«Пятиклассник может быть звездой, а потом ни финала, ни результатов». От чего зависит успех на Всеросе

Семиклассник стал призером Всероса для 9-го класса

— Какие были в этом году результаты у ваших учеников на Всероссийской олимпиаде по математике?

— Это сложно оценить, потому что на Всеросе участвует команда региона. От Москвы обычно большая делегация — примерно треть или даже половина всех участников. Благодаря этому Москва стабильно показывает более-менее одинаковые результаты: примерно половина возвращается с дипломами, половина — без.

Почти никогда ученик не занимается только с одним преподавателем. Но если считать всех, кого я хотя бы немного учил — проводил занятия, курировал — то, думаю, человек 20–25 точно наберется. Может, даже больше. Если говорить про школу, в которой я сам работаю, то несколько учеников стали призерами Всероса.

Мне в целом результаты нравятся. Но вообще на такой вопрос трудно точно ответить: все зависит от того, что понимать под «моими учениками». Например, у меня есть семиклассник, которого я веду с пятого класса. Он стал призером за 9-й класс — по-моему, это очень крутой результат, я им горжусь.

— Можете рассказать подробнее, как он к этому пришел? Как долго готовился?

— Как я сказал, мы с ним начали заниматься еще в пятом классе. Он сразу показывал хорошие результаты — не просто решал задачи, а хотел достигать. Родители тоже активно участвовали, поддерживали, отправляли на мероприятия, распределяли время для подготовки и отдыха.

Уже в пятом классе он выиграл «Математический праздник» — это по сути Московская городская олимпиада для 6-7-х классов. Он участвовал на класс старше. В шестом классе участвовал за восьмой, тогда еще нет Всероса, но есть аналог — олимпиада Эйлера. Он прошел в финал, и мы подумали: если может пройти в финал на два года старше, давайте готовиться на серьезном уровне. Весь год мы подбирали под него занятия, устраивали выезды — и все сложилось.

— Вы говорите, что он с самого начала показывал выдающиеся способности. В чем это проявлялось?

— У нас есть формат занятий, где ребенок решает задачи, мы потом смотрим и анализируем результаты. Он изначально много решал на занятиях, были хорошие результаты на вспомогательных соревнованиях. Было видно: ученик и способный, и работоспособный. Готов трудиться, вкладываться, расти.

Как ни странно, в начальной школе он не блистал. Результаты были хорошие, но не звездные.

Олимпиады начальной школы — это чаще головоломки. Надо что-то расставить, что-то заметить, догадаться. Это задачи на ответ. Там важны сообразительность, интуиция, быстрота ума. Но не очень важны опыт и знания.

А с 5-го класса уже математика: логика, рассуждения, понимание. В задачах на доказательство уже имеет особое значение опыт и знания, нарешенность.

Времени уходит много, а результата — нет

— Что было самым сложным для ребят в подготовке в 2025 году?

— Не скажу, что этот год сильно отличался от других. Но в целом сейчас основная сложность — в огромном количестве ресурсов: платных, бесплатных, курсов, кружков, школ. И при этом сложно выбрать правильную стратегию. Хорошо бы выбрать одного наставника и слушать его: вот здесь решаем, тут участвуем. Но часто этого не происходит. Родители и дети хотят быстрых результатов, не всегда доверяют наставнику, хватаются за все подряд.

В результате один ребенок может заниматься у пяти разных преподавателей — в школе, в ЦПМ со сборной, в кружках, на онлайн-курсах, с репетитором. Часто эти преподаватели даже не знают друг о друге. Получается много занятий, но без серьезного погружения. Много занятий, много потраченного времени, много повторов одного и того же. А настоящей глубины, как и единой системы подготовки — нет.

Чтобы показывать хорошие результаты, нужно не просто знать общие темы, а понимать идеи, нюансы, типичные ошибки. Если занимаешься «везде по чуть-чуть», этого не происходит. Времени уходит много, а результата — нет.

В последние лет пять родители и дети часто ждут слишком многого и слишком быстро.

— Тогда давайте по шагам: как стоит выстраивать путь ребенка в олимпиадной математике? 

— В начальной школе есть кружки и олимпиады, но они скорее развивающие. Кто-то начинает с 1-го класса, но я особого смысла в этом не вижу.

