Вторая

Когда б могли мы плачем исцелять…

Религиозный и философский синкретизм безумен, но общий знаменатель у всех религий и философий есть: опыт боли.

Слить все религии в одну — то же, что смешать все краски. Получаемая, по слову Константина Леонтьева, серо-буро-мали­новая вселенская смазь — универсальный цвет теософии, претендующей на синкретическую унификацию. И всё же, хотя бессмысленно отрицать то, что у каждой религии есть своя неповторимая тональность, о внутренней черноте, о провалах и ямах, в которых таится боль, знает каждая из них, — вопрос в том, как интерпретируется этот непреложный факт.

Человеку плохо, что-то с ним не так — с этим, пожалуй, согласятся все. Как с горечью констатировал Фёдор Тютчев:

Певучесть есть в морских волнах,

Гармония в стихийных спорах,

И стройный мусикийский шорох

Струится в зыбких камышах.

Невозмутимый строй во всём,

Созвучье полное в природе, —

Лишь в нашей призрачной свободе

Разлад мы с нею сознаём.

Откуда, как разлад возник?

И отчего же в общем хоре

Душа не то поёт, что море,

И ропщет мыслящий тростник?

За две с половиной тысячи лет до Тютчева на тесноту и неправду человеческой участи сетовал один из трагических героев Софокла. Юный Неоптолем обращался к явившемуся за ним на остров Скирос Фениксу:

Когда б могли мы плачем исцелять

Свои несчастья и слезами мёртвым

Жизнь возвращать, — ценнее злата был бы

Наш плач. Но нет! желанье тщетно, старче,

Чтоб свет узрел в могиле схоронённый.

Ведь будь в слезах всё дело — я и сам

Родителя на божий свет бы вывел.

(Фр. 267. Пер. Ф. Ф. Зелинского)

Дисгармония, дискомфорт, боль — это отправные пункты любой религиозно-философской мысли, выявляющей место человека в бытии. Ему неуютно в той ауре смерти и страданий, разлук и несвободы, которая окружает его с момента зачатия. Но что же случилось, почему это произошло и что с этим делать?

Ответы на эти вопросы охватывают весь спектр религиозно-философских путей. Ту чёрную тьму зла и смерти, о которой писал Иосиф Бродский (“Сретение”), можно игнорировать (буддизм), можно отождествить с телесностью (платонизм, манихейство), о ней можно попытаться забыть в экстазе наслаждения (гедонизм), её можно использовать как разрушительный духовный потенциал (шаманизм), можно посчитать светом (сатанизм) или противовесом для добра (даосизм), можно бросить ей вызов и сгинуть в этой схватке (греческая трагедия), можно растворить в утопии (коммунизм) или подвергнуть джихаду (ислам), можно попытаться смыть покаянием (пророки Ветхого Завета); наконец, можно в неё сойти и умертвить, вырвав жало смерти усилием Воскресения (христианство).

Утверждать, что все эти пути ведут к общей цели, всё равно что свести все стороны света в одну и приклеить к ней стрелку компаса. Такую роскошь может себе позволить только человек, учившийся чему-нибудь и как-нибудь вместе уже не с Онегиным, а с Иваном Бездомным. К сожалению, таких людей много…

Радости вашей никто не отнимет у вас… (Ин 16:22)

Если же говорить о собственно христианском опыте выживания на земле, оккупированной, по слову Владимира Соловьёва, смертью и временем, то его квинтэссенцией будет радость.

Радуйтесь, — это первое, что говорит воскресший Христос тем, кто ранним послесубботним утром пришёл к пещере, где после голгофской казни было погребено Его тело. Первыми туда пришли женщины с погребальными ароматами, и они же первыми понесли весть о Воскресении в унылый мир людей. Мироносицы шли отдать последнюю дань смерти, а ушли возвещать жизнь.

Два ключевых слова передают реальность Нового Завета Бога с людьми: не бойтесь и радуйтесь.

Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь (Флп 4:4), всегда радуйтесь (1 Фес 5:16), — обращается к нам апостол Павел. Ему вторит апостол Пётр: но как вы участвуете в Христовых страданиях, радуйтесь, да и в явление славы Его возрадуетесь и восторжествуете (1 Пет 4:13).

Ожиданием этой радости был исполнен Ветхий Завет, а во всю ширь она распахнулась в Завете Новом. Будущее Ветхого Завета совершилось в настоящем Завета Нового. Сквозь все доновозаветные тексты красной нитью проходит плач о радости и пророчество о том, что когда-то наступит то время, в котором она просияет.

Вот мольба Псалтири:

Дай мне услышать радость и веселие, и возрадуются кости, Тобою сокрушенные … Возврати мне радость спасения Твоего и Духом владычественным утверди меня (Пс 50:10,14).

Вот надежда пророка Исайи:

И возвратятся избавленные Господом, придут на Сион с радостным восклицанием; и радость вечная будет над головою их; они найдут радость и веселье, а печаль и воздыхание удалятся (Ис 35:10).

будешь иметь радость в Господе, и Я возведу тебя на высоты земли и дам вкусить тебе наследие Иакова, отца твоего: уста Господни изрекли это (Ис 58:14).

