Вечное желание – свободы, чтобы быть ответственным
В капище водружен идол: мнение
смирения. Мнение смирения –
всегда с сочиненною наружностью:
ею оно себя публикует.
Свт. Игнатий Брянчанинов
Есть три вещи, которые формируются от неправильного отношения к духовной жизни и к исповеди: состояние безответственности, когда человек, вместо покаяния, приносит жалобы, и, вместо смирения – смиреннословие.
Именно безответственность, желание совершенно никаким образом не отвечать за свою жизнь, часто приводит к поиску старчества. Многие люди в поиске сверхъестественного ждут, чтобы старец что-то говорил, открывал, прозревал и показывал человеку волю Божию.
А за неимением старца прихожане в случае многих священников насильно пытаются сделать некое уродливое подобие якобы старчества, духовнических якобы отношений старца и духовного чада. Вместо того чтобы жить духовной жизнью, человек приходит к священнику с тем, чтобы полностью взвалить на него всю ответственность за свою духовную жизнь. И поэтому эти бесконечные «батюшка, благословите на то, на се, на пятое-десятое» являются не желанием жить по воле Божией, а желанием вообще никогда ни за что не отвечать.
Отец Глеб Каледа жаловался, что сейчас так много потребности в христианском служении, а вот православных христиан брать на служение не хочется. В больницу ухаживать за больными лучше взять неверующего человека, невоцерковленного, потому что от верующего часто невозможно ничего добиться. Надо, например, чтобы православная прихожанка пришла сидеть с больным. Она не приходит, потом объясняет: «Мой батюшка сегодня служил, я не могла к нему не пойти».
И это во многом определяется тем, к кому приходит человек: к Богу или к священнику. Отношения между священником и, грубо говоря, чадом, или пасомым, складываются чисто человеческие. Мой батюшка сказал, сегодня служит мой батюшка, я пойду к моему батюшке.
Когда священника пытаются использовать для того, чтобы снять с себя ответственность за свою духовную жизнь, исповедь превращается в нытье, в постоянную жалобу на то, как тяжело жить. Вместо покаяния и самоукорения – обвинение других. Человек «исповедовался» таким образом, его выслушали, и ему становится полегче, поувереннее. Никто больше такого слушать не будет, тяжело, а священник как бы обязан – у него благодать, которая обязывает человека нести болезни всех людей. Так оно и есть, но человек начинает пользоваться этим для удовлетворения своего внутреннего эгоизма, подменяя исповедь жалобами.
Еще одна болезнь, когда человек ничего не хочет делать духовно, но свою духовную лень оправдывает такими словами: «я недостойный», или «я недостойная», или «я немощный», или «я немощная». Хотя, на самом деле, это гордый и совершенно ни в ком не нуждающийся человек. И получается, что тот, которому поручено жить по-христиански, отказывается от своего служения, от всех добрых дел, от несения своего креста. Вместо того, что святые отцы называют смиренномудрием, проявляется смиреннословие: «простите, благословите», «простите меня, грешную». Чуть что, сразу в ноги – бух: «ах, простите!» Вместо того чтобы что-то делать, менять, одни слова: «мы грешные», «мы недостойные», и соответствующая поза, соответствующая интонация, соответствующая форма одежды – все по образцу.
Такое же отношение и к духовнику. Всякая исповедь превращается в постоянное желание увильнуть от жизни. Человека почему-то начинает удовлетворять какое-то аморфное, безжизненное существование, когда он не решается ни на один поступок, ничего не хочет изменить, боится жить настоящей духовной жизнью. Это очень удобная позиция, когда за все отвечено, и складывается ложное представление о послушании, ложное представление о смирении, ложное представление о покаянии.
Таким искаженным пониманием духовной жизни часто определяется и отношение к духовнику, а иногда может сформировать и у самого духовника неправильное отноше ние к своему приходу: он начинает пользоваться такого рода людьми, они оказываются очень хорошо управляемыми: при случае — скандал учинят, за своего батюшку горой пойдут и т. д. Они жаждут стать не пасомыми, а управляемым стадом, у которого должен быть не пастух, а погонщик, который будет их прищелкивать кнутом и над ними властвовать. Им достаточно прийти к некоему лидеру, которым может быть, например, священник. Но ко Христу им идти не надо.
Протоиерей Алексий Уминский. Тайна примирения. М., 2007