Оптимально — конец 3-го или начало 4-го класса. С 7-го — это уже верхняя граница, с 8-го поздновато, а с 9-го почти нереально. Это я говорю про точные предметы: математику, физику, информатику.

В 3-м классе — попробовать профильные выезды с родителями, лагеря, кружки. В 4-м — начать посещать кружок. В 5–6-х — поступить в профильную физматшколу. В 7-м — отобраться в кандидаты сборной Москвы.

В начальной школе предлагают головоломки. Это альтернатива школьной математике: что-то надо заметить, придумать. Например, продолжить последовательность, расставить числа по правилам, заметить закономерность. С 4-го класса уже логические задачи: разобрать случаи, понять, что из чего следует.

Например, классика — рыцари и лжецы. Несколько человек что-то говорят, известно, сколько из них лгут и сколько говорят правду. Надо определить, кто есть кто.

— Если ребенок пришел в олимпиадную математику после 7-го класса — у него есть шансы?

— Возможно, но сложно. В обычной школе не учат думать. Там дают примеры: посмотри и повтори. Не надо придумывать. А настоящая математика — это не про шаблоны, а про креативность.

Некоторые приходят в 7–8-м классе и не понимают, почему это считается решением, а их объяснение — нет. Кажется, что это всё болтовня. Надо учиться отличать: где рассуждение, где просто набор слов. Это как плавать — кажется просто, но надо научиться держаться на воде.

— Можете привести пример задачи, где важна креативность?

— Например, в геометрии. В учебнике — теорема, применил — решил. А в олимпиадной задаче нужно, скажем, достроить картинку. Иногда помогает стандартный прием, например, — продлить медиану. Но бывает, что не работает, нужно догадаться, что можно передвинуть, повернуть — и тогда всё станет ясно.

В алгебре — увидеть в выражении знакомую формулу, что-то добавить, чтобы упростить. Это не просто «сообразительность», а глубокое понимание.

— Получается, что ребятам надо начинать готовиться к олимпиадам уже почти с начальной школы, а дальше идти по той траектории, которую вы описали?

— Да. На начальном этапе достаточно одного кружка раз в неделю. Потом лучше дважды в неделю, затем — поступление в математическую школу, если есть такая возможность.

Для серьезных результатов, конечно, нужно много работать. Хорошо, если в школе уже сильно развита олимпиадная составляющая. Если же школа обычная или учитель не очень сильный, то придется много заниматься дополнительно — кружки, занятия, выезды и так далее.

Сильных учеников загоняют в рамки оформления

— Какие темы, по вашему опыту, даются ребятам труднее всего?

— Геометрия — одна из самых сложных тем почти для всех. Но в целом у каждого свои трудности.

Построение примеров тоже часто вызывает затруднения. Например, в задаче может предлагаться как-то расположить числа: в ряд, по кругу или заполнить таблицу. И тут уже часто нет шаблона, приходится пробовать разные подходы.

— Какие ошибки совершают учителя математики, из-за которых у детей пропадает интерес к предмету?

— Мне сложно оценивать, я в обычной школе почти не работал. С одной стороны, в таких школах часто не учат думать — дают только шаблонные задачи. С другой — может, это и оправданно. В условиях массового обучения лучше освоить базовые типы задач, чем пытаться объяснять глубоко и запутанно.

То, что точно неправильно — когда сильных учеников загоняют в рамки оформления. Например, если ребенок не отступил нужное количество клеточек или не написал слово «ответ», и ему это засчитывают как ошибку. Это подменяет суть формой.

— Часто говорят: «Я гуманитарий, поэтому у меня не идет математика». Как в начальной школе понять, что у ребенка есть склонность к математике?

— Обычно под «гуманитарием» подразумевают просто человека, у которого не получается математика. Хотя настоящий гуманитарий — это тот, кто умеет анализировать, писать тексты, выстраивать логическую аргументацию.

В школе, например, я в 8-м классе занимал призовые места на олимпиадах по истории. Но в целом гораздо важнее — какие базовые знания ребенку дали в начале, как его заинтересовали. Именно это часто определяет будущие успехи, а не врожденные способности.

Может быть, до 50% могут стать призерами Всероса, если заниматься системно.

Ребенку должно быть интересно решать задачи, размышлять. Родители могут проверить это: сейчас много онлайн-кружков, выездов, можно попробовать — понравится или нет. Бывает, что ребенка «втягивает» сам соревновательный процесс, даже если математика не была любимым предметом.