Вот упование пророка Иеремии:

Тогда девица будет веселиться в хороводе, и юноши и старцы вместе; и изменю печаль их на радость и утешу их, и обрадую их после скорби их (Иер 31:13).

А когда уже Христос обращается к народу, Он сдвигает временны́е рамки к настоящему: будущее совершилось, радость пришла, и никто больше не отнимет её у вас: радуйтесь и веселитесь, ибо велика ваша награда на небесах: так гнали и пророков, бывших прежде вас (Мф 5:12).

Поэтому когда в Своей первой (Нагорной) проповеди Христос говорит о том, что ныне блаженны нищие духом, ныне блаженны изгнанные, Он свидетельствует, что пришёл Тот, в Ком исполнились все мессианские чаяния пророков. Он благовествует не о морали, а о Мессии, то есть о Себе. Отсюда и отклик на эту проповедь: И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его, ибо Он учил их, как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи (Мф 7:28–29). Проповедь говорила о Проповеднике1.

А стало быть, время пророчеств кончилось, эсхатологическая реальность приблизилась, остаётся лишь покаянным трудом войти в её благодатное измерение: закон и пророки до Иоанна; с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него (Лк 16:16).

Преодоление смерти в Библии

Если систематизировать, то библейская традиция знает пять путей преодоления смерти — два ветхо- и три новозаветных:

1) Вознесение живых на небо, которое, однако, не отменяет смерти как таковой. Таким путём проследуют всего лишь двое праведников — Енох (см. Быт 5:24) и Илия (см. 4 Цар 2:11). Они явятся на земле в конце земной истории, чтобы свидетельствовать в царстве антихриста о Христе. За это они будут убиты, но воскреснут на четвёртый день и взойдут на небо. Святые Ветхого Завета станут свидетелями Нового Завета во Христе (см. подр. Откр 11:3–12).

2) Воскрешение умершего в земную жизнь. В Ветхом Завете это чудо совершают пророки, а в Новом — Христос и Апостолы. Однако и это было лишь временной отсрочкой неизбежного. Все воскрешённые впоследствии умерли.

3) Воскресение Христово. Это полная и окончательная победа над смертью. Сын Божий становится и Сыном Человеческим, чтобы исцелить человеческую природу от греха и умертвить смерть.

4) Преображение тех, кто в момент Второго Пришествия будет жить на земле. По слову апостола Павла, не все мы умрем, но все изменимся (1 Кор 15:51). Те, кому предстоит подобное изменение в день всеобщего воскресения, не увидят смерти, но им предстоит жить в царстве антихриста.

5) Участие в Таинствах Церкви и прежде всего в Евхаристии. В Церкви воскресший Христос всем раздаёт дары Своего Воскресения. Он призывает нас воскреснуть внутренне во времени с тем, чтобы затем воскреснуть и телесно за его чертой. Христос говорит об этом так: ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день (Ин 6:54).

Патриарх Сергий (Страгородский) обращал внимание на необычность Евангельских строк, согласно которым мы не потому входим в вечную жизнь, что воскреснем, а потому воскреснем, что уже здесь вошли в неё в таинстве причащения. “Жизнь вечная, — писал он, — не обусловлена воскресением из мёртвых, она раньше его, и как будто бы даже обусловливает его собою”2. Тем самым смерть превращается в кратковременный эпизод между земной жизнью и всеобщим воскресением.

Более того, христианин может просто не заметить своей собственной смерти. Христос говорит об этом так: кто соблюдет слово Мое, тот не увидит смерти вовек (Ин 8:51). Он говорит здесь об апокалиптической смерти второй, в которой происходит разделение не души и тела, а человека и Бога. Как ни странно это звучит, но оная смерть может наступить только после воскресения. Она навечно вычёркивает воскресшего из книги жизни (см. Откр 20:15). Этой участи подлежат те, кто во время своей земной жизни свободно и сознательно отказался от общения с Богом. Парадоксальным образом умершие второй смертью будут сочетать в себе воскресение и вечную разобщённость с Богом, Которого они отвергли, но Который их воскресил. Бог хочет спасти всех, но ограничивает Своё всемогущество свободой человеческого выбора, в том числе и выбора в пользу зла.

“Фантастическое” зазеркалье

А мы всё переживаем, переживаем, пережёвываем… И не замечаем, как начинаем жевать себя3.

Так называемые ментальные искушения, или страсти ума, о которых писал Достоевский, никого не оставляют в покое, в том числе и людей Церкви. Но коль скоро, как поёт Вячеслав Бутусов, некие (духовные) уроды разлучают меня с моей недопетой радостью (“Элизобарра-Торр”), то нам следует от истин веры, ведущих ко Христу, перейти к тем соблазнам, которые отрешают уже верующих людей от жизни во Христе.

И для начала стоит отметить, что чаще всего переживаемое нами и пережёвывающее нас — лишь фикция. Оно отсутствует во внешнем мире. Оно мечется по внутренним зеркалам души, концентрируя внимание на себе — и это столь же опасно, как жить своими отражениями в глазах других людей. Стоит отражению померкнуть или искривиться, и жизнь теряет смысл.

