слуха и у него тоже», — не унималась она. «Ему пять, а для меня все ноты “ля”», — ответила я.
Мы не ушли после этого. В нашей школе невероятные преподаватели по специальности, музыкальной литературе, сольфеджио, общему фортепиано, которое положено в дополнение к специальности. Да и ребята в классе подобрались замечательные.
Время от времени педагог впадала в экстатическое состояние.
Чем дольше сын учился, тем больше я понимала, что приступы совпадают со сменой времен года: осень, весна.
«Дурак, дебил, полный идиот… Что ржешь, как конь полоумный». Она не стеснялась в эпитетах, а вокабуляр у нее был образный.
Недоумение я разделяла с другими родителями. Мы пришли к выводу, что эта эксцентричная, но очень талантливая женщина не может опуститься на уровень ребенка. Не может понять, почему новый ученик не способен сделать то, что и так «очевидно», «элементарно», «только такой тормоз, как ты, не сделает».
Со стороны может показаться странным, что сын до сих пор не ушел от этого педагога. Во-первых, она многое ему дала при всех своих странностях. Во-вторых, ребенок прикипел к школе и коллективу. В-третьих, уйти некуда, альтернативы нет. «Уходите от меня, — говорит она, — уходите из школы вообще. В рамках школы миграция невозможна!»
Как оставить школу, когда твой ребенок обожает музыку, выигрывает конкурсы, получает приглашение в заслуженные оркестры, несмотря на возраст, а ты прочишь ему будущее большого музыканта?
Несколько лет я доносила до ребенка простым языком то, что педагог сообщала через унижение, недовольство, осыпая сына грубыми словами. «Милый, оскорбления не относятся к тебе лично, не принимай на свой счет. Не умеет иначе человек выражать страдания по поводу того, что ты неправильно играешь, — убеждала я. — Твоя задача взять полезное, а раздражение, все эти “тебе не дано”, “никогда не получится” просто пропускай мимо ушей». Казалось, сын понимает.
Однажды она с силой шмякнула его по лбу ладонью: «Дурак какой!» Впервые он зашелся в истерике. Ребенок, который прощал, терпел, уважал учителя, просто не выдержал.
Если бы у меня были аудио- или видеодоказательства, я дала бы ход делу. При этом я также понимала: это поступок неуравновешенного человека. Сделан он в сердцах, в гневе, с которым учитель не умеет справляться. Педагог, которая умеет хвалить и восхищаться, также прекрасно может орать и унижать. Эти эмоциональные качели дано выдержать не каждому. Мой сын, который от рождения имел некоторые неврологические проблемы, не выдержал и заболел. У него появились тики. Он много и часто моргал. Хорошая мать, наверное, бросила бы школу. Я — повела ребенка к психологу.
Задача, которую я поставила перед специалистом, была проста: «Адаптироваться к человеку и обстоятельствам, которые мы не можем изменить». Ждать, что педагог признает свое поведение неэтичным, грубым, недопустимым, раскается, увы, не приходилось.
Психолог играл с сыном в игры. Благодаря им сын научился сразу двум вещам. Во-первых, принимать происходящее с юмором. Как-то раз он даже написал поэму о своем учителе и ее особенностях. Во-вторых, в ситуации агрессии стал представлять педагога то громко квакающей лягушкой, то маленькой собачкой на поводке. «Лает, оглушает визгом, но большой опасности не представляет. Покусать не может», — описывал ее.
Наконец, спасло то, что у сына есть увлечения: он рисует, лепит из глины — сублимирует переживания в творчестве. А среда, в которой он находится — принимающая. Его любят, уважают, ценят, он востребован. На этом очень светлом и радостном поле есть всего одно пятно. Оно то уменьшается до точки, то уродливо расползается.
В этом году сын впервые поучаствовал в публичном конкурсе, не спросив разрешения педагога.
«Я бренд, как Версаче, как Мерседес. Кто вы, а кто я!» — кричала она, узнав о нашем самовольстве.
