«В тюрьме человек может рассчитывать лишь на двоих — адвоката и священника»
Фото: Анна Данилова
Фото: Анна Данилова
«Люди ждали суда 10 лет. Потом всех оправдали, но одна женщина не дождалась — умерла, пропустив трансплантацию». Протоиерей Андрей Кордочкин, настоятель храма святой равноапостольной Марии Магдалины в Мадриде, служит в тюрьме. «Правмир» поговорил с ним о несправедливо осужденных, насилии в колониях и роли священника в жизни заключенных. 

Если у человека нет одежды, нелепо учить его жить

— Окормление, тюремное служение, печалование — в чем оно состоит? В заботе о душах, привлечении к таинствам, в молитве о скором освобождении?

— Служение зависит от человека, находящегося в тюрьме, от его нужд и потребностей. Если у него нет одежды, денег на телефонные звонки, то нелепо его «окормлять» и учить жить. Сначала нужно помочь в самом простом. Если человек раскроется к глубокому общению — слава Богу. Нет — значит, нужно просто сопровождать его во всех нуждах с терпением и молитвой за него.

Но «тюремное служение» и «окормление» не то же самое, что «печалование». Первые два понятия относятся к самим заключенным. Третье предполагает нашу готовность обратиться к государству (силой и властью которого люди осуждены) с просьбой об облегчении участи заключенных. Этой теме посвящено исследование П. Янковского «Печалование духовенства за опальных в Первенствующей церкви Греко-Российской вообще и в церкви Древне-Русской по преимуществу», опубликованное в 1876 году. Увы, в последнее время к этому труду интереса особенно не проявляется. Даже электронную версию книги можно найти с трудом. 

Насколько мы вообще готовы просить о милости к заключенным? Насколько готовы искать милости к тем, кого верующие люди считают своими обидчиками? Конечно, всегда можно отмолчаться, сказать, что мы не хотим «оказывать давление на следствие». Но что, если мы не готовы просить о милости, а готовы лишь собираться на «стояния», собирать подписи с требованием «сурово покарать»? Следуя за агрессивной толпой, требующей расправы — «распни, распни его!» — можно уйти слишком далеко. 

Печалование — это солидарность не с крикунами, а с самим Христом, молящимся за Своих убийц.

Действительно, в Церкви нет никакой молитвы о заключенных, кроме как об их освобождении. Сам Спаситель говорит, что пришел «измученных отпустить на свободу». Он прежде всего о внутренней свободе человека. Но внешняя свобода также является даром Божьим, который человек призван беречь, пока его вера не оказалась на кону.

Люди ждали суда 10 лет, потом всех оправдали

В России, в 90-е годы на волне одобрения религиозности на самом высоком уровне, а еще по причине отсутствия продуктов, медикаментов и одежды, Церковь, как поставщика гуманитарной помощи, приветствовали везде. Священников пускали в тюрьмы. Как обстоит дело в Испании? Давно ли там пускают в тюрьмы священников?

— В Испании у Русской Православной Церкви нет соглашения с государством, как у католиков. Государство было готово заключить соглашение с православными, но не с отдельными юрисдикциями, а со структурой, которая могла бы объединить все православные юрисдикции. Увы, добиться регистрации такой структуры не удалось, теперь надежда на ее создание окончательно рухнула. 

Тем не менее, наша Церковь зарегистрирована как юридическое лицо. Священники имеют право посещать заключенных. Вернее, у самого заключенного есть право на «asistencia religiosa», религиозную помощь. 

— И на каких условиях пускают?

— На моем веку мне ни разу не отказывали в посещении. Бывало, прибегая к помощи братьев-католиков, приходилось поднажать на центральное управление в Мадриде, чтобы получить разрешение от тюремного начальства. В конце концов, можно добиться постоянного пропуска в тюрьму, на этом проблема будет решена окончательно. 

В целом испанцы привыкли видеть священника в тюрьме. Если педаль прокручивается, если возникают какие-то сложности, в Испании можно сказать волшебное слово «дискриминация». Дальше будет проще.

Фото: сообщество OCPM в Facebook

— Как вы стали служить в тюрьме?

— Однажды под стражей оказался экипаж судна, на борту которого были обнаружены наркотики, и ребята попросили меня прийти к ним. Это было лет 12 назад, но подобные вещи случаются регулярно. Экипаж получает команду принять груз. Согласно морскому праву, они обязаны выполнять приказ капитана. В их обязанности не входит инспекция содержимого груза. Тем не менее, если на борту находят наркотики, судят не только капитана, а весь экипаж. После того случая позвали еще несколько раз и пошло-поехало.

— Как вы окормляете заключенных? Что делаете?

— Есть тюрьмы, где я могу пройти по модулям (корпусам) и поговорить с каждым заключенным отдельно. В других тюрьмах я должен собрать заключенных в аудитории. Мы говорим о жизни, об их нуждах, молимся. Нет строгого правила, как все должно происходить.

— Вы окормляете только русских заключенных? 

— Большая часть православных заключенных в Испании — румыны. Как правило, к ним приходит румынский священник. Среди моих подопечных есть русские, украинцы, иногда грузины, даже сербы. 

— Как они попали в тюрьму? 

— По-разному. Сидят два украинских экипажа с наркотиками на борту. Сидят в ожидании экстрадиции в Россию, Украину, США. Сидят по судебным и полицейским ошибкам. Многие сидели в результате операции «Тройка». Она проводилась против так называемой «русской мафии». Кто-то из них находится в тюрьме несколько лет. Суд состоялся, кстати, совсем недавно, спустя 10 лет после задержания. Всех, кто был на суде, оправдали. Одна женщина не дождалась. Находясь в тюрьме, пропустила очередь на пересадку органа, скончалась в больнице. 