Мнимые пространства примешиваются к реальным и сбивают нас с курса. По мысли преподобного Максима Исповедника, они суть lÒgoj fantastikÕn, то есть фантастические смыслы, ложные векторы. В душу их всеивает враг. Отсюда вся аскетика, весь подвиг христианина — научиться различать смыслы, от Бога ли они. Умная брань.

Но своими силами с таким злом не совладать: дьявол хитёр, не следует играть на его поле и пытаться его перехитрить. Необходимо дать Богу возможность действовать в нас, пребывать в нас. Но чтобы стяжать, по слову апостола Павла, ум Христов (1 Кор 2:16) и чувствования Христовы (см. Флп 2:5), необходимо стать Телом Христовым. Иным путём, кроме как в Евхаристии, этого чуда случиться не может.

А Евхаристии предшествует таинство исповеди, в котором Бог даёт душе свободу быть собой, жить своей жизнью (а не чужой, которую проживают в нас и через нас бесы и страсти). Принимая наше покаяние, Господь обрывает те когтистые лапки, которыми духи злобы поднебесной удерживают душу в тоске и печали, унынии и гордыне, в страстях и страхах. В исповеди обновляется крещальный обет: Христос воссоединяет нас со Своей Церковью.

Но до храма надо ещё дожить. Что же делать, если вот здесь и сейчас подступают, подобно гоголевскому Вию, опасения и кошмары, кто-то постукивает в окно, хватает за одежду, в общем, мороз по коже и сплошное б-р-р-р?

На этот вопрос можно ответить так: если начинаются страхи, мерещатся какие-то ужасы, наползают страхования, не вглядывайся, не погружай свой ум в эти помыслы, не уделяй им внимания, развернись к Богу, обратись к Нему. В утренних молитвах есть такие слова: “Приидите, поклонимся Цареви нашему Богу! Приидите, поклонимся и припадём Христу, Цареви нашему Богу! Приидите, поклонимся и припадём Самому Христу, Цареви и Богу нашему!”. Положи три земных поклона с этой молитвой, и те, которые поклоняются, с тобой останутся, а те, которые нет, расточатся.

От Вия к Вакуле

Много чести для бесов, чтобы христиане их боялись. Трезвость ума, юмор будут, пожалуй, лучшей реакцией на все их египетские козни. Вот история, дошедшая до нас из VI века и повествующая о жизни аввы Стефана, пресвитера илиотского:

“Рассказывали ещё о нём, что он однажды сидел в своей келлии и читал, — и вот снова видимым образом явился ему демон, и сказал:

— Уйди отсюда, старик, здесь тебе не будет пользы.

— Если, как я хорошо знаю, ты желаешь моего удаления отсюда, то вот сделай так, чтобы стул, на котором сижу, начал ходить.

А сидел он на плетеном стуле.

Выслушав слова старца, диавол сделал так, что заходил не только стул, но и вся келлия.

— Ловок же ты! — сказал старец, увидавши хитрость диавола, — а я всё-таки отсюда не уйду.

Старец сотворил молитву, и нечистый дух исчез”4.

Не случайно и гоголевскому Вакуле достаточно было только лишь поднять руку для крестного знамения, чтобы чёрт был готов везти кузнеца куда угодно по первому его слову. В “Ночи перед Рождеством” особым образом преломилось церковное предание о том, как святой Иоанн Новгородский перекрестил рукомойник, лукавое бульканье в котором мешало ему молиться, связал тем самым нечистого духа и понудил беса доставить его в Иерусалим ко Гробу Господню и обратно5.

Когда мне невмочь пересилить беду…

Впрочем, бывает, уныние накатывает и по другому поводу: несправедливость. Отняли, обидели, подставили, предали… Руки опускаются, точит жажда если не мести, то “справедливого” воздаяния, некуда жить — и как выпорхнуть из этой клетки, не очень понятно. Булат Окуджава (в крещении Иоанн) в одной из самых знаменитых своих песен пел о том, что когда подступает отчаянье, нужно сесть в ночной, последний синий троллейбус, чтобы почерпнуть силы и в добром молчании его пассажиров, и в плавном движении. Пожалуй, вне евхаристического опыта это один из лучших советов. Но ещё в такие минуты более чем актуальна молитва Иосифа Бродского:

Благодарю за то, что

Ты отнял всё, чем на своём веку

владел я.

(“Разговор с небожителем”)

Может быть, это Бог сметает наши навесные потолки, чтобы мы смогли увидеть Небо? Есть такое русское выражение: “Господь посетил”. По точному наблюдению Марины Цветаевой, значит, Бог в мои двери — раз дом сгорел. Но тогда скорбь о потерях претворяется в благодарность, и тому же Бродскому принадлежит знаменитое:

Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.

Только с горем я чувствую солидарность.

Но пока мне рот не забили глиной,

Из него раздаваться будет лишь благодарность.

(“Я входил вместо дикого зверя в клетку…”)

Плоды Святого Причащения

А Евхаристия умножает нашу человеческую благодарность на бесконечность крестной Христовой любви; этой любовью Христос победил не только внутреннюю смуту, но и саму смерть. Отсюда лаконичная формула священномученика Игнатия Богоносца: Евхаристия есть “лекарство бессмертия” (f£rmakon aqanas…aj). На рубеже XIX–XX веков об этом же говорил преподобный схиархимандрит Гавриил Седмиезерский (Зырянов):

— А почему Вы часто приобщаетесь? — боитесь умереть?