— То есть проблема не столько в способностях, сколько в том, как объяснили материал?

— Да. Например, если в 6-м классе ребенку плохо объяснили, как складывать дроби с разными знаменателями, это «едет» дальше. И если потом ему дают сложные темы, а основ не хватает — он ничего не понимает. Отсюда ощущение, что «я гуманитарий», хотя, возможно, надо было объяснить проще, с самого начала.

В обычных школах часто большие классы — 30–40 человек. У всех разная мотивация, кто-то шумит, отвлекается. Учителю бывает тяжело поддерживать дисциплину, особенно если ученики усваивают материал с разной скоростью. Это объективная сложность.

— Если в начальной школе математику преподавали плохо и ребенок пришел в среднюю школу уже с пробелами — есть ли шансы, что он полюбит математику и научится решать задачи?

— В начальной школе в целом немного тем, которые критично «упустить». Там в основном счет, задачи на движение, стоимость. Важно не пропустить ключевые темы в 5–6-м классах: уравнения, проценты, дроби. Там уже формируется основа.

ЕГЭ полезен даже олимпиадникам — там «счетные» задачи

— Чем отличаются ЕГЭ и олимпиады по математике?

— ЕГЭ охватывает ограниченный спектр тем, и заранее известно, какие задачи будут под каким номером. Это скорее про натренированность. Я давно не готовлю к ЕГЭ, но знаю, что, например, параметр — это конкретный номер, теория чисел — последний номер и т. д.

Некоторые олимпиадники не любят «счетные» задачи, считают их скучными. Но на самом деле счет — это тоже часть математики, в том числе и олимпиадной. В науке бывает много рутины, не только креативность. Так что я не разделяю идею, что ЕГЭ не нужен олимпиадникам. Хороший математик должен уметь и считать.

— То есть готовиться можно параллельно и к ЕГЭ, и к олимпиадам?

— Да. Олимпиадная математика интереснее, но в реальности между ними нет жесткой границы. Например, перечневые олимпиады часто похожи на сложные экзамены. Та же олимпиада «Ломоносов» — по сути, бывший весенний экзамен в МГУ.

— В чем особенность Всероссийской олимпиады по математике по сравнению с другими?

— Во-первых, сложность и конкуренция. Победа в финале дает право поступления в любой профильный вуз без экзаменов и без подтверждения на ЕГЭ.

Во-вторых, задачи придумываются специально — с нуля. Их составляет методическая комиссия, в которую входят лучшие преподаватели страны. Задачи уникальны, не взяты из других источников.

На региональном и заключительном этапах проверка очень строгая, все оценивается профессионально. В отличие от многих перечневых олимпиад, где задачи могут составлять вузовские преподаватели, не имеющие большого опыта работы со школьниками.

На финальном этапе все прозрачно. Телефоны запрещены, даже свои ручки приносят заранее и сдают для проверки. Все максимально строго.

— Если задачи принципиально новые, как к ним готовиться?

— Именно в этом и суть олимпиады. На основе уже известных приемов и задач нужно понять, к чему это может привести. Увидеть ассоциации, провести аналогии.

Подготовка, конечно, нужна — решать задачи прошлых лет, разбирать подходы, узнавать стиль авторов. Но главная цель — научиться думать, а не просто запоминать типы задач.

В прошлом году была задача про дворника, который расчищал снег. Надо было оценить, какой максимум он мог убрать. Там интуитивно простое рассуждение сразу подводит к решению.

Звучит эта задача так: «Квартал представляет собой клетчатый квадрат 10х10. В новогоднюю ночь внезапно впервые пошел снег, и с тех пор каждую ночь на каждую клетку выпадало ровно по 10 см снега; снег падал только по ночам. Каждое утро дворник выбирает один ряд (строку или столбец) и сгребает весь снег оттуда на один из соседних рядов (с каждой клетки — на соседнюю по стороне). Например, он может выбрать седьмой столбец и из каждой его клетки сгрести весь снег в клетку слева от нее. Сгребать снег за пределы квартала нельзя. Вечером сотого дня года в город приедет инспектор и найдет клетку, на которой лежит сугроб наибольшей высоты. Цель дворника — добиться, чтобы эта высота была минимальна. Сугроб какой высоты найдет инспектор?»

