В июне Егор поскользнулся и упал в Нескучном саду. Оперируя, врачи забыли в его голове медицинскую салфетку. Салфетка сгнила, и у Егора началось воспаление оболочек головного мозга. После нескольких недель комы Егор дышит и питается через трубки, не может пошевелиться. Только взглядом он следит за тем, что происходит вокруг него. В России таких пациентов отправляют доживать в хоспис, даже в 21 год. Есть только один реабилитационный центр, который готов принять Егора, но реабилитация стоит дорого.
Егор просто упал.
В медкарте так и написали — «падение с высоты собственного роста». Звучит совершенно несерьезно. По дороге в больницу Егор смеялся: «Да вы чего, какая мне скорая, что со мной будет?» В 21 год кажется, что ты неуязвим и если плохое случается, то с кем-то другим.
Они гуляли с другом Сашей в Нескучном саду. Теплый летний вечер в Москве, у реки танцуют люди, играет музыка, что-то очень знакомое, но за смехом и разговорами мелодию не разобрать. Они стали спускаться к набережной, пошел дождь. Одна, вторая — ледяные капли жгли руки и плечи, и все побежали, а Егор поскользнулся на мокрой ступеньке, упал и ударился головой.
Егор
Никакой крови. Да и больно особенно не было. Но Егор и Саша начитанные, знали, что черепно-мозговые травмы бывают коварны, и решили сделать так, как обычно советуют: подстраховаться и поехать в больницу. Егор звонил родителям, Саша вызывал скорую. Оба думали: «Завтра выпишут. А мы молодцы, все правильно делаем».
В больнице подтвердили: «Пока все в порядке, но ночь надо провести под наблюдением. На всякий случай». Стандартный протокол при черепно-мозговой травме. Меры предосторожности, чтобы в случае отека мозга или кровоизлияния была возможность немедленно оказать помощь и не допустить осложнений.
Егор до трагедии
Медленно умирал в реанимации, а причину сказать не могли
Родители Егора приехали в больницу посреди ночи, но все, казалось, было под контролем и их даже внутрь не пустили: «Вирус лютует, наговоритесь еще». Наутро они узнали, что Егор в коме. Ночью начались осложнения, и ему сделали две экстренные операции, одну за другой. За жизнь врачи не ручались.
В этой московской клинике вообще ни за что не ручались, ни в тот день, ни в последующие. Егор медленно умирал в реанимации, а объяснить причину врачи не могли. Что с ним произошло, почему потребовались два экстренных вмешательства, почему произошло обширное кровоизлияние и отчего с каждым днем ему становится только хуже?
Наконец Егора перевезли в НМИЦ нейрохирургии имени Бурденко, там череп вскрыли в третий раз — и причину нашли. Врачи увидели сгнившую медицинскую салфетку, которую предыдущие хирурги забыли внутри Егора несколько недель назад. Вокруг нее расползлись гнойные абсцессы.
Хирурги Бурденко совершили почти чудо, и третья операция спасла Егору жизнь, но спасти его здоровье было уже невозможно.
Спустя месяц после прогулки в Нескучном саду Егор открыл глаза. Больше он ничего сделать не смог.
Больно ли ему было? Узнавал ли он своих близких? Может быть, нет. А может, он просто не мог дать знать, что находится в сознании. Для этого надо было хотя бы немного шевельнуть рукой, несколько раз моргнуть, реагируя на вопросы врачей, а Егор после месяца в коме и гнойного воспаления головного мозга стал абсолютно неподвижен.
На этот раз в медкарте записали: «Состояние малого сознания». Егор питался с помощью трубки в животе — гастростомы, дышал с помощью трубки в горле — трахеостомы. Улучшений никто не обещал.
Он не может говорить, но мама знает, что ему больно
Родители Егора сидели рядом с ним дни и ночи, подменяя друг друга. Олеся, мама, рассказала, что через несколько дней его взгляд вдруг стал взглядом ее сына — умным, тревожным, требовательным. Они с мужем заметили, что Егору удается немного шевелить головой. Объяснили ему, что это движение означает слово «нет», и принесли цветные кубики.
Как в детстве, Олеся спрашивала сына: «Это зеленый?» Движение «нет». «Это синий?» Движение «нет». «Это желтый?» «Нет». «Это красный?» Егор не двигался. Олеся спросила мужа: «Я сумасшедшая, да?» Сделала круг по палате, потом еще один. А потом снова подошла к Егору с цветными кубиками в руках. «Это желтый?..»
Георгий с мамой
Он всегда был очень умный, настоящая звезда. Пока другие дети мучились переходным возрастом и ругались с родителями, Егор в свои 14 лет решил, что поступит в Высшую школу экономики, и гуглил олимпиады, в которых нужно победить, чтобы на первый курс приняли без экзаменов. Он и место работы выбрал сразу и устроился туда, едва поступив в вуз.