— Нет, я не боюсь смерти или не стал её бояться… И это именно потому, что я приобщаюсь6.

Но даже если нет столь явного действия Святых Таин, не стоит унывать. По мысли младшего современника преподобного Гавриила — преподобного иеросхимонаха Алексия Зосимовского (Соловьёва), Бог Сам решает, как Ему явить Себя нам:

“Плоды Святого Причащения — здоровье души и тела, мир душевный, какая-то радость духовная, лёгкое отношение к внешним скорбям и болезням <…> Эти плоды действуют, если мы не оскорбляем святыню. Если же оскорбляем её, то в тот же день причащения она перестаёт действовать. А оскорбляем мы святыню чем? Зрением, слухом и другими чувствами; многословием и осуждением. Потому в день причащения надо преимущественно хранить зрение и больше молчать, держать язык за зубами.

Если мы не получили плодов после Святого Причащения, надо раскаиваться, смирять себя, считать себя недостойным этих плодов. Быть может, и недостойно причастился? Рассеялся во время службы: можно ведь рассеяться не только блудными, а и другими посторонними мыслями. Отчаиваться же и скорбеть, что не получил плодов Святого Причащения, не нужно. Иначе оно будет для нас как некий талисман. Такое отношение к Таинству — своекорыстно”7.

О том, что совершается в Евхаристии, святитель Иоанн Златоуст писал так:

Хлеб, его же ломим, не общение ли тела Христова есть? Почему не сказал: причастие? Потому, что хотел выразить нечто большее, показать великое единение. Приобщаясь, мы не только делаемся участниками и сообщниками, но соединяемся со Христом. Как тело (Христово) соединено со Христом, так и мы чрез этот хлеб соединяемся с Ним. А почему прибавил: его же ломим? Потому что это делается в Евхаристии, а на кресте этого не было, но было даже противное: кость, говорит Писание, не сокрушится от Него (Ин 19:36). Чего Он не претерпел на кресте, то претерпевает в приношении для тебя, и даёт преломлять Себя, чтобы исполнить всех”8.

Хуже диких зверей…

И здесь же Святитель кое-что заметил про нас, христиан (боюсь, за прошедшие полтора тысячелетия его диагноз не утратил силы):

“В древние времена у предков наших так именно и было: народу же веровавшему, говорит Писание, бе сердце и душа едина (Деян 4:32). А теперь не так, но совершенно напротив: между всеми множество разного рода браней: мы — члены — расположены друг к другу хуже диких зверей”9.

Отсюда и многие переживания.

В качестве примера того, как люди, полагающие себя глубоко верующими и церковными, своим “благочестием” убивают душу собственного ребёнка, приведу историю великого хирурга Н. И. Пирогова:

«Вся наша семья была набожна, и все её члены, за исключением меня (а может быть, и старшего брата, умершего пятидесяти лет <…>), — отец, мать и сёстры — такими же набожными остались и до самой смерти.

Покойница-матушка, умирая в 1851 году на моих руках, соборовалась перед смертью, и последние её слова были: “Верно, я страшная грешница, что так долго мучаюсь перед смертию”; сказав это, она издала последний вздох и скончалась.

И отец, и мать проводили целые часы за молитвою, читая по Требнику, Псалтырю, Часовнику и т. п. положенные молитвы, псалмы, акафисты и каноны; не пропускалась ни одна заутреня, всенощная и обедня в праздничные дни. Я должен был строго исполнять то же.

Я помню, какого труда мне стоило осилить акафист Иисусу Сладчайшему; помню, как непонятным, но неизбежно необходимым представлялось мне чтение: Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и Живый в помощи Вышняго в крове (я читал: в крови) Бога небеснаго водворится.

Помню, как меня, полусонного, заспанного, одевали и водили к заутреням; не раз от усталости и ладанного чада в церкви у меня кружилась голова, и меня выводили на свежий воздух.

<…> Чистый понедельник, сочельники, Великий Пяток считались такими днями, в которые не только есть, но и подумать о чём-нибудь не очень постном считалось уже грехом. Мяса в Великий Пост не получала даже и моя любимица кошка Машка.

Евангелие в зелёном бархатном переплете с изображениями на эмали четырёх Евангелистов, закрытое серебряными застёжками, стояло перед кивотом с образами. Мне его не читали ни дома, ни в школе. Иногда только я видал отца, читавшим из Евангелия во время молитвы, но потом оно закрывалось, целовалось и ставилось вновь под образа.

<…> Я знал наизусть много молитв и псалмов, нимало не заботясь о содержании заученного. Значение славянских слов мне иногда объяснялось; но и в школе от самого законоучителя я не узнал настолько, чтобы понять вполне смысл литургии, молитв и т. д. Заповеди, Символ веры, “Отче наш”, катехизис, — всё это заучивалось наизусть, а комментарии законоучителя <…> считались чем-то не идущим прямо к делу и несущественным. С раннего детства внушено было убеждение другого рода.

Слова молитв, так же как и слова Евангелия, слышавшиеся в церкви, считались сами по себе, как слова, святыми и исполненными благодати Святого Духа; большим грехом считалось переложить их и заменить другими; дух старообрядчества, только уже никоновского старообрядчества, был господствующим.