Или, например, геометрия с касающимися окружностями: если сразу посмотреть на центры, видно, как строить дальше — и задача решается. Но, конечно, без формулировок сложно точно воспроизвести.

«Взял золото на международной олимпиаде, а потом даже университет не закончил»

— Как устроен заключительный этап Всероса по математике?

— Это два тура по четыре задачи. Каждый тур длится пять часов, проводится два дня подряд. Участники решают, записывают решения, потом их проверяют. После публикации баллов можно посмотреть свою работу и подать апелляцию.

У информатиков — тоже два тура. У физиков — есть теоретический и практический тур, где надо поставить эксперимент.

Считается, что второй тур обычно немного сложнее первого, но это не строгое правило.

— Как обычно устроен день у ребят, которые готовятся к финалу Всероса по математике?

— В обычное время они учатся в школе, а в московской сборной проходят занятия два-три раза в неделю. Перед финалом бывают выездные сборы, там занятия идут целый день: утром подъем, завтрак, потом два занятия по два часа — между ними перерыв, затем обед и немного свободного времени, потом еще два часа занятий.

Вечером — свободное время, можно еще решать задачи. Примерно как в летних выездных школах. На сборах немного сложнее.

— Есть ли какие-то общие черты у победителей и призеров математических олимпиад?

— Они очень разные. Бывают гении от природы, которые потом становятся профессиональными математиками, и при этом могут быть довольно странными в общении. Бывают самые обычные дети, которые много работают и добиваются высоких результатов.

А среди моих учеников — у всех по-разному. Был, например, один ученик — выступал за Россию на международной олимпиаде, выиграл золото. Но, как я понял, ему важен был не сам предмет, а достижение результата. Он даже университет не закончил, сейчас живет в Дубае и занимается трейдингом. Вроде бы довольно успешно.

— Кто-то идет в науку?

— Конечно. Есть ребята, которые уже в 11-м классе начинают заниматься научными задачами, участвуют в конференциях. Кто-то идет преподавать. Очень по-разному складывается.

«Ты решаешь сложные задачи, но не можешь это объяснить понятно»

— Но все-таки, может, есть какие-то черты характера, которые чаще встречаются у успешных олимпиадников?

— Наверное, умение сосредоточиться, спокойно сидеть и решать задачи, не отвлекаясь. Это помогает. Но это не строгое требование — есть и такие, у кого этого нет, но они все равно добиваются успеха.

Хотя, конечно, бывает и обратная сторона — когда человек выходит из школы, а у него, по сути, есть только навык решать олимпиадные задачи. Это не всегда применимо.

Сам навык «хорошо решать задачи» в чистом виде мало где нужен.

— Получается, социализация тоже важна?

— Да, конечно. В науке часто надо уметь работать в команде: взаимодействовать с коллегами, получать гранты — иначе не будет финансирования. Если ты сам это не умеешь, то тебе нужно быть в разы лучше других, чтобы добиваться того же.

Надо развивать и так называемые soft skills. Вот, например, в западной системе образования над этим работают, а у нас — не очень. Даже в университете не учат нормально представлять свои результаты. Ты можешь решать очень сложные задачи, но не можешь это объяснить понятно. В итоге никто не понимает ценность твоих результатов.

— Вы стараетесь прокачивать soft skills у учеников?

— Мы, например, иногда даем старшеклассникам возможность участвовать в проведении занятий. Один преподаватель ведет занятие, а второй — студент или старшеклассник — помогает проверять решения или объяснять сложные моменты отдельным ученикам. Это сильно помогает: когда объясняешь другому, сам начинаешь лучше понимать. Понимаешь, что нужно говорить не слишком сложно — так, чтобы ребенок мог усвоить здесь и сейчас.

Плюс на уроках, когда кто-то из учеников выходит к доске, я стараюсь обращать внимание, например, на манеру рассказывать: не стоит говорить, если тебя никто не слушает. Или не стоит хаотично писать на доске и сразу всё стирать. Постепенно ученики учатся выражать свои мысли понятнее.

— Как вы относитесь к тому, что в школах задачи решают на скорость? 

— В олимпиадах такого нет. Там времени достаточно: на региональном этапе — 5 задач за 4 часа, в финале наоборот — 4 задачи за 5 часов. Важна не скорость, а грамотное распределение времени: начать с простых задач, потом перейти к сложным, не терять время, записывать решения сразу.