Пять лет он был самым молодым сотрудником в истории огромной процветающей консалтинговой фирмы. Олеся боялась, что Егору вскружит голову успех. Эй, руководящая должность в 21 год — это как-то слишком. Эй, Егор, поработай еще год в Москве, не торопись. А его везде звали: и в Сингапур, и в Гонконг, он никак не мог выбрать, хотел делать что-то по-настоящему сложное и нужное.
До трагедии
— Иногда я думаю: как ему будет теперь? Характер поможет, наверное. Дай Бог нам узнать это, — говорит Олеся. — Он всегда так торопился! Я его просила: «Остановись! Жизнь — это ведь не только про работу круглыми сутками, не только про карьеру. Остановись, поживи ее». Но он меня не слышал. Или слышал, просто останавливаться и сдаваться никогда не умел.
На августовском фото из реанимации у Егора ясный взгляд и вмятина в черепе, прикрытая белой медицинской сеточкой. Через пару дней его тело сведет тяжелый приступ спастики. Он больше не сможет пошевелиться, даже чуть-чуть, чтобы показать прежнее, еле заметное «нет». Больше никто не узнает, различает ли он цвета. Узнает ли мамин голос. Папин силуэт в дверном проеме.
Егор в реаниации
На вопрос, больно ли ему сейчас (она ведь мама, знает), Олеся вдруг закрывает глаза и секунду молчит, не дышит. Потом говорит, будто уговаривая кого-то: «Ну… ему же вводят обезболивающие». Олеся смотрит на свои руки и тихо отвечает: «Да». Егору больно.
Жизнь не кончилась, Егор может восстановиться
Судиться с первой больницей они пока не будут, по крайней мере до тех пор, пока не поймут, что жизнь Егора вне опасности. Кроме забытой салфетки, врачи нашли у Егора еще три занесенные больничные инфекции. Олеся повторяет несколько раз: «Три. Три разных штамма». Вряд ли она может хоть на секунду перестать думать о том, как бы все сложилось, если бы Егору оказали своевременную помощь и все закончилось еще в июне.
У Олеси нет сил ни на что, кроме дежурств в реанимации, тревожного сна с телефоном в руке и работы, которую нельзя потерять. На восстановление Егора нужны будут миллионы. Его новую жизнь нужно будет не только отвоевывать у смерти, но и выкупать. Ни в один государственный реабилитационный центр Егора не возьмут.
Реабилитация
В России таких тяжелых пациентов считают паллиативными. Их не лечат, не берут на реабилитацию, а отправляют доживать в хоспис. Даже в 21 год.
Есть платный центр «Три сестры», где Егора примут с трахеостомой и гастростомой — трубками, через которые он дышит, ест и пьет. Там работают специалисты, которые знают, как помочь. Егора будут учить самостоятельно дышать, глотать слюну и еду, объяснят альтернативную коммуникацию: как показать «да» или «нет» без помощи речи.
После курса реабилитации ему смогут провести имплантацию удаленных по бокам пластин черепа. Это не для красоты, благодаря операции Егору будет легче восстановиться, правое полушарие мозга у него практически не повреждено. Реабилитация — это не так дорого, как сложная операция. Это гораздо дороже.
Никто не может предсказать, какой будет результат, сколько времени на него потребуется. Олеся говорит:
— Конечно, мы все отдадим, все, что у нас есть, это же наш мальчик.
Но у них хватит денег только на один курс, на три недели, а восстановление занимает годы, и сколько дней Егор должен будет провести в ребцентре, никто не знает.
Он не умер, но его жизнь с прогулками по Нескучному саду, бесконечными совещаниями, командировками, свиданиями — зимой он впервые расстался с девушкой, но кто не расставался в 21 год? — закончилась.
Олеся говорит об этом, сидя в машине у больницы. У нее в руках всегда телефон, сейчас муж дежурит в реанимации и пишет, что у Егора опять поднимается температура. Только что она рассказывала, как им будет сложно, но сейчас кажется, что это тяжелое будущее — лучшая награда, которая только может случиться с людьми. Олеся пытается улыбнуться на прощание, но вместо этого одними губами, без единого звука, произносит: «Господи, помоги».
На следующий день Егору становится лучше. Он снова выживает, вопреки всему. И теперь ему нужно, чтобы из больницы он поехал не домой, где его любят, но не смогут помочь, и не в хоспис, а в реабилитационный центр, где его научат жить заново. Помогите Егору!
Фонд «Правмир» помогает взрослым и детям, нуждающимся в восстановлении нарушенных или утраченных функций после операций, травм, ДТП, несчастных случаев, инсультов и других заболеваний, пройти реабилитацию. Вы можете помочь не только разово, но и подписавшись на регулярное ежемесячное пожертвование в 100, 300, 500 и более рублей.