У крайнего дома улицы Целинной стоит несколько легковых машин и микроавтобус с надписью «Следственный комитет». Ворота открыты. Возле машин прогуливается полицейский: следит, чтобы никто не вошел во двор.
На лавочке у дома напротив сидят две женщины. Рядом с ними стоит еще одна. Это — родственницы убитых.
— Мы утром узнали, вот сидим и плачем. А что мы? А пускать — не пускают. Никого не видели еще, ничего не знаем.
У женщин красные от слез глаза.
«Беги скорей, он их там всех убил»
Утром 5 июня фельдшеру Татьяне Прахт позвонила дочь убитых Марина.
— Она кричала, плакала: «Тетя Таня, беги скорей, он их там всех убил». Или «перерезал» — я вот не помню теперь, в голове каша, — тихо рассказывает Татьяна. — Я говорю: «Почему ты так решила? Что придумала? Успокойся, что случилось?» Она опять. Я говорю, может, они… Ну, они периодически злоупотребляли алкоголем. Может, они выпили. «Нет, они все недоступны, нет, они не пили. Он их там всех убил». Я говорю: «Ты участковому звонила?» Она говорит: «У меня нет номера», — и отключилась.
Татьяна сама позвонила участковому — 23-летнему Дмитрию Максимову. Он был уже в курсе и как раз собирался поехать к дому Хнычевых вместе с главой Джиримского сельсовета Александром Капраном. Татьяна пошла пешком — убитые жили в нескольких домах от нее, на той же улице.
Когда она подошла к дому, подъехали и участковый с главой сельсовета. Они зашли во двор и увидели, что на крыльце животом вниз лежит хозяйка дома Светлана.
— Я ее осмотрела. Она была без признаков жизни, с перерезанной шеей, — рассказывает Татьяна.
Дмитрий позвонил своему начальству и услышал, чтобы в дом они не заходили и ждали следственную группу из районного центра Шира. «Сказали, проходить нельзя, топтать нельзя». Чуть позже участковому все же разрешили войти в дом и проверить, есть ли кто там в живых.
Дмитрий — двоюродный брат Татьяны. Участковым он работает недавно. Табельного оружия у него еще нет.
— Я говорю: «Ты возьми хоть какую-то палку», — рассказывает Татьяна. — Ну, кто знает, может он [убийца] дома сидит? Пошел на свой страх и риск. Говорит: «Нет никого, ребятишки без признаков жизни».
Фото убитой семьи. Коллаж: Алена Васильева, «КП Красноярск»
Ребятишки — это сын Светланы 19-летний Вадим и ее семилетняя внучка, дочь звонившей Марины.
Позже в бане участковый нашел еще один труп — Сергея Хнычева, брата хозяина дома Владимира. А когда приехали ширинские следователи, нашлось тело самого Владимира — в огороде среди кустов картофеля. У всех было перерезано горло.
«Вова его сбил на машине»
Подозреваемого задержали в этот же день — 36-летнего Федора Панова. По слухам, он встречался с Мариной. Именно его она имела в виду, когда звонила Татьяне.
Как рассказывают местные жители, Панов после Хнычевых отправился зачем-то в другой дом. К этому времени уже вся деревня знала, что случилось, и все заперлись. Но в том доме были только дети. Матери семейства позвонила ее сестра, которая увидела Панова в окне, со словами: «Он ломится к тебе».
— Она туда полетела с мужем. С крыльца его, и за ограду выкинули. Они живут в переулке, он побежал с переулка, и Вова его сбил на машине… И потом Женя ломиком по ногам, чтобы он не убежал, мало ли что у него в руках… Участковый приехал… — рассказывают местные жители.
У главы сельсовета Александра Капрана немного другая версия произошедшего: Панова зажали в переулке между двумя машинами. Капран с участковым в это время были в доме Хнычевых. Им позвонили, сказали, что задержали Панова, и Максимов с Капраном поехали в тот самый переулок. Говорит, что вовремя успели — еще немного, и жители бы устроили самосуд.
Панова связали и передали полиции.