Это не про скорость, а про навыки планирования. В жизни это тоже полезно: есть дедлайны, нужно уметь оценивать, где ускориться, а где можно глубже разобраться.

Важнее скорости — уметь планировать: понимать, сколько у тебя задач, сколько времени на каждую, уметь не залипать на одной, если она не идет. Это гораздо полезнее.

«Это очень круто — раскрывать потенциал»

— Как вы сами пришли к математике и преподаванию?

— Сложно сказать. На первом курсе университета увидел объявление об участии в проведении турнира Ломоносова — это легкая олимпиада. Пришел на встречу, там предложили вести кружки.

Попробовал, понравилось. И как-то само пошло. После университета даже не рассматривал другие варианты.

— Вы уже больше 15 лет преподаете. Как изменился ваш подход?

— Я начал вести кружки еще студентом, 21 год назад. Был более жестким, требовательным. Сейчас спокойнее отношусь: у каждого свой путь. Кто хочет заниматься — отлично. Кто не хочет — возможно, придет к этому позже или выберет что-то другое.

Я сам из Нижнего Новгорода, у нас не было альтернатив: либо учишься и участвуешь, либо нет. А сейчас стараемся работать и с родителями — объяснять, почему мы принимаем те или иные решения, почему кого-то приглашаем, например, на сборы, а кого-то нет.

— Такой подход эффективнее, особенно учитывая родительское давление?

— Зависит от цели. Чтобы быстро получить результат — может, жесткость помогает. Но не со всеми. Некоторых детей это ломает.

— Что вам нравится в преподавании?

— Работать с детьми. Классно, когда удается научить чему-то новому, особенно если ребенок достигает высот, которые вначале казались невозможными. Это очень круто — раскрывать потенциал.

— Можете привести пример, когда ученик неожиданно раскрылся?

— Да, конечно. Была девочка, ходила ко мне в кружок в пятом-шестом классе. С 7-го класса училась в матшколе в моем классе, но результаты были средние, учеба шла с трудом, занималась еще в музыкальной школе. Помню, однажды даже списывала из-под парты. Но потом закончила музыкалку, стала много заниматься математикой — и в 10-м классе стала победителем Всероссийской олимпиады. Большая работа и мотивация, в том числе от родителей и старшего брата, который тоже был победителем Всероса.

У нее было сильное желание достигать. Старший брат тоже был победителем Всероссийской олимпиады, может, смотрела на него и тоже хотела. Плюс — системная работа. Родители вложились, особенно папа: он очень «горел», хотел, чтобы дочь показывала результаты.

— Бывают ли обратные примеры — когда у ребенка был талант, но дальше не пошло?

— Да, конечно. В пятом-шестом классе ребенок может быть звездой, но потом — ни финала, ни особых результатов. Потому что в старших классах нужна системная работа. Если нет базы, не хватает наработанных приемов — задачи становятся слишком сложными. Даже если условно знаешь тему, но не отработал — этого недостаточно.

Сейчас все это больше напоминает спорт

— Сколько в среднем нужно решать задач, чтобы добиться результата?

— Это индивидуально. Если учиться в хорошей физматшколе, достаточно два-три раза в неделю посещать кружок, плюс пара часов занятий дома.

Если учишься в обычной школе — все с нуля, то там времени уходит сильно больше. Я сам до 10-го класса учился в обычной школе, занимался дома по 3–4 часа в день. И при этом не показывал каких-то выдающихся результатов. Сейчас требования выше.

— Как за 20 лет изменились олимпиады?

— Стали гораздо сложнее. Раньше в Москве к ним относились прохладно: мол, если человек увлекся — хорошо, но специально готовить — не нужно. Считалось, что наука — это не про соревнование, не про «кто быстрее», а про долгую работу.

Но потом стали появляться льготы в вузах, пошел тренд на рейтинги. Школы стали мотивированы, родители — тоже. Сейчас все это больше напоминает спорт: как фигурное катание — индивидуальные тренировки, занятия, отбор. И уровень очень сильно вырос.

— В какой момент олимпиадное движение стало мейнстримом?