Я не помню, как и в какой степени вселяли в меня любовь к Богу <…> Но если несомненно, что начало премудрости есть страх Господень, то несомненно и то, что это начало было мне сообщено.

Я почитал и боялся.

Но, конечно, в моём понятии Бог, церковь, таинства, служители церкви и обряды составляли единое целое <…>

Я помню ещё до сих пор, с каким страхом и трепетом я, рыдая, просил однажды прощения у Бога за то, что, по уверению старшей моей сестры, оскорбил Его, отозвавшись ей, не помню в каких выражениях, о замеченном мною вкусе причастия Св. Тайн после приобщения»”10.

Как показывает этот самоанализ, отрешить умного ребёнка от Церкви несложно, особенно если застёгивать Евангелие на все застёжки и всю надежду возлагать на повторение ничего для него не значащих слов. С каким же трудом в преддверии смерти Николай Иванович Пирогов продирался сквозь все эти препоны к Богу…

А стало быть, не только Господь, не только борьба с силами зла, но и наше человеческое участие и сочувствие, наше человеческое слово и поведение либо подводят других людей (да и нас самих) к радости о том, что имена наши написаны на небесах (см. Лк 10:20), либо нет.

Возрастание во Христе

Но как бы трудно ни было в мире людей, не стоит забывать и о том, что Бог остаётся верным всегда и ждёт от Своих детей лишь одного — чтобы мы в Нём росли и взрослели.

Шестнадцать веков назад один христианин писал об этом так:

«Я увидел, что далёк от Тебя в этой стране, где всё от Тебя отпало, и будто с высот услышал я голос Твой: “Я пища для взрослых: расти и ты вкусишь Меня. И не ты изменишь Меня в себе, как телесную пищу, но ты изменишься во Мне”»11.

Тем самым, по мысли блаженного Августина, встреча с Богом не ментальна, но метафизична; она захватывает и осеняет самые глубины человеческого бытия. Не только ум, но и чувства, не только душа, но и тело, причём не только в его благородных частях, а во всей целокупности участвуют в этом сверхсущностном изменении, в котором человек возрастает в меру возраста Христова (ср. Еф 4:13).

Кафоличность христианской сотериологии вмещает не только пространство (Крест и Воскресение достигают всех, где бы кто ни находился), но и время (когда бы кто и сколько ни жил на земле). Христос никого не вычёркивает из книги жизни. Он освящает в Себе все возрасты и все аспекты человеческой природы, сколько бы времени ни прошло от времени зачатия и сколь бы ущербно ни было в каждом отдельном случае человеческое естество. Другое дело, что каждый сам решает, принять или отвергнуть дары искуп­ления. Для воплотившегося и вочеловечившегося Слова чужих среди людей нет, но люди сами могут сделать себя чужими для Его Царствия.

Как пояснял во втором веке священномученик Ириней Лионский, “Он, будучи учитель, имел и возраст учителя, не отвергая человека, не поставляя Себя выше него и не нарушая в Себе закона человечества, но освящая всякий возраст соответствующим ему периодом в Своей жизни. Ибо Он пришёл спасти Собою всех; всех — говорю, — которые через Него возрождаются в Бога, — младенцев, детей, отроков, юношей и старцев. Поэтому Он прошёл через все возрасты, — сделался младенцем для младенцев и освятил их; сделался малым для малых и освятил имеющих такой возраст, вместе с тем подав им пример благочестия, правоты и послушания; сделался юношею для юношей, являясь для них образцом и освящая их для Господа. Он был также старцем для старцев, дабы по всему явиться совершенным учителем, — не только по изъяснению истины, но и по возрасту, освящая вместе с тем и взрослых и служа для них образцом; затем Он дошёл до смерти, дабы быть перворожденным из мертвых и иметь во всем первенство (Кол 1:18), быть начальником жизни (Деян 3:15), первейшим всех и предшествующим всем”12.

Именно это всевозрастное искупление и освящение Господь и преподаёт нам в Дарах Евхаристии. И не мы усваиваем себе то, что принимаем в этом Таинстве, а напротив, Таинство соделывает нас собой. По дерзновенному слову святого папы Римского Льва Великого, Святые Дары претворяют нас в себя: “наше причастие к Телу и Крови Христовым направлено лишь на то, чтобы превратить нас в то, что мы получаем”13.

Оправдание плоти

Я всего человека исцелил (Ин 7:23), — говорит Христос, — это, в частности, означает, что Творец не брезгует Своим творением. Что бы с нами ни случилось, сколь бы страстными и смертными мы ни стали, Бог не бросает Своих, так как не телесность отгораживает нас от Него, а грехи. Поэтому Евхаристия, будучи Таинством Тела Христова, — это ещё и оправдание плоти. В библейских чудесах воскрешения умерших к земной жизни и Воскресения Христова к жизни вечной есть полемический подтекст. Это оправдание тварного бытия и человеческого существования в нём.

По мысли апостола Павла, тело есть храм души, которой дано вместе с ним приобщаться вечной жизни либо растлевать и себя, и его (ср. 1 Кор 3:16; 6:13–20). Отсюда точное замечание Густава Шпета: «Плотиновский стыд тела — только образ. Именно тела-то и не стыдно, — это — выдумка Востока, — а “души” своей бывает стыдно»14.