…Трое жителей, которые задержали Панова, вечером 5 июня стоят неподалеку от дома Хнычевых — у дома наискосок. Это мужчины лет 30–35. Но разговаривать с журналистами они не хотят. «Мы ничего не знаем, — наперебой говорят корреспонденту «Правмира», — это не мы, кто вам сказал, что это мы?» У мужчины в красной футболке пьяные глаза. Он обнимает за шею женщину с веснушками. С внутренней стороны некрашеного палисадника висит пакет — периодически оттуда достают бутылки пива или семечки.
— Тварь он, как можно быть таким конченным? Еще бы немного, я бы его точно убил… И сам сознался. Меня до сих пор трясет, — зло говорит мужчина в серой кепке. На него шикают, кивая на меня.
— Сейчас Эльмирку откачивали, ей плохо было… — подходит к компании еще одна женщина. Эльмира — дочь убитой Светланы. — Марине звонили, она говорит: «Меня начальник не отпускает»…
— Ага, не отпускает он ее, — презрительно говорит мужчина в кепке. В руках у него бутылка пива. Голос дрожит, но не от выпитого. — Это из-за нее все…
«Нам запроса не поступало»
Федор Панов почти полгода назад выпустился из тюрьмы. Когда ему не было еще 18-ти, он сел за двойное убийство. Тогда Панов зарезал и поджег в Джириме двух женщин, одна из них была беременной.
В Джирим Федор приехал в самом начале весны. И поселился в доме, где вырос. Воспитывала его бабушка. Родителей Панова собеседники «Правмира» не помнят.
— Я узнал о том, что он освободился и пришел на территорию, где-то на второй день после того, как он здесь появился, — рассказывает «Правмиру» глава сельсовета Александр Капран. — Появился он не сразу после освобождения. Где он скитался, я не знаю. Предполагаю, что он планировал сменить место жительства, уехать куда-то. Где-то у него есть то ли сводная сестра, то ли какая. Скорее всего, он сюда не пытался ехать. Но когда он туда не попал, у него выхода не было.
Александр работает главой сельсовета уже больше 10 лет. Обычно, говорит он, когда человек освобождается из мест заключения, в администрацию приходит запрос из колонии. «Такого-то числа освобождается такой-то человек. Он намерен выехать на место жительства к вам на территорию…» В этот раз запроса не было.
— Я встречаю участкового: Дмитрий, так и так, ты в курсе, что у нас Панов освободился? — продолжает Александр. — Он говорит: «Нет, нам запроса не поступало». К ним тоже не приходил запрос. А сегодня будут искать крайнего. Посмотрим, чем это обернется, мне самому интересно.
Александр сидит за рулем своей черной «Лады», припаркованной у дома Хнычевых. Вокруг на лавочках сидят местные жители — компаниями по несколько человек. Следственные действия продолжаются уже 12 часов. Все это время Александр находится здесь. Он был понятным при осмотре. Мужчину трясет.
— Я говорю [участковому]: «Ты доедь, познакомься. Все, что необходимо после того, как человек освободился, делайте», — продолжает Александр. — Потом мы повстречались, он говорит: «Да, действительно освободился. <…> Все, я с ним переговорил, он поедет и встанет на учет». Я успокоился.
Первые четыре месяца Панов вел себя «тише воды, ниже травы». Дом, в котором жила его бабушка, был запущен (женщина к тому времени уже умерла). Федор вывез мусор, начал обустраиваться. Местные жители помогали ему: кто-то принес мебель, кто-то помогал продуктами.
— Хотя люди были шокированы, когда он вернулся, но помогали, — говорит Александр.
Панов, по словам местных жителей, постоянной работы не имел, но подрабатывал пастухом. Иногда выпивал. В какой-то момент начал встречаться с 30-летней Мариной Хнычевой.
— Ей многие говорили: зачем он тебе нужен? Влюбилась, — рассказывает местная жительница Кристина (имя девушки изменено).
У дома, где стоят якобы задержавшие Панова мужчины, журналист местного телевидения записывает стендап. Мужчины что-то ему кричат. «Вы нам мешаете работать…» — начинается перепалка.
По улице раздается поставленный голос ТВ-корреспондента: «Жуткое убийство, произошедшее в маленьком селе Ширинского района, выглядит гораздо страшнее, чем в любом фильме ужасов…» Журналист сбивается. Перезаписывает несколько раз.