Устроенная педагогом травля была отвратительна. Заседание отдела, внеочередной экзамен, не самый высокий балл и отметка в протоколе: «Ученик не достоин представлять школу на конкурсе». Прекрасно понимаю, что сделано это было руководством школы в угоду человеку, который приносит преференции, конкурсантов, победителей. Такой педагог нужен любой школе. Но такой ценой?
Мы с сыном не раз говорили о том, что в мире есть очень разные люди и надо просто учиться жить рядом с ними. Друзья-музыканты про него говорят: «Ты столько лет с ней и до сих пор жив». Знаю, кто-то терпит, кто-то нет. Мы выбрали первое.
Я правда пока не вижу решения, хотя точка кипения достигнута давно. Научила сына молиться за своего педагога, просить Бога, чтобы вразумил нас, а еще мы ставим свечи перед иконой «Умягчение злых сердец». Мы христиане, а значит, понимаем: «Не все, что человек говорит, он думает, особенно если говорит в сердцах». Как еще учиться в этом мире не осуждать и видеть в ближнем человека?
«Травля делает жизнь ребенка невыносимой»
Мария Афонина, психолог, эксперт программы «Травли.NET»:
Что будет, если не остановить травлю. Травля разрушительно действует на жертву, делая ее жизнь невыносимой. Многие даже сравнивают издевательства с самыми тяжелыми событиями: смертью близких, болезнями.
Буллинг может начаться с вербальной агрессии: оскорблений, угроз, обидных прозвищ и неприличных жестов. И сопровождаться социальной: сплетнями, исключением из группы, игнорированием. При этом травля обычно не заканчивается сама по себе. Со временем к ней добавляется физическая агрессия (порча вещей, драки) или кибербуллинг (травля в интернете).
Страдают и наблюдатели. Одни чувствуют незащищенность и боятся стать следующей жертвой. Другие испытывают несправедливость и бессилие от невозможности повлиять на ситуацию. Агрессор же приобретает строго определенный навык выражения своих эмоций и достижения целей и не учится другим, более социально приемлемым.
Как психолог помогает пережить буллинг. Работа с психологом позволит преодолеть негативные последствия травли. Увы, ее следствиями часто становятся депрессия или выраженная тревожность, суицидальные мысли, поэтому порой требуется наблюдение и помощь психиатра.
После терапии человек может вовремя замечать возникающую травлю, иначе реагировать на нее. Но, к сожалению, никто не гарантирует, что буллинг не начнется никогда.
Травля — всегда проблема группы, ее правил, динамики. Даже взрослые люди, успешные, работающие с психологом, становятся жертвами в рабочем коллективе. Что уж говорить о детях. Поэтому, чтобы не допустить травли, необходимо создание соответствующей атмосферы и правил в коллективе.
Сильный учитель оскорбляет ребенка — уйти или остаться? Если ребенка травит сильный учитель, который гарантирует успешную учебу и победы в конкурсах, родителю стоит определиться с целями и понять, что важнее — вероятность получить награду или психологическую травму.
Спросите себя. Во-первых, зачем эта победа нужна моему ребенку? Иногда родители верят в победу на олимпиаде, считают ее необходимым условием для повышения баллов к ЕГЭ. Во-вторых, возможно ли получить тот же результат иначе (эти же баллы без олимпиады)? В-третьих, это ребенок хочет победить или я хочу гордиться? В-четвертых, есть ли шанс найти другого преподавателя с более уважительным отношением? Такие вопросы позволят взглянуть на ситуацию критичнее и объемнее, увидеть, что решений на самом деле много.
Важно оценить реальное состояние ребенка. Если его самооценка страдает, напряжение и тревога растут, сон и аппетит нарушены, то стоит выбирать здоровье.
Восстанавливать его гораздо дороже, труднее и дольше, чем получать дополнительные баллы к ЕГЭ за олимпиаду или брать образовательный кредит при получении меньшего количества баллов.
Наконец, спросите себя: хочу ли, чтобы мой ребенок в будущем оставался в отношениях с партнером, который станет унижать, бить, обзывать, при этом обеспечивать финансово? А если это произойдет со мной, останусь в таких отношениях? Ответив на вопросы, можно принимать решение.
Фото: pexels.com, unsplash.com, freepik.com