Лишь бы не каяться…

И именно этот стыд души мы столь часто облекаем в форму особого псевдоблагочестия, которое не допускает нас к Чаше Христовой. Преподобный Алексий Зосимовский вскрывал реальную мотивацию подобных суеверий так:

“Ещё отец Алексий советовал чаще причащаться Святых Таин, чаще очищать свою совесть исповедью: раз или два в месяц. На исповеди нужно открываться не только в дурных помыслах, но также и в хороших. Он говорил, что те, которые думают, что будто бы нельзя причащаться раньше чем через 40 дней, просто выдумали это, так как не хотят часто исповедываться”15.

А преподобный Варсонофий Оптинский подчёркивал, что вне покаяния и причащения душа увядает, становясь бескрылой и беспомощной: “Вот наступает Успенский пост, все вы будете говеть и причащаться Святых Таин. Некоторые мирские думают, что говеть нужно только один раз в году, но это неправильно, лучше говеть почаще. Многие мои духовные дети часто причащаются, оттого и исповедывать мне их легче, я знаю всю их душу. Тех же, которые по два или три года не говеют, исповедывать трудно, очень уж замаранной становится душа, не знаешь, как и очистить её”16.

Отмечу здесь, что молитвенность и духовный опыт преподобного Алексия были столь почитаемы в Российской Православной Церкви, что именно ему поручили тянуть жребий во время выборов Патриарха на Поместном Соборе 1917–1918 гг. С другой стороны, не бегать покаяния и причащения преподобный Варсонофий увещевал своих духовных чад в 1912 году, то есть за год до своего исхода из земной жизни к вечной. Тем самым нет никаких оснований считать данную точку зрения поверхностной и случайной, а не выстраданной и продуманной Преподобными за годы старчества.

Псевдоморфоза евхаристического благочестия

Скорее, напротив, именно в этом беспокаянном самоотрешении от Евхаристии усматривали своебразную духовную псевдоморфозу русского Православия такие современники преподобных Варсонофия и Алексия, как афонские подвижники XIX века и архиепископ Феофан (Быстров). Последний был ректором Санкт-Пе­тер­­бургской Духовной академии, далее проходил служение в различных епархиях Российской Православной Церкви. Молитвенник и образованнейший архиерей эпохи, он принадлежал к тому же кругу неравнодушного к проблемам внутренней миссии духовенства, что и будущий Патриарх Сергий (Страгородский). Он остро предощущал надвигающуюся катастрофу и в те грозовые годы много сил положил на то, чтобы русское обрядовое благочестие вернулось в русло Предания Вселенской Церкви.

К этой теме он обращался в Слове под говорящим названием “О необходимости частого причащения Святых Таин”: “Не премолчим того, что говорят обыкновенно в своё оправдание редко приступающие к Святым Тайнам: мы не достойны, мы не готовы. Мысль сия иногда подлинно происходит от смирения; и тогда она, конечно, не повредит союзу их душ со Христом, подобно как сему не повредило смиренное отчуждение Петрово: изыди от мене, яко муж грешен есмь, Господи (Лк 5:8). Но надлежит осматриваться, чтобы под благовидным покровом имени смирения не притаилась наша холодность к вере и нерадение о исправлении жизни. Ты не готов: не ленись, приготовься. Ты не достоин: не достоин и ни один человек общения со Всесвятым, потому что ни один не безгрешен, но как всякому, так и тебе предоставлено веровать, каяться, исправляться, быть прощёну и уповать на благодать Спасителя грешников и Взыскателя погибших. Ты говоришь, что не достоин: напрасно ты приемлешь на себя чужую должность, удостоить или не удостоить тебя Таинства есть долг тайнодействователя, а не причастника. Ты не достоин: согласимся, что это правда. Что же далее? Неужели ты хочешь и оставаться недостойным? Если ты беспечно оставляешь себя недостойным общения со Христом на земле, не подвергаешь ли ты себя явной опасности остаться недостойным общения с Ним на небеси? Но если ты страшишься своего недостоинства и хочешь от него избавиться, то избавишься ли, удаляя себя от Христа, от Его благодати, от Его силы, от Его жизни? Не лучше ли, посильно исправляя своё недостоинство, прибегать ко Христу в таинстве, чтобы принимать от Него помощь и силу к более совершенному исправлению и преуспеянию в благоугождении Богу?”17.

Афонская норма XIX века

Тем интереснее, что вышеприведённое мнение архиепископа Феофана полностью созвучно тем свидетельствам о литургичности христианской жизни, которые дошли до нас со Святой горы Афон. Вот что в XIX веке говорили о причащении подвижники-афониты:

“В день памяти св. великомученика Артемия, 20 октября, старец Паисий вышел из келлии и сел, чтобы согреться на солнце. День был ясный и тёплый, но старец почувствовал, что озяб; вернувшись в келлию, он лёг на постель и оделся, однако не мог согреться. После этого не вставал уже с постели, пролежав 10 дней. В эти дни он ничего не вкушал, уготовляя себя для перехода в жизнь будущую, а питал дух свой ежедневным причащением Св. Таин <…> Всю эту ночь о. Евфимий ученик старца просидел у одра старца, вопрошая, как ему оставаться по его отшествии. Старец говорил: — Чадо моё, если хочешь спастись, то не пекись, как провести жизнь свою; исповедывайся и причащайся часто; храни любовь со всеми; ненавидящих тебя возлюби всем сердцем и, чем можешь, послужи им; имей страх Божий и память смертную <…> Имей непрестанную молитву Иисусову и внимание, и с этим не бойся часто причащаться Св. Таин!”18.