— Наверное, лет 15 назад, когда Сергей Собянин стал мэром Москвы, а департамент образования возглавил Исаак Иосифович Калина. Он был очень медийной фигурой, устраивал публичные совещания, трансляции, активно продвигал реформы. Тогда стали говорить о показателях, рейтингах, эффективности — и олимпиадные успехи стали важной метрикой.

— Как изменилась структура самих олимпиад?

— Раньше был региональный этап, потом зональный (по регионам: Центральный, Уральский, Сибирский и так далее; позже Федеральный окружной, по федеральным округам), потом финал. В финал проходило мало детей: от Москвы — около 20 человек на предмет.

Сейчас зонального этапа нет, отбираются по рейтингу регионального. От Москвы теперь может поехать 160 человек по математике, по экономике — даже около 200. В итоге сейчас в одной школе из одного класса может быть сразу несколько финалистов, особенно по «масс-маркет» предметам вроде экономики.

«Мама требовала от сына результатов, а тот все сливал»

— Как изменилось поведение детей? Какие они сейчас по сравнению с теми, кто учился 15–20 лет назад?

— Сейчас дети гораздо более «правильные». Сейчас — все по расписанию. Родители привозят, забирают, даже в 8-м классе. В поездках постоянно созваниваются.

Когда я был ребенком, никакого телефона у меня не было — только на первом курсе появился. А теперь родители требуют, чтобы дети ежедневно им звонили — все контролируют.

— Каким был ваш первый набор?

— Это были очень яркие дети, многие потом добились больших успехов. Один работает в Google в Швейцарии, другой — топ-менеджер в банке. Тогда к олимпиадам относились проще. Ходили в кружки просто потому, что интересно. Не было цели выиграть. А сейчас — все более целенаправленно, осознанно.

— Это хорошо или плохо для психики детей? Что думаете о такой заточенности на результат?

— Это естественный процесс. У нас конкурентная среда: важно, в какой вуз поступать, где потом будешь работать. Поэтому умение достигать цели, правильно выстраивать режим — это важные навыки. В науке или бизнесе то же самое: надо разложить задачу, выявить слабые и сильные стороны, с этим работать. Олимпиада — нормальный тренировочный этап.

— Нет ли риска, что дети зацикливаются на победе и теряют интерес к самому предмету?

— В точных науках это сложно. Нельзя выиграть, ничего не понимая. Чтобы показать результат, нужно много знать, глубоко разбираться. Без понимания ничего не будет. Так что интерес и результат тут идут рука об руку.

— А зацикленность родителей на результатах помогает или мешает детям?

— На начальном этапе помогает: приводят, записывают, следят. Но на более высоком уровне может мешать. Например, мама одного ученика все время требовала от него результатов, а он сливал все, даже московский этап. Когда она на него «забила» — стал призером Всероса. Потом снова вмешалась — и снова пошло хуже.

— Какие еще ошибки совершают родители при подготовке детей к олимпиадам?

— Часто хотят все и сразу. Например, чтобы ребенок и пятерки в школе получал, и олимпиады выигрывал. Или готовятся в последний момент, «загоняют» ребенка перед соревнованиями. А нужно наоборот: равномерно в течение года, а перед финалом отдохнуть, подойти с желанием, а не в состоянии «когда это уже закончится».

Бездумное применение чужих моделей — это бесполезно

— Часто бывает, что родители сравнивают своего ребенка с одноклассниками. Вот, мол, у Пети получается — и у моего должно. Насколько это вообще обоснованно?

— Это одна из самых частых ошибок. Люди берут какой-то шаблон, не задумываясь, что психотип у их ребенка может быть совсем другим. Одному подходит одно, другому — другое. Бездумное применение чужих моделей — это, как правило, бесполезно.

— Психотип влияет на то, как ребенок решает задачи?

— Конечно. У кого-то лучше работает зрительное восприятие, кому-то важна письменная форма, кто-то лучше воспринимает аудиально. У одних — абстрактное мышление, они хорошо идут в комбинаторику. Кто-то любит системно, в тишине решать, а кому-то, наоборот, важно обсуждать, слышать чужие идеи. Это очень индивидуально.

— Вы говорили в начале, что родители берут сразу пять репетиторов или курсов. А как выбрать один, который действительно подойдет ребенку?

— Надо смотреть, как это заходит самому ребенку. Что одному подходит, другому может быть совершенно неинтересно. Обращать внимание на прогресс, интерес, реакцию на преподавателя.