«Лаял, как беззащитный щенок»
Хнычевы были тихой семьей, говорят местные, хоть иногда и выпивали. Но пили «своим домом». Вместе с супругами Владимиром и Светланой жил брат-близнец Владимира Сергей и 19-летний сын Вадим. У Вадима была инвалидность с детства — он был с умственной отсталостью и эпилепсией. Светлане было 56 лет, Владимиру и Сергею — 58.
— Получали три пенсии, неплохие деньги. Дома есть все: техника… — рассказывает Александр. — То есть жили, ну, нормально, живи — не хочу! Но вот эта маленечко широкая глотка… Перестанут пить — наведут порядок, приведут себя в порядок — любо-дорого посмотреть. Идут по деревне. Ну, не буянили, сразу скажу.
Когда Вадим был ребенком, его родители, по словам Александра, стояли на учете. «Когда люди пьют, воспитанием сына не занимаются». С учета их сняли, когда Вадиму исполнилось 18 лет.
10 лет назад Вадим поджег свой дом.
— Это был первый год моей работы, — вспоминает Александр. — Мы их всех вытаскивали, ее [Светлану] вытащили уже почти мертвую. Я напугался. Я помню, что она осталась жива благодаря мне — я ее откачивал. Думал еще, что пострадаю от этого — я ей сломал два ребра [когда делал массаж сердца].
После пожара администрация села выделила Хнычевым новую квартиру — ту самую, где произошло убийство. Александр постоянно опасался, что Вадим снова устроит пожар. Но пожара не случилось — произошла более страшная трагедия.
— Ну вот, видишь, судьба свела этих, Марину эту… — Александр тяжело вздыхает. — В итоге потерять всех.
Что именно случилось между Федором и Мариной, сегодня точно сказать не может никто. Предполагают, что Панов позвонил девушке сразу после убийства или перед тем, как его совершить — и потому она сообщила по телефону, что семью зарезали. Говорят, что между парой произошла ссора. Кто-то говорит, что Марина изменила Федору. Кто-то — что она хотела с ним порвать. Капран винит в случившемся девушку: «Я только считаю виноватой их дочь, у которой также погибла дочь ее…»
— Ее сегодня здесь нету, Марины, — говорит Александр. — Она, говорят, находится в следственном… Но она и побаивается сюда приехать. Остался вот старший брат ее, — Капран кивает на сидящего на лавочке у дома напротив мужчину, — он готов ее своими руками задавить. Вина вся легла на ее плечи.
Капран с минуту задумчиво молчит и продолжает:
— Ну, сегодня, когда его [Панова], как говорится, взяли, вел себя как животное, на самом деле. Благо мы подъехали, успели — его бы просто убили. Лаял, как беззащитный щенок. Ему что оставалось делать? Просто тявкал. Пытался каждого оскорбить. Это естественно, когда человек уже знает, что безвыходное положение, надо потявкать. Напоследок. И он тявкал на тех людей, которые [ему] помогали [когда он пришел из тюрьмы]. Они в шоке были просто.
— Прям убили?
— Да делать нечего, — уверенно говорит Александр. — И в первую очередь убил бы сын погибшей. Он просто его изъездил бы на машине. Я встал [перед Пановым], говорю: «Переедешь его — переедешь меня. Ты сегодня искалечишь себе жизнь. Потерял всех, и за дурака сядешь».
— Я сейчас переживаю, — продолжает Александр, — сейчас его [Панова] должны привезти на следственный эксперимент. Все предупреждены. Он [cын убитой] здесь. Чего ждет? Не дай Бог чего… Я предупредил участкового, чтобы взяли его в клещи. Не дай Бог он выдернет откуда-нибудь ружье или еще чего…
…В девять часов вечера в Джириме густые сумерки. Следственные действия продолжаются. За домом следят жители с соседних лавочек. Напротив под большим кустом сидит сын погибшей. Посреди дороги, немного покачиваясь, стоит молодой мужчина в серой кепке. Он разговаривает по телефону и с чувством говорит в трубку: «Тварь».