А вот какие советы оставил старец Паисий в канун своего перехода в вечную жизнь паломникам из России:

“За три месяца до смерти старца Паисия пришлось быть у него одному русскому монаху с родным братом и продолжительно беседовать. Предмет разговора был о частом причащении Св. Таин Христовых. Прежде всего старец спросил мирянина: сколько раз он причащается? И когда тот ответил, что однажды в год, старец умилённо увещевал причащаться каждый месяц или по крайней мере во все посты. Мирянин отозвался, что за житейскими заботами ему это неудобоисполнимо. Старец не согласился на это и сказал: — Если кто захочет, то хоть во сто раз у него будет дел больше, хоть бы он был правитель целой страны, он найдёт время, как находит его для дел земных! — Затем раскрыл необходимость частого причащения, так как мы чрез это таинство теснее соединяемся с Господом и бываем един дух с Ним, и что без сего единения с Господом в этой жизни как соединимся с Ним в будущей? Мирянин возразил, говоря: — Как можно нам приготовлять­ся часто к такому Таинству, когда мы обязаны житейскими делами? — На это старец объяснил, что сущность покаяния заключается не в устном только исповедании духовнику, а нужно иметь постоянно покаянные чувства и во всякое время хранить свою совесть, — хранить в отношении к Богу, к ближнему и самым даже вещам. Когда будешь хранить свою совесть и слушаться её внушений, то исповедь твоя будет пред Богом и духовником всегдашняя, истинная и полная; тогда не усомнись и причащаться Св. Тайн часто. Без наблюдения же над совестию и невнимания её внушениям при делах, какие бы они у тебя ни были, какая же у тебя будет исповедь и покаяние?”19. Старец Паисий почил в 1869 г. Тем самым его совет чаще причащаться относится к середине XIX века и, надо полагать, отражает те представления о норме христианской жизни, которыми руководствовались афонские духовники.

Без Евхаристии древние христиане не могли жить

Как отмечал Н. Д. Успенский, «история сохранила нам потрясающие картины, когда жертва хваления переходила в сораспятие Христу в буквальном смысле. Осуждённый на растерзание зверям Игнатий Богоносец на пути в Рим писал тамошним христианам: “Не делайте для меня ничего более, как чтобы я был заклан Богу теперь, когда жертвенник уже готов, и тогда составьте любовию хор и воспойте хвалебную песнь Отцу во Христе Иисусе <…> Я пшеница Божия: пусть измелют меня зубы зверей, чтобы я сделался чистым хлебом Христовым” [Послание к Римлянам, гл. 2 и 4] <…> В гонение Диоклетиана в Абилинитине (Африка) была замучена группа христиан, которые на суде показали, что они знали, что за ними следят имперские сыщики и что они будут обнаружены и казнены, но они из-за долгого отсутствия их епископа Фундануса так истосковались по Евхаристии, что решились больше не прятаться, вызвали пресвитера, который и совершил им Евхаристию. За это они заплатили жизнью [“Acta Marturum Abiliniti­nen­sium”]»20.

Всё каноническое право Церкви, которое начинает формироваться уже во II–III веках, выстраивается вокруг евхаристического богослужения. Общей нормой всех канонических правил было следущее: для мирян падение в тяжкий грех означало отлучение от Таинства Церкви; и мера греха определялась временем этого разобщения со Христом. То же самое имело место и для для клириков: для них подобное падение влекло за собой утрату права на служение литургии.

Более того, сам добровольный отказ верных от причащения на литургии воспринимался как грех, нуждающийся в епитимии. В Древней Церкви крайнее недоумение вызывало то, что сейчас стало распространённой практикой, — когда христиане приходили в храм, чтобы “отстоять” или “прослушать” литургию. Таковое поведение расценивалось как грех, нуждающийся в покаянии (Апост. правило 9; Трул. 66, 80; Антиох. 2; Сердик. 11).

Как пояснял блаженный Августин христианам, только начинавшим свою церковную жизнь после крещения: «Если же вы — тело Христово и члены Его, то таинство ваше — на трапезе сей возлежит. Вы приобщаетесь вашему таинству. “Аминь” отвечаете вы на то, чем являетесь, и, так отвечая, вы ставите подпись. Ты слышишь: “Тело Христово”, и отвечаешь: “Аминь”. Будь членом тела Христова, чтоб “аминь” твой был правдой»21.

Некоторые исследователи связывают угасание литургического благочестия с появлением монашества. Не исключено, что мнимое подвижничество склоняло иных монахов к отказу от причащения как недостойных и неподготовленных. Но нормой благочестия в монашестве считалась всё же жизнь литургическая. Проповедник монашества на Западе, лично познакомившийся с традициями восточного подвижничества, сам аскет, Иоанн Кассиан Римлянин подобно древним христианам настаивал на том, что “нам необходимо ежедневно питаться священною плотию Агнца”22.

