«Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины…»
Кто из нас не знает это начало великой поэмы Данте в изложении Лозинского!.. Когда я был юным и глупым студентом филфака университета, я всего Данте не читал. В попытках прочесть весь том зараз (этого требовала подготовка к зачету) я просто засыпал в читальном зале Красноярской краевой научной библиотеки, под мерный тихий шум вентиляторов…
Данте я прочел, но гораздо позже и в совсем иных обстоятельствах. А в ту пору — всего лишь по этим трем строчкам умудрился лихо сдать зачет по зарубежной литературе – билет был как раз о Данте, я поразил преподавателя юной эмоциональной наглостью, бурей и натиском , и лишь долгие годы спустя я попытался разобрать те житейские, душевные и духовные, завалы, которые наломала во мне эта буря… Лишь тогда, когда пришел в Церковь Христову и узнал, что именно происходит в храме на Страстной, в Великую Среду.
Все мы хорошо знаем эти события в изложении Евангелий… Ночь на среду Господь провел в Вифании. Здесь, в доме Симона прокаженного, в то время, когда в совете первосвященников и старейшин было уже решено взять Иисуса и предать Его смерти, «остановить» Его, некая «жена грешница» возлила драгоценное миро на главу Спасителя и тем уготовала Его на погребение, как пояснил Он Сам. Здесь же, в противоположность ее бескорыстному поступку, родилось в душе Иуды, одного из двенадцати учеников Спасителя, преступное намерение предать своего Учителя и Господа. Причем , читая, мы с вами понимаем: это намерение родилось в сердце Иуды не вмиг, «ни с того ни с сего» — эпизод с «гибелью мирной» , нелогичный, эпатирующий поступок женщины, публично воздавшей Иисусу царские почести (царские, да, но насколько и в самом деле — царю?! Почести, да – но ведь подобающие царю — мертвому?!…) — стал последней каплей для Иуды. Скупые строки Евангелия дают понять: этот момент для Иуды стал переломным. Вне себя — от возмущения ли, от крушения каких-то своих планов и надежд, от чего-то еще – он решился. Решился сделать то, что, возможно, давно уже приходило ему в голову – предать Учителя в руки правосудия, «принять наконец меры»…
Мы знаем: за века есть много толкований того, почему Иуда предал Христа. Толкований самых разных: кто-то пытался оправдывать и возвысить Иуду (вспомним бурление умов вокруг повести Даниила Андреева, статьи «Два избранника» о. Сергия Булгакова, недавно нашумевшего так называемого «Евангелия от Иуды», и так далее), мол, Иуда провиденциально послужил великому замыслу спасения – но мы с вами , люди простые, открыв сии толкования, пожмем плечами, закроем их и отодвинем подальше: во-первых, такое объяснение явно отдает магизмом и эзотерикой, в которой не важны живые люди, а важны Высшие Механизмы, люди же предстают не чадами Бога Единого, а функциями, условными пешками на шахматном поле (в этом взгляде, кстати, вслед за человеком отрицается как Отец — и Бог Единый….).
Богочеловек Христос, Иуда, ученики, первосвященники и книжники – это всё живые люди, и Евангелие – не эзотерический трактат о тайнах мироздания, не инструкция для мистагогов и «посвященных», а исторически точное, по-человечески простое свидетельство о конкретно происшедших событиях в жизни живых людей. Живой человек – он не детерминирован, не зависим ни от богов и их великих замыслов, ни от звезд и планет, ни от «арканов таро», он, несмотря на тысячи вещей, над ним, таким смертным и слабым, довлеющих – все-таки свободен и волен поступать как хочет… А во-вторых, мы с вами, не мудрствуя лукаво, понимаем , что мысль о мессианской роли Иуды, якобы наиболее близкого к Иисусу, как никто понимающего Его и помогающего Ему исполнить высшее назначение, звучит, по-простому-то, по-человечески, весьма гаденько: любить кого-то и ради этой любви послать его на смерть … это, уж простите, извращение. По крайней мере – не-христианство.
В данном контексте смысл христианства прост: ради высших соображений, ради спасения и блага многих, я могу пойти на смерть – сам. Но там, где я готов, ради тех же высших целей, послать на смерть другого – всё спасение, благо и христианство кончаются. И весь сказ. (Об этот «сказ», как мы знаем, о его простоту и бескомпромиссность сломалось и продолжает ломаться немало «спасательных» идеологий века и мира сего…).