Много красивых картинок, громких слов — а на деле пустота.

— То есть важно не только содержание, но и формат: личные занятия или групповые?

— Да. И важно, с кем именно работает ребенок. У одного преподавателя может все пойти, у другого — нет. Это тоже надо учитывать.

— Где-то читала, что у вас есть авторский метод преподавания. В чем он заключается?

— Сложно сказать, что это метод. У каждого сильного преподавателя есть своя система: как строить курс, в каком порядке давать темы, на чем делать акценты. Это скорее методическая индивидуальность. Большинство преподавателей выстраивают под себя, а не пользуются чем-то готовым.

Я смотрю, какие идеи и подходы важно отработать, и строю курс под это. Часто кружки у меня не тематические, а «идейные». Анализирую олимпиады, нахожу интересные технические приемы, строю занятие под одну идею, чтобы ее глубоко проработать.

Допустим, как удобно свернуть выражение или как необычно посчитать сумму. Иногда находишь схожие идеи в разных задачах за 10 лет — и можно целый урок вокруг этого построить.

— Какие у вас советы по подготовке детей к олимпиадам? Есть ли какие-то лайфхаки?

— Я считаю, не надо концентрироваться только на подготовке к одному соревнованию. Гораздо важнее системная работа в течение всего года. Перед самым соревнованием можно чуть ускориться, а в день перед олимпиадой вообще лучше отдохнуть. Фильм посмотреть, погулять. Один день ничего не изменит, если работа шла весь год.

Самое сложное — добиться системности

— Что самое сложное в подготовке детей — с точки зрения преподавателя?

— От московских школьников часто трудно добиться именно системности. На кружках сборной Москвы достаточно свободное посещение: сегодня пришел, завтра не пришел, потому что сочинение по литературе. А занятия выстроены так, что связаны одно с другим, пробелы потом сильно мешают. Еще трудно, когда дети распыляются по разным предметам, вместо того чтобы углубляться в один. Это мешает и прогрессу, и стабильной работе.

— Уровень подготовки в регионах сильно отличается от Москвы?

— Да. В Москве уровень высокий, но в Петербурге, возможно, даже выше. Там жесткая система, все вокруг лицея №239. В Москве больше свободы, больше альтернатив, и это одновременно плюс и минус. Казань — еще один сильный город, чуть послабее. А в большинстве регионов всё на энтузиазме пары преподавателей, которых просто не хватает.

— Что делать ребятам из таких регионов, если они все же хотят готовиться к олимпиадам?

— Сейчас есть много онлайн-ресурсов. Большинство платные, но они есть. Можно участвовать в выездных школах, в тех же сменах в «Сириусе» — из несильных регионов туда попасть проще. Дистанционный курс прошел — пригласили на очный отбор, и часто количество прошедших примерно равно количеству мест. Важно просто искать возможности и использовать их.

— Как родителям выбрать хорошие онлайн-курсы и не потратить деньги зря?

— Это сложно. Я бы не ориентировался на отзывы — их легко накрутить.

Посмотреть, как устроен процесс: дают ли обратную связь, как все администрируется. Хорошо, если можно задать вопрос и получить ответ. Также важно, кто именно ведет занятия: студенты младших курсов без опыта — тревожный сигнал. Хорошо, когда в школе есть опытные наставники, которые строят курс и помогают молодым.

— Когда вы начинали, у вас были наставники?

— Да. Когда вел кружки при МГУ, работал по методическим материалам, которые готовил более опытный преподаватель. В школе начинал как помощник, учился у коллеги — он был вузовским преподавателем. Многое тогда перенял. Сейчас понимаю, что не все было правильно, особенно в общении с учениками.

— Что именно было неправильно?

— Тогда была жесткая установка: если ребенок не хочет учиться — это его вина. Сейчас я так не считаю. Часто это просто возраст, неумение работать. Раньше на собраниях могли прилюдно сказать, кто «плохой ученик». Сейчас это немыслимо — если что-то обсуждается, то лично, с родителями. Надо быть гибче, мягче, пытаться мотивировать, а не навешивать ярлыки.

Успех зависит от обоих: и от ученика, и от учителя. Только общими усилиями можно добиться результата.

Фото: Юля Иванова

Спуск с горки закончился трагедией: Артем сломал позвоночник в аквапарке

Подробнее