Тем самым обращаясь к тем, кто уклонялся от причащения под предлогом недостоинства, преподобный Иоанн показывал абсурдность этого псевдоблагочестия: либо никто не достоин причащения, ибо каждый из нас — грешник, либо таинство причащения тем более необходимо для нас, но приступать к нему надо со смирением. При этом, говоря о норме литургической жизни, преподобный Иоанн идёт царским путём, говоря о желательности приобщения в господские, то есть воскресные дни:

“Впрочем мы не должны устраняться от причащения Господня из-за того, что сознаём себя грешниками; но ещё более и более с жаждою надобно поспешать к нему для уврачевания души и очищения духа, однако ж с таким смирением духа и верою, чтобы считая себя недостойными принятия такой благодати, мы желали больше врачевства для наших ран. А иначе и в год однажды нельзя достойно принимать причащение, как некоторые делают, которые, живя в монастырях, достоинство, освящение и благотворность небесных таинств оценивают так, что думают, что принимать их должны только святые, непорочные; а лучше бы думать, что эти таинства сообщением благодати делают нас чистыми и святыми. Они подлинно больше гордости высказывают, нежели смирения, как им кажется; потому что когда принимают их, то считают себя достойными принятия их. А гораздо правильнее было бы, чтобы мы с тем смирением сердца, по которому веруем и исповедуем, что мы никогда не можем достойно прикасаться Святых Таин, в каждый господский день принимали их для уврачевания наших недугов, нежели превознесшись суетным убеждением сердца, верить, что мы после годичного срока бываем достойны принятия их. Посему, чтобы мы могли это уразуметь и с плодом держаться этого, будем усерднее умолять милосердие Господа, чтобы помог нам совершать это”23.

Входят в церковь обычные люди, а выходят они из неё родными Богу. Как это происходит — тайна. Но на каждой литургии Христос вновь и вновь приходит к нам и изменяет нас в Себя, если мы, конечно, не против.

1См. подр.: Диакон Андрей Кураев. Дары и анафемы. М., 2003. С. 447–451.

2Архимандрит Сергий (Страгородский). Православное учение о спасении. Опыт раскрытия нравственно-субъективной стороны спасения на основании Св. Писания и творений святоотеческих. Изд. 2-е. Казань, 1898. С. 113–114.

3Есть такое вроде бы юмористическое выражение: медицинский факт как обозначение и пример факта непреложного. Так вот, медицинский факт состоит в том, что если желудку нечего переваривать, он потихоньку начинает переваривать себя. — Ред.

4Луг Духовный. Гл. 63.

5Многократно упоминалась зловещая параллель из Булгакова, который, как известно, Гоголя любил и почитал: хотела было перекреститься кухарка, увидев в мирном арбатском дворике трёх чёрных коней и всадников в чёрных плащах, да Азазелло крикнул: “Отрежу руку”, — и опустилась рука, и впрямь как отрезанная. А напрасно. — Ред.

6Архимандрит Симеон (Холмогоров). Схиархимандрит Гавриил, старец Спасо-Елеазаровой пустыни. СПб., 1996. С. 78–79.

7Протоиерей Илья Четвертухин, Евгения Чертвертухина. Иеросхимонах Алексий, старец-затворник Смоленской Зосимовой пустыни. М., 1995. С. 162.

8Святитель Иоанн Златоуст. Беседы на Первое послание к Коринфянам // Творения. Т. 10. Кн. 1. СПб., 1905. С. 236–237.

9Там же. С. 237.

10Пирогов Н. И. Вопросы жизни. Дневник старого врача. Иваново, 2009. С. 122–124.

11Аврелий Августин. Исповедь блаженного Августина, епископа Гиппонского. Кн. VII, 10. М., 1991. С. 180.

12Священномученик Ириней Лионский. Пять книг обличения и опровержения лжеименного знания. СПб., 1900. С. 174.

13Святитель Лев Великий. Проповедь 63, 7 // PL 54, 3.

14Шпет Г. Г. Философские этюды. М., 1994. С. 334.

15Протоиерей Илья Четвертухин, Евгения Чертвертухина. Указ. соч. С. 174.

16Преподобный Варсонофий Оптинский. Духовное наследие. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1998. С. 224.

17Архиепископ Феофан (Быстров). О необходимости частого причащения Святых Таин // Святитель Феофан Полтавский новый затворник. Творения. СПб., 1997. С. 224.

18Иеромонах Антоний Святогорец. Жизнеописания афонских подвижников благочестия XIX века. Джорданвиль, 1988. С. 92.

19Там же. С. 94.

20Успенский Н. Д. Анафора // Богословские труды. № 13. 1975.

21Блаженный Августин. Проповедь в день Пятидесятницы к неофитам, о таинстве Тела и чаши Господней / Пер. диакона Августина Соколовски и С. Кима // Церковь и время. 2010. № 4(53). С. 112.

22Преподобный Иоанн Кассиан Римлянин. Писания. М., 1892. С. 77.

23Там же. С. 605.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Лучшие материалы
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.