Есть и другие толкования, высказанные отцами церкви: что Иудой владело сребролюбие, или что им владела гордыня, в том числе – гордыня патриотическая, он мнил Иисуса – Машиахом в традиционном иудейском смысле, что мол тот станет победительным царем Израиля, который разобьет врагов, воссядет на трон, а ученики будут у него первыми министрами… И то, и другое толкование – вполне верны, и они вполне дополняют друг друга, укладываются в психологический портрет предателя. Они верны и потому, в том числе, что по-человечески весьма просты и достоверны: поставим себя на место Иуды…
Ах, мы восклицаем: «Что вы, что вы! Как можно ставить нас, истинно православных, на место Иуды!…». Мы не такие, нет? Что ж, поставим в вышеописанную евангельскую ситуацию вместо Христа – Церковь. Мы так свято веруем, что Церковь должна быть победительна, сильна, богата, что на ней должно зиждиться государство и вся, яже в нем: мораль, образование, политика, экономика, и «торжество православия» выразится в том, что все его недоброжелатели, «осквернители чувств верующих», будут перевоспитываться в лагерях под надзором полиции. Мы свято ждем, что вера православная должна нам приносить уверенность в завтрашнем дне, здоровье, благополучие, успех, решение всех проблем. Мы так многого ждем от Церкви – и вдруг, к своей досаде, обнаруживаем, что Церковь Христова – это что-то совсем другое, что она далека от идолов успеха и победительности, что она идет на верную смерть и на крест…
И это для нас, для многих из нас – серьезное испытание. Испытание на зрелость. Испытание «преполовения жизни». Кризис, высшая точка, Великая Среда. День, в который Иуда, вслед за прочими учениками, видит: не остается ничего, ни силы, ни славы, ни тех же денег, ни вековечной иудейской надежды на мессианскую иудейскую победу, ничего из того, на что можно положиться, на что он надеялся, вступив в общину близких к Иисусу. И Иуда, чувствуя себя оскорбленным и обманутым в заветных надеждах, выходит вон, идет искать выход, «спасать ситуацию» так, как он ее видит…
Тот, кто назвал себя «Учителем», оказался – не Машиахом, на Него нельзя делать ставку. Он обманул надежды. Провалил великое дело… И Иуда делает свой выбор: следуя за своей мечтой и идеей, за иллюзиями и похотями своего «я», идет предать Иисуса. Почему другие ученики не последовали за ним? Да всё очень просто: у них тоже не осталось ничего, но остался Сам Иисус. Превыше идеи о царстве Машиаха и всего прочего (хотя и они всего этого чаяли, ведь и они воспитаны как правоверные иудеи) они полюбили Самого Иисуса. Они – такие же смертные, слабые, грешные, как все человеки, как тот же Иуда, мало понимающие великие замыслы Учителя, впоследствии, как мы знаем, в страшную гефсиманскую ночь растерявшиеся и разбежавшиеся – все-таки выбрали то, чем горело их сердце: любовь. Ту самую любовь, о которой – не о конфессиональной принадлежности и всем таком, но о любви – сказал им Учитель: по ней все будут видеть, что вы – Мои ученики…
По преданию, Иуде было примерно столько же земных лет, сколько Христу. «Земную жизнь пройдя до половины», в страшную среду, в день кризиса, один, движимый страстями самости, пошел искать «своего», чаемого – Другой же , скорбя и стеня, прося : «Да минует Меня чаша сия..», но предавшись не Своей воле, а воле Отца, пошел на крест и смерть, на позор и неудачу…
Данте, которого я вспомнил в начале, отправился из этой середины — в великое духовное путешествие, через ад и чистилище дойдя до лицезрения все того же – любви, движущей солнце и светила, в которой смысл и суть всего. Каждый из нас , числящих себя в Церкви Христовой, приходит к этому своему «преполовению», к тому моменту жизни, когда мы оказываемся в сумрачном лесу, и на нас, как на Иуду, бросается и волчица сребролюбия и житейского успеха, и пантера гордыни, великодержавной и правоверной, и еще много других хищников… И мы тоже делаем свой выбор – куда именно нам идти из этого «сумрачного леса». Понимая, что это испытание предстоит каждому из нас, именующих себя христианами, что суть страшного предательского события – не только в Иуде, но и в вере, чаянии, духовном устроении каждого из нас, выборе «единого на потребу» каждого из нас, в песнопениях богослужения Великой Среды Церковь Христова обращается, снова и снова, к душе каждого человека — и говорит от имени каждой души: «Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит? Душеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, иже безмерную имеяй милость».