Но бывают, конечно, настоящие преступления: кражи, наркотрафик. Убийство — крайне редкая статья, почти никогда за нее из наших соотечественников в тюрьме не оказываются. С насилием я тоже ни разу не сталкивался.

— Люди, к которым приходите, обязательно верующие, крещеные?

— Очень разные. Чтобы кто-то сознательно называл себя атеистом, не припомню. Был один случай. В тюрьму попал капитан из Белоруссии. Я пришел к нему познакомиться.  

— Вот вы, — спрашивает меня, — Библию читали?

— Ну,— отвечаю, — читал. 

— А знаете, кто ее написал?

— Разные книги в разные эпохи были написаны разными людьми.

— Нет! — восклицает он. — Библию написали евреи. А почему я должен верить тому, что пишут евреи?

Месяц спустя он умер в тюрьме от сердечного приступа.

Может ли священник остановить пытки?

— После обнародования видео о пытках в Ярославской колонии то и дело в соцсетях раздавались возгласы: почему молчит Церковь? Вы сталкивались когда-нибудь с издевательствами и пытками в испанских тюрьмах? Священник хоть что-то с этим может сделать?

— Ни с пытками, ни с насилием в испанской тюрьме я никогда не сталкивался. Если проявляется насилие по отношению к заключенному — лишь потому, что он сам проявил отношение к сотрудникам тюрьмы или к другим заключенным. Куда чаще жертвами насилия здесь могут стать сами сотрудники тюрьмы, тем более что оружия у них нет.

Видео из Ярославля — ужасно. Мои знакомые адвокаты говорят, что на подавляющее большинство жалоб на применение пыток СК отвечает отказом. Ведь и по ярославскому сюжету был отказ в возбуждении дела до того, как оно попало в сеть. 

Мы знаем об этом случае лишь потому, что запись попала в интернет. Но ведь не каждая пытка записывается на камеру и сливается в ютуб?!

Я убежден, одного подобного видео достаточно, чтобы Церковь обратилась к сидельцам со словами утешения, а к сотрудникам ФСИН — с напоминанием об их ответственности перед Богом и людьми.

Иначе кто может помочь этим людям? Кто способен возвысить голос? 

Вообще, у заключенного есть только два человека, на которых он может реально рассчитывать: адвокат и священник. Если денег на адвоката нет, остается только священник. Последний не имеет права молча стоять в стороне, если заключенный сталкивается с пытками или жестоким обращением. «Был в темнице, и вы посетили Меня», — говорит Господь. Тот, кто обращается за помощью — уже не зек, это Его бьют и пытают. Священник обязан заступиться перед тюремным начальством, Следственным комитетом, да кем угодно еще. 

— Так почему священники не препятствуют пыткам? 

— Представьте, что священник трудится в своем регионе в должности помощника начальника УФСИН по организации работы с верующими. Каково ему вступать в конфронтацию со структурой, которой он (пусть в ограниченной мере) подчиняется? Как можно выступить против того, от кого получаешь (пусть и ограниченные) деньги? Больше скажу, отношения священника с сотрудниками колонии могут простираться и за территорию лагеря. И это также накладывает ограничения.

Допустим, священник живет и служит в маленьком городе, где почти все жители по роду деятельности связаны с колонией, куда он приходит. Священник сталкивается с нарушением, поднимает шум. В колонию приезжает разбираться комиссия из Москвы, кому-то достается. Каково будет батюшке встречаться в храме, магазине, школе, куда ходят его дети, просто на улице, с теми, кому досталось?

А им говорят: «Просто так не сажают»

— Патовая ситуация. Выходит, ничего сделать нельзя?

Тюрьма — образ общества. У одного — крабы и икра, а других в это время пытают. Решить вопрос о насилии в тюрьме можно лишь одним способом: изменив в обществе в целом отношение к насилию. 

Если в обществе проблемы принято выяснять через насилие — словесное, эмоциональное, физическое — то что говорить о тюрьме?

— Есть грех, а есть преступление. За грех не сажают в тюрьму, за проступок очень даже. Однако в глазах общества именно заключенный, даже бывший — печать навсегда. Это тот, кто редко может быть оправдан, потому что «просто так не сажают». Церковь способна хоть как-то изменить отношение общества к заключенным? 

— Люди, которые считают, что «просто так не сажают», были всегда. На них, простых гражданах, а не на государственных структурах, держится принцип презумпции виновности.

Они духом не причастны мученикам и новомученикам, Иоанну Предтече, самому Спасителю и всем, кто сидел «просто так». Они духом причастны телевизору или диктору в черной тарелке радио. Для них власть всегда права. А когда за ними самими приезжал черный воронок, они писали жалобные письма: «Товарищ Сталин, произошла чудовищная ошибка…»

Я согласен с тезисом, что разговор о сталинизме в России — это разговор не о прошлом нашей страны, а о ее настоящем и будущем. Все это слишком похоже на то, что мы читаем в свидетельствах тех, кто пережил (или не пережил) сталинский террор. Если мне, служащему в Испании, люди рассказывали о том, как в России им защемляли дверью ногти, чтобы заставить дать нужные показания, как били до тех пор, пока они не подпишут чистый лист, то есть ли в самой России священник, который не слышал бы этих историй от сидельцев и их родственников?

Интервью было взято в 2018 году.

«Прослушка есть?» — спрашивали меня заключенные перед исповедью
Подробнее
Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Материалы по теме
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.